Клятва на крови

Глава 69. День, когда мир замер

Швейцария. Июнь. День, который будто вырезали из мечты и бережно положили в долину меж гор. Озеро сияло зеркальной гладью, отражая безоблачное небо такого пронзительного синего цвета, что казалось ненастоящим. Ветра не было – даже природа, казалось, затаила дыхание в почтительном ожидании. Над самой водой, словно застывшие капли счастья, плавали гирлянды белоснежных бумажных журавликов. Цветы – живые, местные луговые самоцветы, экзотические привезенные гости и даже те, что были выведены специально к этому дню – создавали благоухающий живой коридор вдоль дорожки из мельчайшего белого песка. Она вела к изящной арке из светлого дерева, на которой были выбиты слова, ставшие девизом их пути: «По крови, по выбору. По любви». Над старинным шале, ставшим на этот день центром вселенной, развевались три флага: Италия, Россия и нейтральная Швейцария. Дипломатия? Скорее – наглядный символизм. Эта свадьба объединяла слишком много разных миров, традиций и языков, чтобы уместиться в рамки одного лишь словаря.

Именно поэтому утром, еще до начала церемонии, гостям раздавали изящные мини-брошюры – не просто программы, а настоящие переводчики чувств. В них были не только клятвы и порядок действий, но и переводы ключевых поздравлений, тостов и даже заготовленных шуток, чтобы смех звучал синхронно. На обложке красовалась надпись: «Любовь – универсальный язык. Остальное – субтитры». Идея Бель, конечно же.

Внутри шале, в прохладной комнате с видом на ту самую сияющую гладь, царила атмосфера сосредоточенного волнения. Алиса стояла перед зеркалом, ощущая, как под ладонями Бель затягивается корсет платья. «Не дрожи, будто тебя собираются расстрелять, – фыркнула Бель, ловко управляясь с лентами. – Это же свадьба, а не покушение. Хотя, – добавила она с хитрой улыбкой, – учитывая наших мужчин, грань иногда тонка».

«Ещё не вечер, – мрачно, но уже без прежней дрожи в голосе, ответила Алиса, ловя в зеркале успокаивающий взгляд Нины, колдовавшей над кистями теней. – Но пока что я больше боюсь споткнуться на этих шпильках, чем пули». Платье было то самое. Белый атлас, мягко облегающий фигуру, дерзко открытая спина, скромный, но элегантный вырез – воплощение простоты, достоинства и невероятной работы итальянского мастера. Оно больше не казалось чужим, не хотелось его немедленно снять. В нём хотелось дойти. До конца. До него.

«Жертва? Да ты и близко не выглядишь как жертва, – уверенно заявила Нина, нанося последний, едва заметный штрих румян. – Ты выглядишь как женщина, которая прошла сквозь ад, вышла из него живой, и теперь сама, совершенно осознанно, делает свой выбор. Самый главный». Алиса глубоко вдохнула и посмотрела в зеркало. В отражении была она. Невеста. Сильная. Хрупкая. Невероятно красивая. И совершенно готовая.

За окном постепенно нарастал гул голосов, смешанный со звуками подъезжающих машин. Гости прибывали из всех уголков света, создавая пеструю, шумную, но на удивление мирную мозаику. Старшие тётки из России, облаченные в нарядные, чуть старомодные платья, тихо перешёптывались, оценивая «заморскую экзотику» и щедрость стола. Один из кузенов Рафаэля, молодой итальянец с горящими глазами, уже пытался завести роман с очаровательной подружкой Бель, используя головокружительную смесь итальянского, ломанного английского и выразительных жестов, от которых девушка заливалась смехом. Пожилой мафиози с Сицилии, почтенный и важный, но забывший очки, громко комментировал каждую мелочь по-испански своему соседу, не обращая внимания, понимает ли тот. Кто-то делал селфи на фоне озера и гор, кто-то с трудом, сверяясь с брошюрой, разбирался, где же здесь туалет. Но удивительным образом никто не ссорился. В этот день, под этим безмятежным швейцарским небом, даже заклятые деловые конкуренты и потенциальные враги стали на время просто… родственниками по случаю. Дети, маленькие и не очень, уже освоились у самого прохода к арке, угощаясь изысканным мороженым в хрустальных вазочках (которое, впрочем, щедро размазывалось по щекам). Кольца пока были надежно спрятаны. А Отто – великолепный, чёрный, лоснящийся доберман – лежал в прохладной тени огромного кедра, наблюдая за суетой спокойным, почти философским взглядом. Он словно знал, что ему предстоит самая важная миссия за всю его собачью карьеру, и копил силы.

