Вариация

ХАДСОН

— А ну, прекратите! — заорал я, перекрикивая рев разбушевавшегося океана и истошные вопли мужчины за сорок, которого пытался спасти.

Против его воплей я, в общем-то, ничего не имел.

А вот то, что он меня топил, действовало на нервы.

Парень навалился мне на плечи, будто я его личное спасательное средство, и я снова нахлебался атлантической воды.

Ну все! Сбросив его руки, я высвободился, оттолкнулся ногами и глубоко вздохнул, а затем перевернул барахтающегося парня и прижал его спиной к своей груди.

— Хватит, а то утопите нас обоих!

— Я не хочу умирать! — взвизгнул он.

— Да что вы говорите! А я, думаете, хочу?

Я придержал его руки и поплыл, изредка оборачиваясь, чтобы не терять из виду его собаку. Золотистый ретривер изо всех сил греб лапами рядом с перевернувшейся в опасной близости от нас лодкой. Судя по времени сигнала бедствия, они пробыли в воде более сорока пяти минут. Собака едва удерживала голову над волнами.

— Не дергайтесь, дайте дотащить вас до корзины. А потом я вернусь за собакой.

— Да к черту собаку!

Мужчина вцепился мне в руку, пытаясь вырываться. На секунду я задумался, в каком порядке спасать этих двоих. Возможно, стоило все же начать с собаки.

— Вы слишком близко к месту крушения, а у нас топливо на исходе, — послышался в коммуникаторе голос Ортиса, но я не мог высвободить руку, чтобы нажать кнопку и ответить пилоту вертолета, зависшему слева от нас.

Я постарался отплыть подальше от тонущего судна — какого-то семиметрового воднолыжного катера — и оказался прямо под нисходящим воздушным потоком от лопастей вертолета. Вода брызнула в лицо, от чего мужик забарахтался еще сильнее. Его внезапно освободившийся локоть пришелся мне точно в челюсть.

Я почти не почувствовал боли, но знал, что она настигнет позже.

— А ну, быстро в корзину!

Спасенный полез в корзину практически по моей голове. Я освободился от веревки и посигналил Бичману, что корзина готова к подъему.

— Принято, — ответил Бичман, стоявший у подъемника. — Поднимаю.

Корзина поползла вверх, а я развернулся к катеру.

— Эллис! Ты куда собрался? — отчитал меня через наушник Ортис, и я почти что почувствовал на себе его свирепый взгляд.

— За псом, — ответил я, нажав на кнопку коммуникатора, нырнул и поплыл к перевернутой лодке.

Лучи утреннего солнца отражались от блестящего корпуса: катер явно купили совсем недавно. Я отчетливо расслышал, как Ортис проворчал по радиосвязи:

— Кто бы сомневался.

— Ты же не запретишь спасать собаку?

Я убрал палец с кнопки и поплыл дальше.

— Давай живее. Топлива осталось минут на десять.

Когда поступил вызов, мы патрулировали территорию. Не встреть мы этот катер, могли бы зависнуть здесь еще на несколько часов.

Я плыл к собаке, сражаясь с волнами. Та безуспешно карабкалась обратно на борт, и я тихо выругался. Слишком близко к лодке. Я сложил губы трубочкой и свистнул. Пес навострил уши, но тут его накрыло резко поднявшейся волной.

Твою ж мать!

— Даже не смей… — пригрозил Ортис, но я уже вставил загубник.

Я нырнул, проплыв в опасной близости от накренившегося судна, схватил собаку за ошейник и, прижав к себе на удивление маленькое тельце, выплыл обратно на свет. То ли я ошибся насчет породы, то ли это был щенок.

Едва мы вынырнули, собака задышала. И слава богу, потому что делать искусственное дыхание псам я не умел. Я прижал ее к груди, выплюнул загубник и поплыл назад, подальше от злополучного катера, который вообще не следовало выводить в такую погоду.

— Хорошая работа, — сказал я.

