Дом стоял в полумраке: поленья в камине шипели, угли поблескивали тусклым жёлтым светом, а факелы в нишах бросали тёмные, танцующие тени на стены. Рафаэль сел в тяжёлом кресле у огня, медленно вращая бокал с рубиновым вином. В отблесках пламени серебряный обод бокала мерцал, будто хранил капли высохшей за долги лет крови.
На кожаном диване напротив развалился Тициано — «золотоволосый дьявол» Дель Рея, отвечавший за северные операции. Он лениво выпускал дым колечками, но в уголках глаз плясала скрытая тень опасности.
Наконец Рафаэль заговорил, голос его был низок и безжалостен:
— Ты, кажется, забыл, кто в этом доме держит нож за спиной. За стенами этих залов шепчутся слухи об Алисе Дьяковой. Кто посеял сомнения в её лояльности?
Тициано затянулся, выдохнул узкое кольцо дыма и пожал плечами:
— Я просто говорю то, о чём остальные молчат. Ты позволил ей уйти слишком далеко. А Россо… он не прощает ошибок.
Рафаэль встал бесшумно. Свет от камина играл на его скулах, подчеркивая холод решимости.
— Ты ошибся дважды, — произнёс он ледяным тоном. — Первый раз, когда решил, что можешь контролировать её. Второй — когда стал угрожать ей.
Внезапно дверь распахнулась. В проёме стояла Аннабель: строгий чёрный плащ, кожаные перчатки, электрошокер на боку. На губах — холодная улыбка.
— Папа дал добро, — спокойно сказала она. — Логистика ждёт.
Тициано рванулся к пистолету за ремнём, но Аннабель опередила его: один выстрел — и он рухнул плашмя на ковёр.
Рафаэль отхлебнул вино, не отводя взгляда от бездыханного тела:
— Передай Россо, что его люди здесь больше не ходят.
В кухне, где на дубовом столе горела одинокая свеча, Алиса дописывала последнюю строчку контракта, взяв «бывшего правая руку Россо». Чернила ещё не высохли:
Пункт 4.1
В случае предательства — устранение.В случае верности — защита, превышающая все ожидания.Под ним она аккуратно дописала своей рукой:
И помни: я знаю, где спят твои дети.
Из гостиной доносился детский смех — ритмичный, как залпы в праздничный салют. Алиса сжала перо:
— Они играют в войнушку, — прошептала она себе. — А я уже выиграла свою.
Вечером в баре «Лебедь», где над озером висел густой туман, Энцо Верлати дожидался её у столика в углу. Он сидел в полумраке, схватив в пальцы толстую сигару, и пристально смотрел на отражение в воде.
Алиса вошла без стука, держа документы. Её шаги были уверены, взгляд — хищным. Она села напротив, не предлагая никому руку:
— Энцо, — сказала она, — у тебя есть выбор: либо ты работаешь с нами, либо становишься следующей мишенью.
Энцо ухмыльнулся, выдыхая клуб дыма:
— Ты стала опасной, маленькая птичка.
— Нет, — ответила Алиса, наклонившись вперёд, — я стала буревестником. А бури не спрашивают разрешения.
Он холодно кивнул и достал телефон:
— Хорошо. Я в игре. Но одно условие — Аннабель не должна приближаться ко мне ближе, чем на километр.
Алиса подняла взгляд на вход и затем спокойно вернулась к нему:
— Этот мир намного сложнее. И Аннабель знает, что делает. Но я приму твоё условие — вплоть до завтра.
В тот момент над озером хлынул дождь, тяжелые капли ударяли по крыше, словно барабаня в ритме новой битвы.
И Алиса поняла: она неприкосновенна. Никто не сможет коснуться её или её детей, пока рядом стояли те, кто держал нож за её спиной.