Глава 22. Нечеловеческий страх

Сицилия. Ночь.

Пальцы медленно скользят по мягкому пледу. Алиса укачивает Дину в тишине, вслушиваясь в ночь. Луна, будто замерев в небесах, прячет свет за тонкими облаками, и только редкие лучи ложатся на пол. В комнате полумрак, воздух густой, как перед бурей. Она не слышит шагов Марко. Ни звуков из других комнат. Только тишина — и собственная, давящая изнутри тяжесть.

Воспоминания

Снова — он. Владимир Сергеевич. Её отец.

Камень в человеке. Вечный. Неизменный. Он всегда решал за неё, словно её желания — это всего лишь побочные эффекты его власти.

Москва. Старая квартира.

Детство. Она толкала дверь его кабинета, осторожно, почти виновато. Внутри пахло бумагой, коньяком и оружейным маслом. Он сидел за массивным столом, сутулый, с лицом, в котором не осталось ничего, кроме усталости. Даже боль спрятана — глубоко, за ледяным взглядом.

— Папа, я…

— Ты опять собралась сбежать? — не отрываясь от бумаг, он даже не поднял голос.

— Я не хочу быть как ты, — твёрдо сказала Алиса. — Мне не нужно твоё наследие. Я не хочу жить среди страха. Думаешь, я не слышу, что говорят про тебя? Про нас?

Он наконец поднял взгляд. Стальной, равнодушный.

— Тебе нужно одно — выжить, — сказал он. — А чтобы выжить — нужно быть сильной. Я даю тебе шанс, Алиса. Но цена — ты не станешь обычной.

— Я не хочу быть как ты.

— А у тебя нет выбора. Такова цена жизни.

Настоящее

Алиса смотрит на Дину.

Маленькая ладошка крепко сжала её палец. Такой инстинкт — держать, даже во сне.

А у неё внутри — шепчущий голос: А если они правы?

Если отец был прав… если Марко прав… Если в ней — опасность?

Марко. Он был рядом с тех пор, как отец отправил её на «перевоспитание». Он стал опорой. Но вместе с тем — страхом. Не за себя. За неё. Он не боялся монстров. Он боялся, что она — станет им.

Он не боится за Дину. Он боится тебя.

Желание родилось внезапно. Острым импульсом. Быть не только женой. Не только матерью. Быть собой. Всем, чем она может быть.

Но прошлое не даёт забыть. Оно, как призрак отца, всё ещё смотрит на неё сквозь закрытые двери памяти.

В ту ночь, когда Дина уснула у неё на руках, Марко подошёл.

Тихо, будто опасаясь, что сама тень его голоса может разбудить бурю. Он сел рядом. Его лицо — напряжённое. Его глаза — те самые, в которых теперь отражалась не любовь, а страх.

— Ты не можешь быть такой, Алиса, — сказал он глухо. — Ты думаешь, я не вижу? Ты слишком… сильная.

Она молчала.

— Я боюсь, — продолжил он. — Боюсь, что ты сделаешь что-то с детьми. Что однажды ты потеряешь контроль. Я не могу тебе доверять так, как раньше.

— Почему? Потому что я не плачу по расписанию? Не шепчу тебе «да, дорогой»?

Его взгляд стал тяжёлым.

— Ты не можешь их любить, будучи такой. Ты не понимаешь, что ты в них находишь? Ты опасна. Для всех нас. Для меня. Для Дёмы. Для неё.

Внутри у неё — холод. Знакомый. Как тогда, с отцом.

Он тоже не верил. Не слышал. Только диктовал.

— Марко… — Она повернулась к нему. — Я не могу быть просто женой. И не хочу. Я не хочу раствориться в чьей-то жизни, как сахар в чае. Я хочу быть собой. Понимаешь? Собой.

Он опустил глаза. Словно надеялся найти на полу ответы, которых не было.

Он любил её. Но он боялся её. Боялся того, кем она становилась. Не подвластной. Не контролируемой.

— Ты не понимаешь, — прошептал он. — Я не знаю, как с этим жить. Я тебя боюсь, Алиса. Потому что ты — не просто человек. Потому что я не могу тебя… удержать.

Снова эти слова. Снова попытка заковать её в страх. Прямо как отец

Но теперь всё иначе.

Она сделала шаг назад. Дина спала, уткнувшись носом ей в грудь. И этот вес — не бремя, а сила. Её жизнь. Её выбор. Её правда.

— Я не буду бояться, Марко. И не позволю тебе бояться меня, как врага.

Она говорила спокойно, но голос внутри был сталью.

— Я не твоя собственность. И, возможно, никогда ей не была.

Он молчал. Просто сидел.

Всё вокруг застыло — ночь, комната, даже пульс воздуха.

Он не знал, что будет дальше.

Но Алиса уже знала. Впервые — не роль, не долг, не родство.

А свобода.

Загрузка...