— Пассажир в безопасности, — объявил Бичман по коммуникатору. — Спускаю за вами корзину, Эллис.

— Принято.

Когда мы попали в воздушный поток вертолета, собака даже не вздрогнула. Дышала она медленно. Переохлаждение. Май в наших краях не самое подходящее время для купания.

— Почти выбрались. Ты умница, — снова сказал я и погладил ушастую голову рукой в перчатке.

Как только корзина опустилась, я посадил в нее щенка, а затем забрался и сам со всей грацией, на какую только способен парень в ластах. Усадил собаку на колени и, крепко ее ухватив, нажал кнопку связи.

— Пассажир спасен. К подъему готов.

— Вас понял. Поднимаю корзину, — ответил Бичман.

Секундой позже мы взмыли ввысь и с высоты птичьего полета увидели, как воднолыжный катер постепенно погружается под воду. За последние десять лет я видел не меньше сотни подобных сцен.

— Хорошо, что тебя там не было, — сказал я, хотя щенок явно не расслышал из-за шума вертолета.

Бичман затащил нас в кабину. Увидев собаку, он в кои-то веки перестал жевать жвачку и широко улыбнулся под шлемом:

— Все пассажиры на борту.

— Вас понял. Возвращаемся на базу, — ответил Ортис из кресла пилота.

— С собакой на борту, — добавила из кабины Шэдрик, оглянувшись через плечо и сверкнув улыбкой.

— Да, с собакой на борту, — кивнул я.

Я сел в кресло и переобулся в кроссовки: куда удобнее, чем разгуливать в ластах. Бичман завернул щенка в одеяло. Теперь оценить возраст собаки было легче: на вид ей было месяцев семь-восемь. Бичман передал мне промокший сверток и поспешил заняться хозяином пса — тот смотрел в окно остекленевшим взглядом. Еще одна знакомая картина для спасателя.

— Станция Кейп-Код, на связи Эхо-шесть-восемь, — передал Ортис по широкополосному каналу связи. — Прибываем с пассажиром. Нужна медицинская помощь. Подозрение на переохлаждение.

Пока диспетчер отвечал, я все крепче прижимал щенка к груди. Глаза у собаки слипались; не помогал даже массаж, который я делал, чтобы разогнать кровь.

Обратный путь до Кейп-Кода занял двадцать минут. К моему облегчению, когда мы добрались, собака все еще дышала. Пока пилоты отключали приборы, мы c Бичманом помогли мужчине выбраться из кабины и проводили к машине скорой помощи.

— Собаке месяцев семь? — крикнул я, перекрывая затихающий шум замедляющихся винтов, как только мы отошли подальше от вертолета.

— Что-то около того, — ответил парень, кутаясь в одеяло поверх неоново-зеленого поло. — Точно не помню.

— Как ее зовут?

Я перехватил щенка поудобнее. Мы подошли к бригаде медиков и командиру. Капитан Хьюитт всегда выглядел немного раздраженным, но сейчас был вне себя от ярости.

— Сэди, — пробормотал парень. — Моя бывшая так ее назвала. — Он поднял на меня взгляд. — Может, катер все-таки удастся поднять?

Этот чудик серьезно?

— Нет. Ему уже не помочь, — ответил за меня Бичман и передал медикам сводку о пациенте. — Не зря это место называют кладбищем Атлантики.

— Ты рисковал экипажем из-за собаки? — спросил меня капитан Хьюитт, нахмурив густые серебристые брови и скрестив руки на идеально отглаженной форме.

Кажется, меня ждала очередная лекция о том, насколько я безбашенный, но я давно усвоил: лучше рискнуть собой и вернуться с выжившим, чем даже не попытаться.

— Никакого риска для экипажа не было. Закончили за пять минут до критического срока Ортиса, — ответил я.

Я передал Сэди медику и почувствовал, что закипаю от гнева: хозяин на щенка даже не посмотрел.

— Ей нужен ветеринар.

Медик кивнул.