Когда первые лучи полуденного солнца достигли пика над горами, зазвучала музыка. Не марш, не гимн, а нежная, проникновенная мелодия струнного квартета – изысканная смесь тихого вальса и лиричных мотивов итальянского фольклора. Звук, словно живой, поплыл над водой и замерцал в воздухе. Все, как по мановению волшебной палочки, повернулись к началу песчаной дорожки.

Первым по ней, выпрямившись и стараясь сохранить невозмутимость, двинулся Лёня. Его классический костюм сидел безупречно, темные очки скрывали выражение глаз, но легкая усмешка тронула губы. Он нес небольшую бархатную подушечку. На ней покоилось запасное кольцо. На случай ЧП. Подойдя ближе к месту действия, он едва заметно кивнул Алисе. Без слов: Ты справилась, девочка. Горжусь.

За ним, держась за руки, выпорхнули Дина и Дёма. Дёма, подражая Лёне, старался выглядеть предельно серьезным, как миниатюрный телохранитель с важной миссией. Дина же сияла, как само солнце, ее глаза горели от восторга. Они шли, рассыпая из маленьких корзиночек лепестки роз – белые, кремовые, нежно-розовые. Каждый лепесток, падая на белый песок, казалось, оставлял за собой след света. Их непосредственность растопила последние остатки напряжения в толпе гостей.

И вот настал звездный час Отто. По едва уловимому жесту Нины он встал и пошел по дорожке с королевской грацией, которой мог бы позавидовать любой аристократ в зале. На его черной шее сиял нарядный ошейник с золотым медальоном, а на спине, закрепленная на специальной бархатной подушечке-седле, покоилась главная драгоценность дня – два обручальных кольца. Ровный шаг, гордо поднятая голова, абсолютное спокойствие. В толпе прокатился восхищенный шепот, кто-то даже ахнул. Отто не дрогнул ни единым мускулом. Профи, что тут скажешь. Он дошел до священника и замер как статуя, вызывая новый взрыв тихих аплодисментов.

И тогда… тогда появилась Она. Алиса. В белом. Совершенно одна. Рядом не было отца, чтобы отдать руку. Не было матери, чтобы поправить фату. Только она сама. И бесконечная дорожка из белого песка перед ней. Каждый ее шаг был тверд и осознан. За спиной – тени детства, отголоски войн, привкус крови и страх. Впереди – под аркой, в строгом и безупречном костюме, стоял Он. Рафаэль. Его лицо, с легкой, тщательно подстриженной щетиной, было открытой книгой, где читалось всё: остатки страха, бездонная нежность, железная решимость и та чистая радость, которую он больше не пытался скрывать.

Когда она подошла, расстояние между прошлым и будущим сократилось до сантиметра, он чуть наклонился и прошептал так тихо, что услышала только она, его губы едва коснулись ее уха:

«Se questo è un sogno… non svegliarmi.» (Если это сон… не буди меня.)

Итальянское шептание было как пароль. Алиса улыбнулась, чувствуя, как невероятная волна тепла смывает последние следы тревоги. Она перевела дыхание, и что-то сладкое и щемящее сдавило грудь.

«Это реальность, Раф, – прошептала она в ответ. – Мы дошли.»

Священник – умудренный опытом, нейтральный и владеющий тремя языками так же легко, как дыханием – начал церемонию. Его голос, спокойный и мелодичный, вел их через древние слова обетов, бережно перемежая их краткими, емкими переводами для тех, кто не понимал оригинала. Бель, стоявшая рядом с Ниной, уже украдкой утирала предательскую слезу уголком платка. Чуть поодаль один из солидных итальянских гостей, человек с каменным лицом, делал вид, что усиленно трет глаз, явно борясь с внезапно нахлынувшей влагой. «Соринка, проклятая соринка», – буркнул он соседу, который только понимающе хмыкнул.

