Вариация

АЛЛИ

Я должна все исправить. Если из-за нас с Хадсоном Джунипер может грозить опасность или хоть малейшая неопределенность, я должна это исправить. Мне нужен был единственный человек, знавший Лину лучше меня, — Энн.

Я переоделась, упаковала костюм и поставила пионы в раковину с водой в гримерной. После чего отправилась на поиски Энн и нашла ее за кулисами у занавеса.

Она бросила на меня всего один взгляд, передала микрофон ассистенту и пошла ко мне, вежливо улыбаясь всем, кто попадался на пути.

— Что случилось?

Я потащила ее по коридору в кладовку, щелкнула выключателем и закрыла дверь.

— Чересчур таинственно, тебе не кажется? — Она окинула взглядом флаконы чистящих средств и заправила за ухо выбившийся локон.

Дверь распахнулась.

— Вот мне и показалось, я вас увидела. Что вы делаете вдвоем в кладовке? — спросила Кенна, приподняв брови. — Мам, они здесь.

Вот дерьмо.

— Просто…

Времени на раздумья не было. Я тряхнула головой и прибегла к проверенному методу Хадсона — стремительному натиску:

— Заходите.

Мы с Энн отошли в дальний угол. Элоиза с Кенной втиснулись внутрь и закрыли дверь.

— Подумать только… — Элоиза огляделась и скрестила руки на заказном брендовом платье. — Ты решила отпраздновать свою самую решительную победу здесь?

— Мы к этому еще вернемся, — заверила я. — Значит, слушайте: перед удочерением Джунипер Лина заставила Кэролайн втайне взять два обязательства, — выпалила я, чем тут же привлекла всеобщее внимание. — О том, что Джун не будет заниматься балетом и искать свою биологическую семью.

— Не может быть, — покачала головой Энн.

Элоиза моргнула и наклонила голову. Кенна последовала ее примеру. Копия матери.

— Да, — подтвердила я. — Естественно, второе условие действует до тех пор, пока Джунипер не исполнится восемнадцать, но Лина все оформила в письменном виде…

Энн запротестовала:

— Не заниматься балетом? Совсем не похоже на Лину. Все, что мы делали этим летом, было потому, что Лина ни за что не запретила бы своей дочери танцевать.

— А мне кажется, она запретила, — сказала я, понизив голос до шепота.

От дурного предчувствия по спине пробежал холодок. Если я права, все может обернуться очень плохо.

— Сама подумай. Джунипер очень похожа на нас…

— Лина не могла этого знать, — возразила Энн.

— Перестань спорить и послушай, — огрызнулась я.

— Разумно, — заметила Кенна.

Энн заморгала:

— Ладно. Пожалуйста, продолжай.

— У мамы сильные гены. А мы вчетвером были так похожи, что на это всегда обращали внимание. Если у Лины было хоть малейшее подозрение, что Джунипер окажется такой же, и ей не хотелось, чтобы о ней узнали, она должна была позаботиться о том, чтобы никто в округе не наткнулся на девочку, которая выглядит и танцует точь-в-точь как Руссо. Отсюда запрет.

Я скрестила руки на груди, надеясь, что это не прозвучало так, будто я окончательно выжила из ума.

— О, тут все стало ясно, едва она вышла на сцену. Сразу видно, что она настоящая Руссо, — вставила Элоиза. — Особенно в зале, полном зрителей, которые уже лет пятьдесят наблюдают оба поколения вашей семьи и ходят на «Классику», организованную вами же. Сегодня вечером на каждом корпоративном приеме вам будут перемывать косточки.

— Этого я и боюсь.

У меня перехватило горло.

— Допустим, я соглашусь, — кивнула Энн. — Случаи тайного усыновления удручающе распространены. И ладно, скажем, Лина ни в коем случае не хотела, чтобы ребенка обнаружили. Почему?

— Может, Лине было стыдно? — спросила Кенна.

— Лина не знала такого слова. — Я покачала головой, и внутри все сжалось. — Я думала о трех возможных причинах. Во-первых, Лина знала, что мы вмешаемся, если узнаем о Джунипер… что мы и сделали.

— Виноваты, — поморщилась Энн.

— Во-вторых, чтобы оставить удочерение тайным. Мы поняли, что Эверетт не ее отец, как только увидели свидетельство, но… Может ли биологический отец Джунипер и правда оспорить удочерение? Этого сейчас и боится Кэролайн.

Все головы повернулись к Энн.

— Хм… — Между ее бровями пролегла морщинка. — В Массачусетсе? Мне немного не хватает практики, но, насколько я знаю, здесь не регистрируют отцовство. Если отец не знал о рождении Джунипер, а затем установил отцовство, он может подать в суд. Формально поступок Лины — мошенничество. Эверетт не имел права подписывать документы как отец Джунипер.

У меня перехватило дыхание. Тогда у Кэролайн есть все основания бояться.

— Хорошо, но, если бы Лине удалось помешать Джунипер отыскать родных, об Эверетте никто бы и не узнал. Никто не подал бы в суд. А как только Джунипер исполнится восемнадцать, никто не сможет требовать опекунства.