— Ты избежала печальной участи, кроха. — Бичман на ходу почесал собаку за ухом. — Я бы даже сказал, ты от нее уплыла.

Тяжкий вздох капитана Хьюитта чуть не сбил меня с ног, как поток из-под лопастей вертолета.

— Почему с вами вечно одни проблемы, старшина Эллис?

— Потому что я всегда оказываюсь в нужное время в нужном месте, — пожал плечами я.

Это было моим величайшим благословением, но в то же время величайшим проклятием.

— Самый везучий сукин сын из всех, кого я знаю. — Бичман постучал по моему шлему.

Мы с Эриком перевелись на авиабазу Кейп-Код примерно в одно и то же время. За три года этот калифорниец стал моим лучшим другом, ближе него и семьи у меня никого нет. Капитан Хьюитт закатил глаза:

— Высохните как следует. Увидимся послезавтра.

Ура! Целый выходной перед следующей сменой!

— Так точно, сэр.

— Какие планы на вечер? — спросил Бичман. Мы шли к ангару; он сунул шлем под мышку и провел рукой по коротким каштановым кудрям. — Если вдруг забыл, сестра Джессики жаждет с тобой познакомиться.

— Я подумаю.

Я и правда думал, пока не открыл шкафчик и не увидел на телефоне сообщение от Кэролайн.

Спустя два часа и одно переодевание я вошел в незапертую боковую дверь с двумя пакетами продуктов в руках и оказался на родительской кухне… то есть на кухне Кэролайн. Пять лет назад моя старшая сестра выкупила у родителей дом и кафе. Они оставили ей заведение и уехали с побережья, но для меня это все еще было их кафе.

— Я пришел! — объявил я, перекрикивая доносившуюся сверху классическую музыку, и положил пакеты вместе с ключами на столешницу кухонного острова.

Кухня не менялась с тех пор, как я перешел в среднюю школу. Тогда мама была без ума от яблок. Она поклеила обои с рисунком из яблок и повесила занавески с таким же узором. Даже ручки выдвижных ящиков были сделаны в виде красных яблок. Кэролайн постоянно твердила, что надо бы сделать ремонт, но так ничего и не тронула. Время здесь словно остановилось. Вернувшись сюда три года назад, я почувствовал себя чужаком. Я изменился, а мой дом — совсем нет.

— Спасибо! — Кэролайн вошла в комнату, на ходу закалывая шпильками светлые волосы, чтобы не лезли в лицо. — Что бы я без тебя делала, Хадсон!

Она чмокнула меня в щеку и заправила в джинсы белую форменную рубашку с вышитой надписью «Эллисы» на груди.

— Есть идеи, где он? — спросил я, стараясь скрыть раздражение в голосе, и приподнял козырек бейсболки с эмблемой «Брюинз».

Субботние смены приносили Кэролайн большую выручку, и Гэвин это знал. Не явиться сегодня было просто свинством.

— Наверное, отсыпается, — бросила она, пожав плечами, и потянулась за сумочкой, висевшей у двери. — Ты же знаешь Гэвина.

— Еще бы.

К сожалению, именно поэтому меня и не удивило утреннее сообщение сестры. Полагаться на Гэвина — все равно что на однослойную туалетную бумагу. Из-за его легкомысленности мы вечно влипали в какое-нибудь дерьмо, и со временем его нелепые отговорки перестали казаться такими смешными.

— Если он появится, дай знать. Я заканчиваю в пять, — сказала Кэролайн, взглянув на часы.

Обе стрелки стояли почти вертикально.

— Выдержишь с ней пять часов? Она… не в духе.

— Ей же десять.

Светильник с тремя лампочками над островком задребезжал, и музыка оборвалась.

— Просто ты единственный, кто нравится моей дочери. Наверняка она только что заметила твой пикап у дома, потому что до этого музыка не смолкала два часа, — сказала Кэролайн, перекинув сумочку через плечо. — А вот меня она, кажется, считает врагом общества номер один.

