Клаудиу любовался снимками Патрисии. Раз от разу она выходила все лучше и лучше. Как профессионал, он мог поручиться, что карьера фотомодели ей обеспечена.
На шум у дверей Клаудиу обернулся: Диего и Изабелла вернулись с ипподрома. Так рано он их не ждал, обычно они возвращались позже. Поэтому он и позволил себе заняться фотографиями. Ну ничего, сейчас он быстренько все уберет.
Диего взял одну фотографию и искренне залюбовался:
— Какая красавица!
Другую взяла Изабелла и пренебрежительно бросила на стол.
— Во что ты превращаешь свою квартиру, Диего? — возмущенно начала она. — Я думала, ты запретил превращать свой дом в фотостудию.
— На Патрисию запрет не распространяется, — добродушно ответил Диего. — Здесь Клаудиу снимает только ее.
— Что значит не распространяется? — продолжала заводиться Изабелла. — Не квартира, а черт знает что! Проходной двор! А тебе наплевать! Я тебе не какая-нибудь девчонка с улицы! Ты прекрасно знаешь, что мне это не нравится. Ты сделал это специально, чтобы мне досадить. И добился, чего хотел! Ноги моей здесь больше не будет!
Подхватив сумку, Изабелла выскочила за дверь, а за ней кинулся недоумевающий Диего: да что же это? Из-за чего?
— Вот уж сучка так сучка, — процедил про себя Клаудиу.
Вскоре вернулся Диего и устало опустился в кресло.
Клаудиу пододвинул ему бокал с пивом.
— Выпей — холодненькое, — дружески посоветовал он, сочувственно глядя на друга.
Диего отпил полстакана и со вздохом сказал:
— Иной раз просто жить не хочется! Все должно быть так, как она хочет. Сплошные капризы! Я уже намекнул доне Кармеле, что хорошо бы сводить Изабеллу к психоаналитику. Должен же кто-нибудь ей сказать, что в ее стремлении властвовать есть что-то болезненное.
— Да, властвовать она любит, — признал Клаудиу. — И в средствах не стесняется! — сказал и тут же осекся, прикусив язык.
— Что ты хочешь сказать? — встрепенулся Диего. — Ты что-то знаешь? Мне давно кажется, что вы с Изабеллой были знакомы и раньше. Расскажи, мы же друзья! А женитьба — дело серьезное, ты же знаешь! На всю жизнь.
Клаудиу согласился с Диего и рассказал, что знакомство его с Изабеллой состоялось, когда она пришла к нему в студию, заплатила большие деньги и поручила сделать снимки своего дяди Марселу с хозяйкой пиццерии, от которой у него было трое детей.
— Снимки я сделал, — закончил Клаудиу. — Как ты сам понимаешь, работа есть работа. А заплатила она очень щедро. Диего был поражен: при чем тут Изабелла? Историю Марселу он знал, но чтобы Изабелла вмешивалась в то, что ее совершенно не касается? Да еще таким непорядочным образом? В общем, с этой историей стоило разобраться.
На прямой вопрос Диего, зачем ей понадобились снимки, Изабелла, яростно сверкая глазами, принялась чернить Клаудиу:
— Этот завистник хочет оклеветать меня и расстроить нашу свадьбу! Он завидует твоему счастью, Диего! Положению в обществе! Образованию! Деньгам!
— Какие глупости. — отмахнулся Диего. — Мы с Клаудиу знакомы с детства. У него немало недостатков, но зависть к ним не относится. А ну выкладывай все начистоту. Отговорками я сыт по горло.
Разговор происходил в доме Феррету в кабинете Филомены. Изабелла огляделась вокруг — дома и стены помогают, и в голову ей пришла спасительная идея. Изабелла тут же обрела спокойствие и самообладание.
— Прости, я разозлилась на Клаудиу потому, что он дал мне клятвенное обещание молчать и нарушил клятву. Из-за него я тоже должна теперь нарушать клятву, которую дала тете Франческе. Это она попросила меня о снимках. Ей хотелось покончить с измучившей ее историей. А доказательств у нее не было.
— Что за бред?! Не могу поверить! Твоя тетя — взрослая женщина, она могла нанять кого угодно! Но вмешивать тебя, невинную девочку?! Да еще дать такое сомнительное поручение! Невероятно! Немыслимо!
— Раз не веришь, уходи! — разозлилась Изабелла. — Нам не о чем разговаривать!
— Нет, есть о чем! Ты собираешься стать моей женой, и мы непременно должны разобраться во всей этой истории. Почему ты не обратилась ко мне? Почему взялась за такое поручение?
— Тетя взяла с меня слово, что я никому ничего не скажу. Откуда я знала, что Клаудиу твой друг! Я нашла его по объявлению!
По объявлению! Нет. Диего положительно не нравились таланты, которые открывались в его невесте. Вдобавок он почему-то не верил ни одному ее слову. И это недоверие нравилось ему еще меньше.
Услышав громкие голоса в своем кабинете, Филомена открыла дверь. Изабелла кинулась к ней со слезами и, лепеча, рассказала историю о тете Франческе и снимках.
