Нападение произошло через неделю.
Ночью. Через сад.Трое. В масках. С точностью и холодной уверенностью тех, кто давно привык убивать. Они не пришли за деньгами.Они пришли за детьми.Но теперь Алиса не была той, что когда-то дрожала при виде крови.
Она молча встала. Взяла нож.А потом — в коридоре, в лунном свете — встретила первого.Один удар — в шею.Второму не повезло — он увидел её глаза прежде, чем умер. В них не было ни ужаса, ни злости.Только пустота. И хищный расчёт.Третий пытался бежать. Не успел. Её шаг был бесшумным, как у ночной тени. Она перегрызла ему горло. Без клыков. Просто — руками и зубами.Когда Лёня примчался на шум, Алиса уже сидела в углу детской, держа Дину на руках.
Грудь подрагивала от едва слышного дыхания.На щеках — ни слезинки. Только кровь. Чужая. Тёплая ещё.— Позови отца, — сказала она тихо. — Пусть закопает их.
Лёня сглотнул, кивнул, а потом добавил:
— Ты теперь не девочка, Алиса.Она не ответила. Только качала дочь, как будто ничего не случилось.
Как будто небо не порвалось над домом.Потому что в её мире теперь было только двое детей и тьма между ними и всем остальным.И если эта тьма хотела ещё раз подойти ближе — ей придётся поползти по телам.Лёня стоял в коридоре, прислонившись к стене. Долго. Слишком долго, как для обычного свидетеля. Он видел — она держится. Видел, какой ценой.
И в нём снова что-то дрогнуло — не просто долг, не просто верность семье.Он чувствовал боль — как зритель, который слишком долго смотрит в пламя и сам начинает гореть.Именно он набрал номер. Не потому что Алиса просила.
Потому что понял: она дошла до грани, за которой либо ломаются, либо становятся кем-то другим. Тем, кого уже не вернуть.— Лучше пусть он приедет сам, — прошептал Лёня в трубку. — Без охраны. Тут не война. Тут… семья.
Владимир примчался в течение 20 минут. Не приказал. Не потребовал. Просто был. Как тень. Как глыба. Как последний из тех, кто ещё умеет держать своих. Без слов. Без фраз.
Иногда молчание — это форма молитвы.Он приехал ночью. Как всегда — без кортежей, без лишнего шума.
У ворот уже ждали. Не охрана. Сам Марко.
Молчаливый, с мраморным лицом, которое даже не пыталось казаться спокойным.— Она… — начал он, но осёкся. — Я не смог остановить. Она не дала. Просто встала. И пошла.
Владимир кивнул. Ни упрёка. Ни оценки.
— Где?
— Детская.
Он вошёл первым. Лёня остался в коридоре.
В комнате пахло кровью и молоком.
Алиса сидела на полу, облокотившись о стену. Укачивала Дину, укрытую пледом. Рядом спал Дёма, свернувшись на матрасе, как котёнок. Словно в их мире не было этой ночи.
Отец медленно подошёл. Не спеша. Чтобы не нарушить тишину.
Она не подняла головы. Только шевельнула пальцем, на который капала кровь — чужая, давно засохшая.
— Я убила троих, — сказала она спокойно. — Без колебаний. Ни секунды. Я больше не дрожу.
Он опустился рядом, тяжело, как после долгого пути. Сел так, чтобы не мешать, но быть рядом.
— Ты всё сделала правильно.
— Ты ведь не в шоке?
— Нет. Я тебя знал ещё до того, как ты родилась. Я знал, кем ты можешь стать. Просто надеялся, что тебе это не понадобится.
Алиса покачала головой.
— Оно внутри, пап. Всё, что они с меня соскоблили — чувства, слёзы, улыбку — оно ушло. А то, что осталось, оказалось сильнее. Ты не боишься меня?
И тут, когда она подняла взгляд, впервые за долгое время в ней дрогнуло что-то живое.
Не свет. Не надежда.Но — присутствие.Как будто та Алиса, которую пытались вытравить, вдруг проснулась и смотрит изнутри на нового зверя. И спрашивает: «Ты это… я?»Владимир медленно поднял руку и убрал прядь волос с её лица.
— Я горжусь тобой.
— Я монстр, папа.
— Нет. Монстр — это тот, кто идёт убивать ради власти. А ты — ты волчица. Защищаешь стаю. А волки, Алиса… они тоже плачут. Просто не всегда на людях.
Тишина.
Где-то за окном стукнула ветка.— Леня выкопает яму, — сказал он тихо. — Я прослежу, чтобы никто не знал. Всё исчезнет. Как сон.
Алиса прижала Дину крепче к себе. Плечи дрогнули.
Но это не была истерика. Это был холодный ток возвращающейся силы. Стеклянная, ледяная кровь начинала снова пульсировать.— Пап, — выдохнула она. — Останься на ночь. Просто… будь здесь.
Он кивнул. Без слов. Пересел ближе. Опёрся спиной о ту же стену.
Оба молчали.Иногда поддержка — это просто тёплая тень рядом.
Без допросов. Без выводов.Просто кто-то, кто останется, даже когда в тебе уже никто не верит.