— Если согласишься записать ее в школу Мэдлин, это поможет.

Судя по плейлисту, они опять поругались из-за балета.

— А потом смотреть, как моя дочь превращается в избалованную фифу? — усмехнулась она, услышав легкие шаги на лестнице. — Ни за что! Мало того, что сестрички Руссо со своими постными минами и августовским конкурсом превращают этот город в цирк, — они еще и морочат голову нашим девочкам, которые потом лелеют надежду, что у них есть шанс обойти этих претенциозных соплячек и получить стипендию в этой дурацкой школе! Меня просто… — Она напряглась, как струна. — В общем, ни за что.

Ну началось.

— А вдруг у Джунипер получится? Не попробуешь — не узнаешь.

Я по обыкновению пропустил мимо ушей ее выпад в адрес самой известной семьи отдыхающих в нашем городке, но сердце сжалось. Я сунул руки в карманы джинсов. Теперь только одна сестра Руссо бывала в Хэйвен-Коуве каждый август — Энн. Ева и Алли — ни разу. Может, оно и к лучшему.

За спиной скрипнула ступенька, наверняка третья: в детстве она всегда выдавала и меня.

— Балерины и их конкурс делают Хэйвен-Коуву кассу. На это ты вроде не жалуешься, — заметил я.

Сердце защемило сильнее. Почему я по-прежнему так сильно скучаю по ней, ведь прошло десять лет? Я все еще тосковал по глазам цвета виски, по тому, как она морщила нос, когда смеялась, по ее улыбке — не безупречной и фальшивой, какой она одаривала других, а искренней, предназначавшейся только мне. А еще она умела слушать, очень редкий дар…

— Кассу делают их родители. И поддержи меня для разнообразия, — сказала Кэролайн, ткнула в меня пальцем и приподняла брови. — Вы с Гэвином во всем потакаете Джун, а мне хочется, чтобы хоть кто-то из вас был на моей стороне.

Ее плечи поникли. Она вздохнула. Свет упал на ее лицо, подчеркнув темно-фиолетовые круги под глазами.

— Мы, дяди, для этого и нужны. Хочешь поддержки — позвони маме с папой, — отрезал я, пожав плечами.

Не слишком ли мы с братом разбаловали племяшку с тех пор, как умер Шон, а Кэролайн осталась матерью-одиночкой? Слишком. Жалел ли я? Ни капли. Когда Шон был при смерти, я дал ему слово, что буду остужать пыл гипертревожной Кэролайн. Должно же в жизни Джун остаться хоть немного радости. Я выполню клятву, и точка.

— Что принес? — Сестра заметила пакеты с продуктами и склонила голову набок.

Я полез в один из пакетов и вытащил связку бананов.

— Тебе уже пора.

— Встретимся в пять, — пообещала Кэролайн. — И спасибо. Правда, Хадсон, без тебя я бы не справилась.

Могла бы справиться, но она настойчиво отказывалась от помощи, которую неоднократно предлагали мама с папой. Однако свое мнение на этот счет я держал при себе.

— Не волнуйся, все под контролем.

Я кивнул на дверь, и Кэролайн вышла, захлопнув ее за собой. Услышав, как машина зашуршала гравием на дорожке, я обернулся к двери в гостиную:

— Все, можешь выходить.

— Дядя Хадсон!

Джунипер вылетела из-за лестницы, вбежала в кухню и бросилась меня обнимать. Взметнулся вихрь длинных каштановых волос; меня обхватили нескладные руки и ноги.

— Привет, Джу-жу!

Я легко поймал ее и крепко обнял, но секунду спустя постарался изобразить серьезность и поставил племянницу на ноги.

— Опять с мамой поругались?

— Она ограничивает мою свободу самовыражения! — заявила Джун, откинув волосы с лица. — Что у тебя с подбородком?

Я осторожно дотронулся до места, на которое она указывала.

— Спасал одного мужика, и он заехал мне локтем.

