Пять месяцев пролетели, как один мягкий выдох.
Дом на склоне холма стал настоящим убежищем. Утренние завтраки на террасе, смех Дёмы, плеск воды в старом каменном тазу, где он учился умываться «по-взрослому». Алиса ходила босиком, подол платья ловил ветер, а волосы пахли солнцем и молоком.
Сначала они боялись. Каждого шороха, каждой машины у поворота. Но с каждым днём страх отступал. Не исчез — просто прятался в тенях, пока на передний план вышли повседневные радости.
Марко возился с новой теплицей, матерился на кирпичи, потому что те «не ложились по уровню», а потом тайком подкармливал Дёму клубникой прямо из земли. Вечерами они лежали на пледе в саду и считали звёзды. Тишина между ними больше не казалась опасной — она стала домом.
Были и тревожные моменты. Один незнакомый звонок, след от шин у калитки, незнакомка на рынке с цепким взглядом. Но ничего не происходило. Только слова:
— Это не было «оно», — шептал Марко, сжимая Алисе руку. — Просто ветер с севера.
Алиса кивала. И верила. Или притворялась, что верит.
С Дёмой стало легче. Он начал ходить, уверенно хватался за ногу Марко, пытался говорить. Его первым настоящим словом стало:
— Дина.
Имя ещё нерождённой сестры. Он слышал, как Марко шептал его по ночам, положив ухо к животу Алисы. И запомнил.
Алиса не удивилась. Просто улыбнулась и поняла: это имя уже живёт внутри них.
Срок подходил к концу. Марко стал суетиться: проверял аптечку каждые два дня, учил дыхательные практики по видео, перекладывал пакеты в роддом по десять раз.
— Это моя миссия — паниковать, — признавался он.
— Тогда не мешай мне рожать, командир, — улыбалась Алиса.
Они не успели подготовиться.
Родильная палата была тёплой, залитой мягким светом, но Алисе казалось, что стены сдвигаются, сжимая её грудную клетку. Пот, боль, крики — всё слилось в какофонию, из которой выделялось только одно: жар внутри.
— Последний толчок, Алиса. Ты справишься, — голос акушерки звучал, как издалека.
И она закричала.
Крик стал прорывом.
Хриплый младенческий плач прорезал пространство.
— Девочка! — выдохнула врач. — Здоровая, хорошая!
Алиса улыбнулась сквозь слёзы. Она не чувствовала тела. Только жар. Только странное пульсирующее гудение в груди. Перед глазами — образ Дёмы. Теперь он — старший брат.
Алиса — мать. Защитница.
И тут…
запах.Металл. Сладость. Жар.
Кровь.
Взгляд метнулся к медсестре — тонкая полоса алого на перчатке. Мир поплыл. Сердцебиение вокруг стало барабаном, ударяющим в уши.
— Алиса? — Марко держал её за руку. — Алиса, ты слышишь меня?
Она слышала… только его пульс. Только вену на его шее.
— Вынесите ребёнка, — прохрипела.
Марко не задал ни одного вопроса. Просто взял девочку и вышел.
Когда за дверью стих её плач, Алиса выдохнула и рухнула на подушку. Жар не утихал. Руки дрожали. Вены пульсировали. Что-то внутри проснулось. И это не было человеческим.
Тело будто вышло из-под контроля. В ушах — гул, будто перед обмороком. Время распалось. Где-то вдалеке голоса врачей, команда «ввести…», «мониторинг…», но всё — как сквозь воду.
А потом — тишина. Звенящая. Противоестественная.
И вдруг… щёлк. Как будто в позвоночнике включили рубильник.
Голод.
Не физический. Не про еду.
Иной. Древний. Дикий.“Я должна её защитить…”
Она не осознавала, что бормочет это вслух, сжимая пальцами простыню.
Где-то в памяти — деревенская кухня. Старухи шепчутся:
— Бабка-то у неё не простая… Глаза — как иглы. Люди к ней шли — и не все возвращались…
Отец, резким голосом:
— Молчать. Это чушь.
После этого — каждый месяц Алиса пила горькие капли. «Для нервов», говорила мать. А потом перестала. А потом была Сицилия. И всё забылось.
До этого момента.
Очнулась от запаха.
Резкий. Пульсирующий. Тёплый.
Кровь.
Кровь Дины.
Нет. Она не хотела этого. Это не она. Но тело… реагировало. Как хищник.
Рычание сорвалось с её горла — низкое, звериное.
Марко подскочил.
Стал между ней и дверью. За ней — их дочь.
— Алиса?! — голос сорвался. — Скажи, что с тобой?!
Она не могла. Только отвернулась. Закричала в подушку. Сцепила зубы. Заставила тело подчиниться.
Проснулась поздно. Палата пустая, но воздух — звенит.
Марко сидел в кресле у окна. Бледный. С запавшими глазами. Дина — у него на руках.
Он не выпускал её ни на минуту.
— Я… не помню, — прошептала Алиса.
Он поднял на неё глаза.
— А я помню.
Пауза. Долгая.
— Ты… почти набросилась на неё.
— Нет… Я не… — голос дрогнул. — Я не могла…
— Я не знаю, что с тобой происходит, Алиса.
Но я узнаю.Он поднялся. Плотнее прижал к себе Дину.
И вышел.
Алиса осталась одна.
С кроватью, пропитанной потом, страхом и болью.
И с ощущением, что в ней что-то пробудилось. Ненужное. Опасное.