Филомена, призвав к себе Марселу, решительно заявила ему:
— Если не договоришься с Аной, то можешь собирать вещички и искать себе другое жилье. В моем доме имеют право жить только мои союзники!
Произнеся эту фразу, она величественно подняла голову и выплыла из комнаты.
Марселу же сейчас занимало совсем другое. После неудачи с Изабеллой Марселу сходил к врачу, тот его успокоил, что все у него в порядке, что сказались, очевидно, усталость и нервное перенапряжение. Врач его успокоил, но Марселу не успокоился, нервных напряжений у него было хоть отбавляй — дети, Ана, Филомена, Изабелла, черная папка. Так что же теперь ему, записываться в старики?!
Лишь вечером он поговорил с Филоменой, предложив ей некий план, который должен был устроить всех. Филомена посмотрела на него с любопытством своими круглыми холодными глазами: она всегда ценила Марселу как работника и не случайно до сих пор терпела его под своей крышей. Поглядев внимательно на его бесстрастное лицо, она кивнула головой, выражая свое согласие.
Теперь у Марселу были развязаны руки, и впервые за много дней он снова словно бы на крыльях полетел к Ане, купив букет цветов, бутылку вина и кое-каких лакомств для ужина.
— Как я по тебе соскучился, Ана! Если бы ты знала, как соскучился, — говорил он, идя ей навстречу и раскрывая объятия.
И Ана, гордая, самостоятельная, резкая и решительная, вдруг обмякла и со слезами на глазах, с дрожью под ложечкой приникла к мужу, любовнику, возлюбленному, единственному мужчине, которого любила в своей жизни.
Больше они не говорили — говорили руки, губы, тела, такие знакомые друг другу, такие родные, они откликались счастьем на радость узнавания, приникали, проникали, сливались, изливали, напаивая друг друга блаженством и счастьем.
Откинувшись на подушки. Ана отдыхала, она всегда знала, что ее мужчина — самый лучший из всех в мире мужчин...
Глядя на Ану, не сомневался в этом и Марселу.
Дети были потрясены, когда увидели Марселу в пижаме, выходящего из спальни матери. Неужели отец вернулся к ним? Похоже, что вернулся. Но надолго ли?
Мир и покой воцарились в семье. Непрочный мир трудной любви между людьми с любящими телами, но уже не родственными душами.
Спустя неделю Марселу принес Ане подписать контракт, по которому вся пиццерия «Ла Мамма» отходила к ней, но зато она отдавала свои доли в двух других пиццериях Филомене.
Ана заколебалась, прежде чем взять ручку и поставить свою подпись. Контракт походил на капитуляцию, а она чувствовала себя в силах продолжать войну.
— Но ты же воюешь не ради войны, Ана! — воззвал к голосу разума Марселу. — Ты получишь в свое полное владение пиццерию, которую сама создала, свое детище. Ты же так ее любишь!
И Ана со счастливой улыбкой подписала контракт. После черных дней всегда наступают светлые. Их любовь оказалась сильнее случайных соблазнов, которыми так искушает жизнь.
—Теперь я снова чувствую себя полновластной хозяйкой своей жизни, — говорила счастливая Ана Китерии. — Я дорого заплатила за свой теперешний покой, но мои дети со мной, Марселу к нам вернулся, и вдобавок я стала полновластной владелицей лучшего заведения в нашем квартале.
— Очень рада за тебя, Ана, — отвечала Китерия. — Жизнь, она полосатая, это всем известно. А у меня, знаешь, в доме начались какие-то чудеса. Представляешь, я, уходя на работу, уложила, как всегда, маму в постель. Ты же знаешь, она у меня кроткая как голубица, сидит по целым дням в кресле на колесиках, молчит, похоже, и не понимает ничего. Ну так вот, уложила я ее в постель, а потом Розанжела мне говорит, что нашла ее в кресле.
— Может, ты просто собиралась ее уложить? — спросила удивленная Ана. — Может, подумала, что уложила?
—Да нет же, нет, — настаивала на своем Китерия. — Столько лет она даже пошевелиться не могла! Как же ей удалось выбраться из постели и сесть в кресло?
Посудив и порядив, обе женщины решили, что, вероятнее всего, Китерия не уложила старушку в постель перед уходом. Китерия покивала, соглашаясь, но про себя-то она знала: ее мать была в постели, когда она ушла! Однако сейчас ей было не до разгадывания загадок. Сегодня ее снова ждала ночь с Зе Балашу, божественная, потрясающая ночь! А завтра этот вечный бродяга вновь уедет! И она опять будет ждать его и горевать и, возможно, разгадывать загадки...
— Теперь мы закроем эту пиццерию, — сказала Филомена с язвительной улыбкой, беря из рук Марселу контракт.
Марселу промолчал.