Джунипер наморщила веснушчатый носик:

— Разве так можно?

— От страха многие творят необъяснимые вещи. Лучше скажи, кто пытает маму Бахом в субботу утром?

— Это был Стравинский.

Она приподняла брови и посмотрела на меня точно так же, как несколько минут назад смотрела ее мать. Хотя Джун удочерили, кое-что явно передалось ей от Кэролайн.

— Это из «Весны священной». Даже если мне нельзя ходить на занятия, смотреть-то балет можно, — заявила она, скрестив руки на груди. — Дурацкие запреты.

— Она мама и имеет право устанавливать запреты.

Хотя Джунипер была права. Смысла в запрете Кэролайн заниматься балетом было столько же, сколько в родительских наказаниях для нас с Гэвином в детстве: запрет выходить из дома скрашивало наличие пожарной лестницы за окном нашей комнаты. Однако родителем тут был не я, так что я сменил тему.

— Ты писала дяде Гэвину?

Джун присела на барный стул у кухонного острова.

— Нет. У меня же вроде как нет телефона. — Она сдержала улыбку и изобразила невинный взгляд.

— Можно подумать, Гэвин не в курсе!

Я отодвинул бананы и выгрузил из пакетов запрещенку. Учитывая, что Кэролайн постоянно пропадает в кафе, мы решили, что телефон Джунипер необходим. К тому же обычно племянницу подвозил Гэвин, даже если не хотел встречаться со мной или Кэролайн.

Карие глаза Джунипер загорелись.

— Печеньки! — Она прижала упаковку к груди. — Ты лучше всех!

— Угу.

Я потрепал ее по волосам и убрал оставшиеся снеки в шкафчик, спрятав их за миксером, которым Кэролайн никогда не пользовалась. Поставляя сахар племяннице, я оставался никудышным братом, зато становился офигенным дядей, и меня это устраивало.

Джунипер разорвала фольгу и отправила в рот половинку клубничного печенья.

— Дядя Хадсон?

— А?

Я бросил сложенные пакеты в стопку на холодильнике, прислонился к кухонному шкафу цвета медового дуба и приготовился обороняться.

— Ты мне поможешь, если я найду способ переубедить маму и разрешить мне заниматься балетом?

Джун отломила крохотный кусочек второго печенья. Она явно что-то задумала.

— Нет, — покачал головой я.

Она нахмурилась:

— Но если бы способ нашелся, ты бы мне помог? До начала учебного года меньше двух недель.

— Если это положит конец бесконечным спорам, я за. Если можно заставить маму передумать, я помогу.

Легко обещать, зная, что ничего не выйдет. Кэролайн скорее разрешит Джунипер набить татуировку, чем запишет ее в балетную школу.

— Поклянись на мизинчиках!

Она протянула мне руку, выставив мизинец. Мы переплели мизинцы, исполнив священный ритуал.

— Клянусь.

Она улыбнулась, и на ее левой щеке появилась ямочка. По спине пробежал холодок.

— Понимаешь… — Джун отправила в рот крохотный кусочек печенья и принялась жевать. — По-моему, она не балет ненавидит, а балерин.

— Логично, — кивнул я.

— Потому что всю жизнь обслуживает в кафе богатеньких туристов.

Она проглотила еще один глазированный кусочек.

— Вроде того.

Я повернулся к холодильнику и достал кувшин с апельсиновым соком.

— А ты не думала пойти на чечетку? Или джазовые танцы?

— Зато ты не ненавидишь балерин, — перебила она, проигнорировав мою попытку сменить тему.

Я налил нам по стакану сока и убрал кувшин.

— Все так.

Сердце пронзила боль. Наверняка можно было как-то избежать этого разговора. Я залпом выпил полстакана, будто сок мог смыть воспоминания, неотступно преследующие меня с возвращения в Хэйвен-Коув.

— Потому что любил балерину, — прошептала Джун.

