Лёня стоял на балконе, скрестив руки на груди. Ветер трепал края куртки, но он не обращал внимания.
Слишком многое произошло, чтобы думать о таких мелочах. Он провёл в этом доме достаточно времени, чтобы уже не волноваться, кто что подумает. Сейчас волновало только одно — она. Та, что больше не могла быть прежней. Та, что выжила — и стала другой.
Алиса вышла на балкон почти бесшумно, словно растворилась из темноты и появилась рядом.
В руке — пачка сигарет. Она больше не курила, но по привычке крутила её пальцами, как будто это помогало держаться.— Ты что, философствуешь? — бросила она. Голос — хрипловатый, сухой, будто песок прошёл по горлу. Ни живости, ни иронии. Только голос.Лёня мельком взглянул на неё и хмыкнул.
— Думаю, как ты держишься. С этим... состоянием. С тем, что ты теперь не просто другая — совсем другая.Она кивнула. Без слов. На лице — ни боли, ни гнева. Пустота.
Но не бездушная. Скорее, изнурённая.— Ты знаешь, как это — когда внутри остаётся только пустое место? — тихо сказала она, не глядя на него. — Я не помню, когда в последний раз чувствовала что-то настоящее. Кроме ярости. И страха за детей. Я понимаю, что этот мир больше не для меня.
И я не для него.Лёня молчал. Он знал: она не просит помощи. Не жалуется.
Это было признание. Факт. Простой и страшный.— Ты стала, как он, — произнёс он наконец. Медленно повернулся, встретил её взгляд. — Как твой отец.
Алиса усмехнулась. Криво. Больно. Без тепла.— Нет. Я стала хуже.Ветер взъерошил волосы у её виска, она не поправила. Стояла, как будто камень внутри держал её вместо позвоночника.
— Отец убивал ради власти, ради принципа. Ради того, чтобы быть первым. Да, он был жесток. Но он умел любить. Хоть по-своему.
А я… Я убиваю, потому что больше не знаю, что значит жить.
Я действую не ради чего-то, а потому что иначе они заберут всё.И иногда я думаю: что страшнее — продолжать жить вот так или просто... не жить вовсе.Лёня тихо выдохнул. Эти слова были не риторикой. Она всерьёз думала об этом. И оттого каждое её слово было как шаг по краю.
Он присел рядом с ней. Не по-свойски, не с усмешкой — просто по-человечески.
Лёгкая улыбка дрогнула в уголках губ, но глаза оставались внимательными.— Ты не стала хуже, Лиса. Ты просто попала в мир, в котором по-другому — не выжить. Ты теперь не та, что была. Но это не значит, что ты стала кем-то плохим.
Ты держишься. Борешься. А сломаться, честно, было бы проще.
А ты не сломалась.Он положил ладонь на её плечо. Аккуратно. Без давления.
Как будто говорил: «Я здесь. Ты не одна».— Ты сильная. Даже если не веришь в это.И ты не одна. Есть те, кто рядом. Я рядом.Алиса чуть повернула к нему голову. Во взгляде всё ещё была усталость — но теперь в ней сквозило что-то ещё.
Почти незаметное. Почти невозможное.Тепло.— Спасибо, дядя Чиж, — выдохнула она.
Он кивнул. Медленно. С чуть ироничной складкой у губ.— Иногда не нужно всё понимать. Главное — идти вперёд.Ты делаешь. Ты живёшь. И ты научишься быть собой.Или хотя бы научишься жить с собой.А это, поверь, уже немало.Алиса глубоко вдохнула. Словно пыталась набрать воздух в треснувшие лёгкие. Потом развернулась и пошла обратно в дом. Медленно, но без сомнений. Шаг за шагом.
Лёня остался на балконе. Один. Ветер шевелил занавеску у двери.
Он не смотрел ей вслед. Просто уставился в темноту. И впервые за долгое время подумал: если Алиса, не сдаётся — значит, у этого мира ещё есть шанс