Когда настал кульминационный момент – обмен кольцами, Отто, словно чувствуя важность секунды, сделал один безупречный шаг вперед. Рафаэль снял кольца с бархатной подушечки. Его пальцы были чуть влажными, но движения уверенными. Он взял ее руку и вложил в ладонь одно кольцо, его глаза горели серьезностью обещания:

«Non ti prometto che il mondo sarà sicuro, – сказал он громко и четко, а священник тут же перевел на русский и английский. – Ma ti prometto che non sarai mai sola in esso.» (Я не обещаю, что мир будет безопасным. Но обещаю, что ты в нём будешь не одна.)

Алиса взяла второе кольцо. Ее голос, когда она отвечала, был чистым и звонким, не дрогнул ни разу:

«Я не обещаю быть идеальной. Но обещаю быть рядом. Sempre. Sempre.» (Всегда. Всегда.) Последнее слово она повторила на его языке, и в его глазах вспыхнули искры.

По едва заметному сигналу Нины, который подхватили помощники, в небо над озером взметнулись, словно живые, десятки белых бумажных бабочек. Их крошечные крылышки из рисовой бумаги трепетали на легчайшем дуновении, некоторые даже казалось, хлопали в такт бьющемуся сердцу Алисы. Это было волшебно.

«Объявляю вас мужем и женой!» – прозвучали долгожданные слова на трех языках.

Рафаэль наклонился и поцеловал ее. Не торопясь. Не для показухи. Нежно, глубоко, по-настоящему. И зал взорвался аплодисментами. Громкими, искренними, объединяющими. Аплодировали все – и те, кто понимал каждое слово, и те, кто следил только по эмоциям и субтитрам любви. Даже строгие тетушки из России утирали слезинки.

Плавно, словно сам вальс, церемония перетекла в праздник. Под шатром, раскинувшимся на лугу, застучали ножи о тарелки, зазвучал смех и музыка. На столах – изобилие, ставшее метафорой их союза: нежные швейцарские сыры, ароматная итальянская паста, роскошная русская икра, воздушные десерты. Вино лилось рекой – крепкое итальянское, тонкое швейцарское. Чайник с настоящим русским чаем из самовара (дело чести Нины!) не остывал. Где-то заиграла гитара, и под страстные звуки «Besame Mucho» один из кузенов Рафаэля лихо отплясывал с бойкой русской бабушкой, вызвав восторг и хохот окружающих.

Рядом с самой кромкой озера, под легким белым шатром, дети запускали в плавание бумажные кораблики с пожеланиями. Дёма, сосредоточенно надув щеки, отправил свой: «Чтобы мама не грустила. Никогда.» Дина, склонившись над водой, шептала своему кораблику: «Чтобы Отто научился говорить. И рассказал нам все секреты.» Кораблики, подхваченные легчайшей зыбью, уплывали в зеркальную даль, унося детские надежды.

Рафаэль нашел Алису у края террасы, откуда открывался вид на озеро, уже начинавшее розоветь в лучах заката. Он положил руки ей на плечи, его пальцы были теплыми.

«Come stai?» (Как ты?) – спросил он тихо.

Она облокотилась спиной на его грудь, чувствуя его сердцебиение.

«Жива, – выдохнула она. – Счастлива. Безмерно устала. И все это одновременно. Кажется, я сейчас усну стоя.»

Он рассмеялся, легкая вибрация прошла сквозь нее. «E sei ancora mia?» (И ты всё ещё моя?)

Она повернула голову, поймав его взгляд. В ее глазах светилась усталость, но и абсолютная уверенность.

«Теперь, – прошептала она, – навсегда.»

Именно в этот момент, когда солнце уже почти коснулось вершин, окрасив небо в персиковые и лиловые тона, Бель решила, что пора. Она вскарабкалась на стул с такой энергией, что чуть не опрокинула бокал стоявшего рядом гостя. «Attenzione! Silenzio, per favore! Внимание! Тишина!» – ее голос, усиленный внезапно появившимся микрофоном (откуда она его только достала?), перекрыл гул бесед и музыку. Все замолчали, обернувшись. «Мы, подружки невесты, то есть я и Нина, приготовили подарок! Для вас обоих, новоиспеченных! Но сначала… кино!» Она торжествующе махнула рукой.