Желудок сжался, и я чуть не выплюнул содержимое стакана обратно. Я с трудом проглотил сок, чтобы не забрызгать кухню.

— Что, прости?

Стакан звякнул о стол.

— Ты любил Алессандру Руссо, — заявила Джун. Она бросалась словом «любовь», как камушками в море. Сам я подростком ни за что не осмелился бы произнести это слово вслух. — Ну или она тебе сильно нравилась.

Какого черта? Я опешил. Из-за десятилетней племянницы я потерял дар речи. Откуда она… Кэролайн не знала: она бы всех на уши поставила. Даже мама с папой не догадывались. Только Гэвин знал, как я проводил лето те два года подряд.

Я его прибью.

— А значит, она не была ни избалованной, ни претенциозной, — продолжила Джун, раздувая ноздри, словно почуяла запах победы.

Вообще-то Алли как раз была избалованной и претенциозной, но одновременно и не была. В ней сходились противоречия: эгоцентричная, но самоотверженная по отношению к сестрам, избалованная, но добрая, целеустремленная, но сомневающаяся, открытая книга эмоций на сцене и неразрешимая головоломка за ее пределами.

По крайней мере, такой она была в семнадцать лет.

— И даже если вы с ней просто дружили, вряд ли она была злюкой, — продолжила Джун, сложив руки на коленях. — А это значит, если бы мама встретилась и поговорила с ней, она бы увидела, что и я могу стать такой же.

Она задумчиво вздохнула и устремила на меня большие карие глаза, словно прицеливаясь:

— Ты когда-нибудь видел, как она танцует? Она такая красивая и грациозная. Одна из самых молодых ведущих балерин в истории труппы. Она… безупречна.

Это правда. Алли была создана для сцены. Для сцены ее и растили.

Надо взять себя в руки и пресечь этот разговор.

— Послушай, Джун. Не знаю, что тебе наговорил дядя Гэвин, но…

— Не отнекивайся!

Она соскользнула с табурета, сунула руку в задний карман джинсов и хлопнула ладонью по столешнице. На столе осталась лежать фотография.

Я взглянул на поляроид, и сердце пронзила стрела. Я уже много лет не видел этот снимок. Мы с Алли стояли у входа на фестиваль «Классика в Хэйвен-Коув». Я приобнимаю ее за плечи, у нее в руках букет роз, который я купил в продуктовом по дороге на конкурс. С тех пор прошло десять лет, но я отчетливо помнил этот миг: Лина отвлекала миссис Руссо, чтобы Гэвин успел нас сфотографировать.

Зря мы тогда радовались. В тот момент я действительно верил, что между нами все возможно. Но всего через несколько часов мир рухнул.

— Ты рылась в моих коробках на чердаке!

Это был не вопрос. Она подтолкнула ко мне фотографию.

— Они просто там лежали. В смысле, ты вернулся много лет назад, но так и не забрал их к себе домой. — Джун замолчала, опустив глаза, и прошептала: — Да, я рылась в твоих коробках.

— Это все равно что прочесть личный дневник. Ты вмешалась в мою личную жизнь.

Что еще она нашла?

— Понимаю. — Она сделала глубокий вдох, словно собираясь с духом, и подняла глаза. — И мне жаль. Наверно.

— Наверно?!

Мои брови взлетели.

— Ну же, дядя Хадсон! — Она пододвинула фотографию на край стола, но я ни за что бы к ней не притронулся. — Ты встречался с одной из самых известных танцовщиц в мире! Мы могли бы пойти к ней домой и попросить ее поговорить с мамой…

Я поднял палец:

— Во-первых, я с ней не встречался. — Она была моим лучшим другом, и от этого мой поступок казался еще непростительнее. — Во-вторых, если у Руссо здесь летний дом, это еще не значит, что она сейчас в городе. И в-третьих, уж поверь, я последний человек на свете, которого она хотела бы видеть.

Знакомое чувство вины усилилось и грозило вовсе меня поглотить.