— Обе причины вполне логичны, — согласилась Кенна. — А третья причина?

Сердце у меня упало. Я открыла рот, потом еще раз, но так и не смогла произнести это, высказать свое самое низкое предположение.

— Алли? — Энн взяла меня за руку.

Я перевела взгляд на единственного человека в этой комнатушке, который не отмахнулся бы от моей гипотезы лишь потому, что любил Лину, и мог бы со мной согласиться, потому что прекрасно понимал еще одну переменную в этом уравнении — нашу мать.

Я посмотрела на Элоизу. Она выгнула бровь, задумчиво прищурилась, но направление этих мыслей ей, судя по всему, не понравилось.

— Говори, — велела она. — Раз уж я торчу в этом чулане, выскажись вслух, Алессандра.

Я уже не смогу забрать свои слова обратно, если их произнесу. Но если я этого не сделаю, шансы подставить под удар Джунипер возрастут. Прости, Лина.

— Я думаю, она использовала Джунипер как средство шантажа.

Эти слова, спотыкаясь друг о друга, все-таки сорвались с моих губ.

Брови Кенны взлетели на лоб.

Энн ахнула и выдернула руку из моей ладони.

— Она бы не стала.

Элоиза бросила на Энн понимающий взгляд:

— У Лины было много прекрасных качеств, но ты что, забыла, чья она дочь?

Энн побледнела и поднесла руку к животу:

— Кажется, меня сейчас стошнит.

— Мама знала, — мягко напомнила я ей. — Мама договорилась с Эвереттом. Список составляла не только Лина. Ей помогала мама. По-моему, Лина все-таки постаралась защитить Джунипер. Она отдала ее в семью, где вырастили двух сыновей, в которых мы влюбились. Она знала, что там Джун будет в безопасности. Может, она и не ладила с Кэролайн, но наверняка понимала, что Кэролайн станет заботливой матерью. И понимала, что за Джунипер будут приглядывать Гэвин и Хадсон, но, Энн… Я прямо уверена, что она использовала Джунипер в своих интересах. — Я сопоставила наиболее правдоподобные фрагменты, и сердце упало. — И по-моему, не она одна.

Энн побледнела.

— Ты знаешь, кто ее отец, да? — спросила она, посмотрев мне в глаза. — Это же Джейкоб, да? Он был с Линой в Сан-Франциско, и в совете директоров заседает его мать. Ей бы точно не хотелось ставить под угрозу его карьеру.

— Твой сертификат на практику в Массачусетсе еще действителен? — спросила я, пропустив ее вопрос мимо ушей.

Она наморщила лоб:

— Да, а что?

В моем заднем кармане завибрировал телефон.

— Мы должны сделать то, что упустила Лина, и защитить Джунипер на законных основаниях.

Я достала телефон и открыла сообщение.

— Надо, чтобы Джейкоб подписал заявление об отказе от родительских прав, — сказала Энн. — Чтобы убедить его, нам не помешала бы парочка документов о неразглашении.

— И выписка из медкарты, — прибавила Кенна.

— Хорошая идея, — кивнула Энн.

— Оставь графу с именем отца пустой, — сказала я Энн. — На всякий случай.

Она кивнула:

— Хорошо. Я получу их сегодня днем, если Элоиза не возражает взять на себя обязанности ведущей.

— Конечно. Никогда не откажусь от микрофона, — ответила с улыбкой Элоиза. — И я сделаю что угодно, лишь бы выбраться из этого чулана.

И мы друг за другом вышли в коридор со всей невозмутимостью, на какую способны четыре взрослые женщины, выходящие из хозяйственного чулана.

Энн и Кенна пошли на парковку, Элоиза — на сцену, а я напечатала ответ Рейган.

Затем я открыла переписку с Хадсоном и отправила ему сообщение.

Шантаж требовалось подкрепить.

Он тут же ответил.

— Алли, — позвала Элоиза.

Подняв голову, я обнаружила, что она наблюдает за мной.

— Не думаю, что ты ошибаешься, а это может быть опасно. Но думаю, тебе стоит приглядеть за сестрой.

Я кивнула, не уточняя, которую из сестер она имеет в виду.

Я нашла ее за полчаса, но дала ей еще несколько часов подуться, а затем поднялась к ней.

— Перестань реветь и вставай, — приказала я.

Ева свернулась калачиком на дне шкафа Лины.

— Как ты узнала, что я здесь? — Рукавом малиновой блузки она отерла заплаканное лицо.

— Ты всегда тут прячешься, когда что-то случается. — Я переступила порог и вошла в комнату Лины. — Как будто забываешь, что Лины больше нет и она тебя не прикроет. А теперь вставай. Тебе нужно собраться, чтобы идти на прием.

— С каких это пор тебя интересуют мероприятия труппы?

Она встала и вернула на вешалку то, что осталось из одежды Лины.

— С незапамятных времен. Я в труппе гораздо дольше, чем ты, забыла?

Я огляделась и вспомнила, почему избегала этой комнаты любой ценой. В этой комнате жило горе. Оно вонзило когти поглубже, обосновалось тут и обустроило себе дом, расположившись на фотографиях и запыленных наградах.