На белой стене шале вспыхнул свет проектора. И пошел «фильм». Не видео, а слайд-шоу из фотографий. Моментов их жизни. Алиса и Рафаэль. До всего этого кошмара и счастья. В разгар бурь. После них. С Лёней, с Ниной, с Бель – корчащие рожи в объектив или замершие в моменты редкого покоя. С детьми – Дина, сидящая у Рафа на плечах, Дёма, серьезно разглядывающий его татуировку. С Отто – гордым и преданным. Кадры сменяли друг друга: они смертельно серьезные на совещаниях, безудержно смеющиеся за столом, поющие что-то дурацкое в машине, спящие в креслах после долгого дня, обнявшись как дети. Каждая фотография – история. Каждая – шаг к этому дню. И последней появилась надпись на чистом белом фоне: «Non sono solo sopravvissuti. Si sono scelti. E questo è più forte del destino.» (Они не просто пережили. Они выбрали друг друга. И это — сильнее судьбы.) По залу пронесся вздох умиления.

Когда экран погас, Бель и Нина, сияя, вынесли большую, изящно упакованную коробку. «Вот он, собственно, подарок!» Внутри, на бархатном ложементе, лежала потрясающей красоты музыкальная шкатулка. Она была стилизована под миниатюрную готическую арку, очень похожую на ту, под которой они только что стояли. Внутри арки, на зеркальном основании, медленно вращались две фигурки: она – в узнаваемом атласном платье, он – в своем характерном пальто, с чуть намеченной щетиной. Алиса с улыбкой завела шкатулку, ожидая услышать нежный классический мотивчик. Но вместо него раздались… детские голоса. Записи Дины и Дёмы, напевающие на русском, чуть фальшивя, но от души: «Пусть мама будет счастлива… Пусть папа будет рядом…» Алиса вскрикнула, закрыла рот рукой, и слезы, которые она так стойко сдерживала весь день, хлынули рекой. Рафаэль, сам с трудом сдерживая ком в горле, просто притянул ее к себе, крепко обнял, спрятав ее лицо у себя на плече. Их тени слились в одну под розовеющим небом. Отто, наблюдавший за этим у ног Лёни, громко зевнул, демонстрируя собачью философию: все эмоции – это утомительно. Лёня, сохраняя каменное выражение лица, протянул ему из-под стола внушительный кусок ростбифа. «Молодец, пёс. Заработал.»

Когда последние гости, наполненные вином, музыкой и невероятной атмосферой дня, разъехались по отелям, а дети, утомленные впечатлениями, давно спали, Алиса и Рафаэль остались вдвоем в неожиданно тихом шале. Улица за окном была погружена в бархатную темноту, нарушаемую только бесчисленными искрами звезд в чистейшем горном небе. Она лежала на диване, голова на его груди, слушая его ровное дыхание.

«Мы правда женаты?» – спросила она шепотом, как будто боясь спугнуть хрупкую реальность.

«Смущён признаться, синьора Дель Рей, но да, – ответил он, его голос был глуховатым от усталости и счастья. Он поцеловал ее в макушку. – Имеются документы, свидетели и даже видеоотчет от Бель, я уверен.»

«И мир… мир не рухнул?» – продолжила она, рисуя пальцем узор на его рубашке.

«Только мои внутренности, – пошутил он. – От счастья, разумеется. И от страха, что ты вдруг передумаешь, пока я не успел сказать "да".»

Она рассмеялась, легонько ткнув его в бок. «Думаешь… нас ждут долгие годы безоблачного счастья?»

Он задумался на секунду, глядя в темноту, где мерцали звезды – свидетели их клятв.

«Нет, – ответил он честно. Его рука крепче обняла ее. – Думаю, нас ждет просто жизнь. Настоящая. А в ней… будет все. И солнце, и грозы, и смех, и слезы, и безумная усталость, и моменты, ради которых стоит жить. Главное…» Он повернул ее лицо к себе и поцеловал, долго и нежно. «Главное, что теперь – мы будем проходить через всё это вместе. Sempre. Навсегда.»

P.S.

На следующий день в разделе светской хроники одной уважаемой швейцарской газеты сдержанно написали: «Свадьба представителей влиятельных итальянской и русской бизнес-фамилий прошла вчера в кантоне Вале. Церемония и последующее торжество обошлись без инцидентов».

Но ни одна газета в мире, никакие сухие строчки репортажа, не смогли бы передать главного: что даже привыкшие к крови и стали мужчины в дорогих костюмах, даже те, кого мир называет "мафия", в тот день под швейцарским солнцем украдкой смахивали предательскую влагу с глаз. От счастья. За тех двоих, которые выбрали друг друга вопреки всему.