— Она здесь уже целую неделю! — Джун спрыгнула со стула и схватила со стола ключи от моего пикапа. — В январе она получила травму и приехала восстанавливаться.

У меня округлились глаза. Алли здесь уже неделю?

— А ты откуда знаешь?

Стоп. В январе?

Джунипер уставилась на меня как на идиота.

— Из «Секондз», — сказала она. — У них с сестрой там аккаунт.

— У тебя есть «Секондз»? — Я прищурился и понизил голос. — А я-то думал, там возрастные ограничения!

— Я тебя умоляю, — закатила глаза Джун. — Мне пришлось добавить себе аж три года, чтобы зарегистрироваться.

Я моргнул. Вот почему я совершенно не готов стать отцом. Черт, как только Кэролайн узнает, до свидания все преимущества быть дядей.

— Поехали, — настаивала Джун. — Далеко она живет? Минут пять на машине?

— Четыре, — пробормотал я. Нет, я не поеду к Алли, ни за что на свете.

— Даже лучше!

Джунипер сунула мне ключи. Я покачал головой и сказал то самое слово, которое после смерти Шона поклялся никогда не произносить:

— Нет.

— Ты же поклялся на мизинчиках! — Она потрясла ключами и умоляюще посмотрела на меня, решительно поджав губы. — Ты же говорил, что никогда не нарушишь клятву на мизинчиках…

Да гори оно все огнем.

Ради клятвы на мизинчиках можно и потерпеть неудобства. Я поднял палец:

— При одном условии. Если Алессандры не окажется на месте, ты положишь эту фотографию туда, где взяла, и мы к этому больше никогда не вернемся.

Пожалуйста, боже, пусть ее не будет дома!

— Договорились, — кивнула Джун и сняла с крючка рюкзак.

Черт. А как же…

— А в «Секондз» случайно не писали, кто еще из Руссо приехал?

Если там ее мать…

— Только Энн и Алессандра. А что?

Она закинула рюкзак на плечи. Раз она знала имя Энн, значит, провела целое расследование.

Неужели я и правда выброшу на ветер десять лет выдержки? Встречусь лицом к лицу с самым большим сожалением за всю свою жизнь?

Джунипер смотрела на меня снизу вверх со всей надеждой и доверием, какие только вмещало ее тельце.

Так и быть. Я готов пойти на это ради Джун.

— Давай скорее с этим покончим.

Через шесть минут мой грузовичок свернул с прибрежного шоссе вдоль бухты, в честь которой назвали город, и оказался на длинной гравийной дорожке, которой я сторонился с самого возвращения. Дом Руссо. «Дом», впрочем, не совсем подходящее название для поместья с семью спальнями, большим гаражом, пятью гектарами земли в самом престижном районе, у пляжа и с пирсом в лучшей точке побережья, который каким-то образом выдержал два последних северо-восточных шторма, обрушившихся на наш городок.

И, будь оно все проклято, дом выглядел точно так же, каким я видел его в последний раз. Тогда я тайком забрался по увитой розами решетке в комнату Алли на втором этаже. Стены были все так же выкрашены серо-голубой краской, а карнизы — белой, на качелях на веранде лежали все те же узорчатые подушки. Воспоминания поразили меня предательским хуком справа.

Натянувшись, как струна, я припарковал машину перед круговой верандой, решив не сворачивать на дорожку к гаражу. Если бы я не любил Джунипер так сильно и не дорожил бы ее непоколебимой верой в то, что я всегда держу слово — что хоть кто-нибудь в этом мире держит слово, — я бы тут же убрался отсюда.

Джунипер вышла из пикапа и взбежала на веранду. На спине подпрыгивал фиолетовый рюкзак. Кстати, а рюкзак-то для чего? Она же не собралась сюда переезжать?

Я выключил зажигание, положил ключ в карман и вылез из пикапа, готовый увидеть на пороге миссис Руссо, которая прогонит меня прочь с угрозами и оскорблениями.