Ана сожалела теперь, что рассказала детям историю своего знакомства с Марселу. Она была тогда совсем молоденькой девочкой, стояла растерянная на платформе, впервые приехав в большой город к брату. Среди толпы шныряли газетчики, громко выкрикивая: «Признанные невиновными молодожены отправляются в свадебное путешествие! Дело Феррету! Преступник повесился в камере!» И фотография Марселу и Франчески, она, конечно, куда старше его, а он такой молоденький, хорошенький! А женщины вокруг толковали: «Феррету-то старуха, а у мужа ее денег куры не клевали. А тут мальчик молоденький. Так вот, чтобы и денежки приобрести, и мальчика, только и оставалось, что шлепнуть беднягу. Богачам все можно. А бухгалтер с комбината, которого они засадили в тюрягу, ни в чем не виноват, это уж точно!» Все эти разговоры тогда так поразили ее воображение. Она думала, что подобные истории бывают только в романах или в кино, а не в настоящей жизни. А потом она познакомилась с тетушкой Ниной, с Жукой, узнала, что Марселу Росси вырос у них в семье, потом увидела его. Да-да, так все и началось... Прямо как в романе.
— Неужели отец был замешан в преступлении, мама? — спросил, прерывая ее, Сандру. — Он что, женился на Франческе из-за денег?
— Да нет. Все газеты раздули, вы же знаете, газетчики живут одними сенсациями, — отвечала Ана.
Но Сандру не мог успокоиться. Чем-то жутковатым повеяло на него от этой давней истории. Он не мог не рассказать о своих ощущениях Джеферсону.
— Признался и повесился в камере? — переспросил Джеферсон. — В самом деле подозрительно. Прости меня, Сандринью, но я не верю в невиновность твоего отца.
Сандру яростно кинулся на защиту папочки, но что он мог поделать, если и его точил червь сомнения.
— Только не говори ничего Ирене, я не хочу, чтобы она примешала к этому делу и отца.
Джеферсон пообещал.
Молчать одно, а думать другое. И чем больше думал Сандру, тем муторнее ему становилось. В нем словно поселились два человека: один — сын Марселу, и он отвергал все обвинения, свято веря в кристальную честность отца. А другой шептал: «У этого человека была связь с одной из Феррету, когда она была еще замужем за Луиджи де Анжелисом». Потом Луиджи убили, а он женился на старухе. Много лет спустя Франческу Феррету тоже убили. Снежный ком, одно цепляется за другое. И самоубийство в камере означает только одно: кто-то спрятал концы в воду! «Нет, я не сын вора и убийцы, который вдобавок плохо относится к матери! Нет-нет, я не его сын!» — взрывался тогда Сандру.
Жука только головой крутил и разводил руками. Что делать с молодежью? Только и жди от них что неприятностей! Ведь он строго-настрого запретил Тонику встречаться с Кариной и поставил срок: два года. Будет совершеннолетней — женись! А Тонику сейчас собирался жениться. Что скажет Ана, когда узнает? Жука вспоминал об Ане, и у него саднило сердце: у них с Марселу все опять вроде хорошо. Но разве может быть хорошо с Марселу, предателем Марселу, который столько раз ее подставлял? И Жука с замиранием сердца ждал, какая разразится буря после этого затишья?
Он и подумать не мог, что в преддверии большой бури в доме Аны разыграется крошечная, незаметная и поднимет ее Элена. Элена хотела посмотреть на ту, что так безраздельно завладела сердцем Жуки, хотела понять, насколько эта владычица заинтересована в своем преданном слуге.
Ана, увидев перед собой красивую элегантную женщину, пожелавшую поговорить с ней, не выразила особого удивления. За последнее время каких только разговоров не было: и Филомена, и ее племянница, а до этого и Франческа! Кого теперь еще принесло?
Когда речь пошла о Жуке, Ана очень удивилась.
— При чем же тут я? — спросила она. — Как это — отпустить Жуку? Мы живем по соседству больше двадцати лет. Он мой друг, мой ангел-хранитель, всегда рядом, всегда готов подставить плечо, когда мне нужна помощь. Как это я от него откажусь?
Элене с первого взгляда понравилась Ана, но тот непосредственный эгоизм, который звучал в каждом ее слове, не мог не возмутить ее. Ей стало обидно за Жуку. Им просто хотят пользоваться, ничего не давая взамен, не задумываясь, не размышляя.
— Отпустите его из рабства, — уточнила Элена. — Вам только кажется, что вы добрая и хорошая, а на самом деле вы ведете себя как властолюбивая эгоистка. И если вы это поймете, то не захотите, чтобы вам, как раб, служил человек, который может быть любим.
Ана почувствовала правду в словах незнакомки, которая, как видно, полюбила Жуку, но тем яростнее восстало все ее существо против этой правды.
— Святой Януарий! — воскликнула она. — Слышать такое в собственном доме! Да я и врагу такого не пожелаю!
Она не решилась выставить дамочку за дверь, но дала ей понять, что делать той тут больше нечего.
Элена и не собиралась задерживаться. Она высказала все, что хотела, лишний раз убедилась, что Жука — замечательный человек, если так преданно и нежно хранит привязанность к женщине пусть сильной и энергичной, но уже явно немолодой, по сравнению с которой она, Элена, просто юная девочка. И Элена поняла, что если завоюет сердце Жуки, то он будет принадлежать ей безраздельно, и от этой надежды у нее стало тепло на душе.