Я подумала о том, что она натворила — или, по крайней мере, в чем стала соучастницей, — и во рту появился кислый привкус. Я напомнила себе то, что столько раз повторял Хадсон: когда людям страшно, они действуют против логики.

А может, правда в том, что Лина, которую я вроде бы знала, была не той Линой, которую любила мама, и не той Линой, по которой горевала Энн, и не той Линой, за которой пряталась Ева. Может, для разных людей у нее были десятки личин, и она меняла маски по мере необходимости.

Может, по-настоящему знала Лину лишь она сама.

И пока я сюда не вернулась, пока Джунипер с энтузиазмом не втолкнула Хадсона обратно в мою жизнь обеими руками, я была до ужаса близка к тому, чтобы сказать то же самое о себе.

— Ты же ненавидишь труппу, — всхлипнула Ева, выходя из туалета.

— Я не… ненавижу, — тихо сказала я, рассматривая фотографии Лины. — Просто не уверена, что нравлюсь себе такой, какой становлюсь в труппе. — Я посмотрела на нее и увидела, что в руке у нее телефон. — И знаю, что мне не нравится, какая в труппе ты. Что там у тебя?

— Меня отменяют, — призналась Ева, присаживаясь на край кровати Лины, и положила телефон на колени. — Там уже не меньше пятидесяти видео, и я уверена, ты скажешь, что я это заслужила.

Я села рядом на просевший старый матрас.

— Да, это отстой. Главное — ни за что не открывай комментарии.

— Я тебя вроде как ненавижу, — прошептала она, закрыв приложение.

— Это я поняла, примерно когда ты устроила мою отмену. К счастью для нас, мне кажется, твой здравый смысл изъеден завистью, а не ненавистью.

Взгляд упал на рамку с фотографией, сделанной в тот единственный раз, когда папа тайком повел нас четырех в парк аттракционов.

— Каково это — быть избранной? — спросила Ева и снова рукавом отерла щеку.

— А каково это — быть плаксой? — парировала я. — Серьезно, Ева. Тебе двадцать пять, а не пятнадцать. Никто тебя не бросал. Никто не танцует на пуантах, пока ты с тоской смотришь из-за кулис. Я понимаю, что ты хочешь выйти из тени. Но, возможно, проблема решится, когда ты найдешь другой источник света.

— Для меня это труппа, — прошептала она. — Мамина труппа.

Я вздохнула:

— Опираясь на собственный опыт, скажу тебе так: одобрения, которого ты жаждешь, не жди ни от нее…

Она съежилась.

— Ни оттуда, — договорила я, указывая на телефон. — Мы же с тобой обе знаем: мама неспособна сказать, что нами гордится. Это полная хрень, беспредельно несправедливая, и на то, чтобы с ней разобраться, уйдет несколько лет и много часов терапии.

— А сколько времени ушло у тебя? — спросила она.

— Если учесть, что я сейчас едва не сломалась, лишь бы доказать Василию, что он по-прежнему может на меня рассчитывать? Дам тебе знать, когда добьюсь успеха. — Я взглянула на ее телефон. — И я скажу тебе новый пароль, чтобы ты хотя бы удалила видео.

— Ты на меня не злишься? — нахмурилась она.

— Я ужасно на тебя зла, — пожала плечами я. — Но, к сожалению, я все равно тебя люблю. Ты моя сестра. Ты привозишь мне рогалики из Нью-Йорка и хранишь мои вещи, когда Шарлотта выбрасывает их из шкафчика, так что я дам тебе пароль и один-единственный шанс все исправить.

— Удалять видео бесполезно. Оно уже разошлось. — Плечи Евы поникли. — И ты там просто танцуешь. Ты не сделала ничего плохого. А я сделала. — Она медленно подняла на меня опухшие красные глаза. — Это ужасно.

— Да. Это больно. — Я потянулась к Еве и сжала ее руку. — Это, понимаешь ли, реальная жизнь — то, что с нами происходит. Со мной, с Энн, с твоими друзьями, у станка, на сцене. А это… — Я многозначительно посмотрела на ее телефон. — Это сверкающий зеркальный зал, и, если слишком долго смотреть на то, как тебя воспринимают другие, твое представление о себе неизбежно начнет искажаться. Удали аккаунт, ну или отключи на время. Хотя бы затем, чтобы не жить на полу в шкафу у Лины.

— Но там же столько подписчиков, — прошептала она и прикрыла от меня телефон.

— Я просто предложила. — Я встала и отпустила ее руку. Скрипнул паркет. — Но, в отличие от меня, ты не можешь спрятаться и отлежаться. Соберись на прием, пока я схожу в душ и тоже соберусь, потому что мы должны помочь племяннице. Извинения — это гораздо больше, чем просто слова, Ева. Я дам тебе один шанс исправить то, что ты испортила, или, честное слово, разорву с тобой все связи. Поняла?

Она кивнула:

— Что от меня требуется?

Я взяла нашу фотографию и вздохнула:

— К сожалению, ничего для тебя нового.