Джунипер позвонила в дверь. Я одолел четыре ступеньки крыльца. Впервые мне было все равно, скрипнут ли они у меня под ногами. Я подошел и встал рядом с Джун; та постучалась. Ладони вспотели, пульс участился. Содержимое желудка рвалось наружу.

Я будто вернулся в свои семнадцать лет, когда старался быть галантным и провожал Алли до двери. И в восемнадцать, когда ее потерял. В мои планы не входило возвращаться на порог ее дома, и это застало меня врасплох. А ведь я был готов всегда и ко всему.

Скажем прямо, это самый безбашенный поступок в моей жизни.

Я сосчитал до тридцати и вздохнул с облегчением, которое притупило укол разочарования.

— Ее здесь нет.

— Не может быть!

Джун снова нажала кнопку звонка.

— А вдруг в «Секондз» что-то напутали? Она уже много лет сюда не возвращалась, Джун, — тихо сказал я.

Она бросила на меня взгляд, в котором смешались отчаяние и паника, и резко развернулась.

— Она должна быть здесь! — крикнула Джунипер через плечо, перепрыгнула через ступеньки и кинулась за дом.

Да она прикалывается.

— Джун!

Я настиг ее в считаные секунды у той самой увитой розами решетки, из-за которой у меня на руках остались два шрама.

— Нельзя вторгаться к людям в дом.

— А может, она на заднем дворе, — сказала Джунипер и устремилась дальше. — Давай просто посмотрим, пожалуйста. Я должна с ней встретиться. Просто обязана!

Она прямо-таки умоляла, и ее глаза лишали меня воли почище криптонита.

Не день, а дурдом какой-то. Я колебался. Мне было не впервой тайком пробираться на этот задний двор. Кроме того, в это время дня Алли обычно занималась в студии. Студия располагалась у входной двери, так что она услышала бы звонок. А значит, ее точно нет дома, что бы там ни писали в этом проклятом приложении.

— Хорошо, — согласился я. По крайней мере, так мы положим конец этому безумию.

Джунипер заулыбалась.

— Кстати, а как вы с ней познакомились? — спросила она, когда мы обогнули дом и очутились у заднего крыльца, на крыше которого я провел бессчетные часы, любуясь звездами вместе с Алли. — Непохоже, что у вас была одна компания.

— Я оказался в нужном месте в нужное время, — сказал я второй раз за сегодня.

— А почему вы больше не дружите?

Джун заморгала и прикрыла глаза рукой, когда мы шагнули из тени на солнечный задний двор. Ухоженный газон резко заканчивался у обрыва, а к пляжу и пирсу вели деревянные мостки.

— Все… сложно, — тихо ответил я.

Окинув взглядом двор с бассейном и пышным цветущим садом, я обнаружил, что и тут никого нет.

— Ты сделал какую-то глупость? — прищурилась Джун.

В споре, о котором она даже не догадывалась, она приняла сторону Алли. И пошла к лестнице в скале. Мне оставалось лишь следовать за ней.

— Мама говорит, это дядя Гэвин склонен творить глупости, а ты у нас всегда поступаешь правильно.

А вот это больно.

— Проклятие того, кто оказывается в нужном месте в нужное время, заключается в том, что иногда поступить правильно нельзя.

Мы добрались до ступенек. Я развернул бейсболку «Брюинз» козырьком вперед, чтобы закрыться от солнца. Перед нами открылся пляж. Я пробежал взглядом вдоль линии пирса и остановился на фигуре в волнах чуть поодаль.

— Но в этом же нет никакого смысла, — возразила Джунипер.

— Да, знаю.

Я подался вперед; все исчезло, кроме этого силуэта в океане. Фигура скрылась в волнах, и я принялся считать про себя, а между тем Джун читала мне лекцию о тонкостях отношений с девочками.

Когда я досчитал до сорока девяти, фигура всплыла, но тут же снова ушла под воду.

Почему-то сомнений не возникло — это Алли.

И она тонула.