Ана, оставшись одна, кипя негодованием, принялась вспоминать прошлое. Она ведь не то что все эти дамочки, она сама пробивалась в жизни. Некому ей было помочь. Брат Улисс, которого она так любила, к которому приехала в город, очень скоро уехал, а потом умер, и она осталась совсем одна, без всякой поддержки.
Всякий раз вспоминая брата, Ана плакала — Улисс так любил ее, так помогал, а потом уехал на заработки и пропал. Она ездила искать его, а потом пришло письмо от матери, что Улисса нет в живых. Так они даже и не простились. Она даже похоронить его не смогла...
А Марселу? Он тоже никогда ей не был в помощь. Она и беременная всегда работала, а потом мучилась такими страшными болями. Только Жука и помогал, то врача вызовет, то компресс поставит. А когда она второго своего, Жулиу, рожала, то и в роддом ее Жука отправил... Что говорить? Ей без Жуки никуда. Правда, есть еще Жозиас, он тоже ей как брат, но, конечно, не Жука. Стоит ей себе представить, что Жуки нет рядом, и сразу ощущение такой сосущей пустоты... А вот по-другому, по-женски, она Жуку никогда не любила. И когда представляла, что приходит Жука к ней в дом будто в свой собственный, ложится в постель, ей тут же становилось не по себе. Нет, и все! Никакого Жуки ей не надо!
Так что дамочка, может, и права. Может, она, Ана, и в самом деле эгоистка. Ей и без Марселу Жука никогда не был нужен, а уж с Марселу и подавно... И Ана вновь принялась думать о Марселу, о том, как им хорошо вдвоем и какие у них хорошие дети... А Жуке надо будет сказать об этой дамочке. Ему будет приятно, что его полюбила такая красивая холеная женщина...
Узнав от Аны о визите, Жука был потрясен. Похоже, что Элена любила его всерьез. А чувства Жука уважал и привык с ними считаться.
Но ему приходилось считаться с чувствами очень многих своих домочадцев. Если тетушка Нина с восторгом приняла появление Элены в жизни Жуки, то Яра — очень болезненно. В чужой красивой незнакомке она сразу увидела сказочную ведьму-мачеху и всячески давала понять отцу, что не станет с ней жить под одной крышей. А как-то прямо сказала:
— Если ты женишься, я из дома уйду.
И точно так же болезненно переживал увлечение Элены Лукас. Мать была для него самым близким человеком. Сейчас он чувствовал себя неуверенно, ему трудно было вновь начать заниматься, влиться в жизнь сверстников. Боялся он и Дуду, который в данный момент пропал, но в любую секунду мог опять появиться. В общем, он нуждался в поддержке. А мать была занята чем-то или кем-то другим. И когда он узнал, что этот кто-то какой-то жалкий рыночный торговец, то ему стало стыдно за мать и обидно за себя. Они оба были достойны лучшего.
Для начала Лукас поговорил с сестрой, но Ирена сказала, что Жука ей нравится.
— И потом, даже если бы не нравился, я бы все равно и слова не сказала маме, — продолжала Ирена. — Она нас вырастила, мы уже вполне самостоятельные, и мама может делать все, что ей заблагорассудится.
— Нет, не может, — не согласился Лукас, — у нее есть семья, и она должна с ней считаться!
В один прекрасный день Лукас отправился на центральный рынок, желая поговорить с Жукой. Разговор вышел крайне неприятный. Парень грубил, старался унизить Жуку. Жука, который поначалу вполне искренне пытался успокоить нервного парнишку, постепенно умолк, поняв, что в Лукасе говорит только обида.
— Не смейте встречаться с моей матерью! Она мне очень дорога, и я сумею оградить ее от недостойных знакомств! — закончил Лукас.
Жука видел, что Лукас боится лишиться поддержки матери, боится потерять своего самого близкого человека и поэтому изо всех сил защищается от посягнувшего на нее врага. Сострадание и невольное сожаление о тех силах, которые им с Эленой придется потратить на то, чтобы как-то успокоить и поставить на ноги своих неоперенных еще юнцов Яру и Лукаса, — вот что чувствовал Жука, глядя на недобро набычившегося сына Элены.
Элена сказала, что идет на вернисаж, вышла из дома и села в машину. Но поехала она вовсе не в выставочный центр. В небольшом сквере у нее было вновь назначено свидание с Жозиасом. Она снова ехала к нему с деньгами.
— Я не знаю как, но закончи с этим делом! — умоляющим голосом повторяла Элена. — Ты же сам понимаешь, что это для меня значит! Мое благополучие, благополучие всей семьи зависит от этого.
— Понимать-то я понимаю, — ответил Жозиас, — только вот обещать ничего не могу. Уж больно дело-то сложное. Сама знаешь.
— Знаю, но верю, что и невозможное становится возможным, если очень захотеть.
Жозиас с сомнением сунул деньги в карман.
— Попробую, но обещать тебе ничего не могу, — сказал он.
— Все! Все в моей жизни зависит только от тебя! — такими словами проводила его Элена.