— Я не верю, что Франческа могла тебя об этом попросить, — такова была первая реакция Филомены. — Тебя, совсем девочку, Франческа не могла впутать в такую нелепую и гнусную историю.
— Вот и мне тоже не верится, — подал голос Диего, чем несколько отрезвил Филомену.
— Спросите Андреа, — вытащила свой последний козырь Изабелла, не сомневаясь, что Андреа подтвердит все что угодно.
— Андреа знала о снимках? — медленно переспросила Филомена.
— Нет. То есть да. В общем. Андреа позвала меня к тете Франческе, а тетя поручила мне отвезти фотографии и пленку на комбинат.
Филомена помолчала и сказала медленно и весомо:
— Я не стану ничего спрашивать у Андреа. Я тебе верю. Извини. Диего, ревнивая и неуверенная в себе женщина способна на нелепый шаг. Не сердись на мою сестру за то, что она втянула твою невесту в подобную низость. Лучше пожалей ее, потому что Франческа достойна жалости.
— Только сейчас я поняла, что не должна была так поступать, — плаксиво проговорила Изабелла. — Прости меня, Диего, но мне было так жаль мою тетю!..
— Хорошо, Изабелла, поставим на этом точку. Но отныне с какими бы предложениями к тебе ни обратились, поговори сначала со мной.
Диего поцеловал Изабеллу в знак примирения, но зерно сомнения было брошено в его душу. Беззастенчивость Изабеллы в поступках смущала его. То она просила его рыться в бумагах Марселу, то поручала сфотографировать Марселу с любовницей... От всего этого веяло грязным, гадким душком. Что за человек была эта большеглазая красавица, от одного прикосновения которой у него замирало сердце?
Горечь, близкая к горечи потери, отравляла мысли Диего о невесте, но воспоминание о сладости ее поцелуев пока соперничало с ощущаемой им горечью.
Горечь потери ежесекундно ощущала Ана. Годы и годы трудились они вместе с Жозиасом в пиццерии, и вот теперь рядом с ней образовалась пустота, и никто не мог ее заполнить. В горе ее таилась и тревожная, пугающая струнка, которой она боялась коснуться, звук которой боялась расслышать до конца. Когда им с Жукой вернули в полиции то, что нашли в карманах Жозиаса, — деньги, талончики на метро, жевательную резинку, в общем все, что там было, — Ана поняла, что недостает ключа от квартиры, который Жозиас никогда не забывал и всегда носил с собой, потому что жил один. Сердце у Аны упало: кто знает, может, Жозиаса и убили из-за этого ключа? А ключ был ей нужен. Она хотела пойти к Жозиасу на квартиру и забрать оттуда свою черную папку. Пока они ахали с Жукой по поводу отсутствия ключа и строили всякие страшные предположения, Китерия сказала:
— У меня есть ключ от квартиры Жозиаса, он мне его дал, чтобы я впускала к нему уборщицу. Пошли!
И они втроем вошли в маленькую квартирку Жозиаса, где царил идеальный порядок, какой бывает у аккуратных холостяков. Жозиас сказал Ане, куда положит папку, но в этом шкафу на укромной полке ее не оказалось. Они методично обыскали весь дом, но черная папка исчезла! И это и было то страшное, что делало горе Аны еще большим. То страшное, о чем она боялась думать до конца... Ведь Жука сказал ей, что Марселу знал о том, что папка находилась у Жозиаса, а Ана знала, что Марселу эта папка нужна позарез...
Прошло несколько дней, и Ана, не выдержав, все сказала Марселу. Услышав, что папка пропала, тот просто позеленел. На Ану он глядел так, будто смешивал ее с грязью — как она смела обвинять его в смерти Жозиаса? И как смела распоряжаться папкой?! Он затеял перемирие с бывшей любовницей по многим причинам, но, похоже, терпению его пришел конец! И все же Марселу так яростно оправдывался, что Ана ему поверила. Тогда что же? Может, кто-то украл эту папку, чтобы шантажировать Марселу? Сомнения, смятение, боль захлестывали Ану. Только у Китерии она могла посидеть, поплакать и отвести душу.
— Но ты же поверила Марселу, — убеждала ее Китерия, чтобы снять тяжкий груз с сердца подруги. — Он же тебе все объяснил.
— Поверила, да. Но разве я не верила ему все двадцать лет, а он разве не обманул меня?!
И тут вдруг дона Ивети, парализованная матушка Китерии, толкнула Ану своим креслом — она словно хотела что-то сказать, привлечь к чему-то внимание Аны, но только еще больше напугала ее. А еще больше напугал Ану своим появлением Жозе. Он приехал из очередной поездки и появился у Китерии, как всегда, веселый и жизнерадостный, читая стихи. Китерия бросилась ему на шею.
— В любом горе есть лучик счастья, — сказала она, обернувшись к Ане. — Ана! Смотри, Жозе приехал!
Ана грустно улыбнулась и поздоровалась — этот лучик предназначался не ей.
— И для тебя, Ана, у меня есть добрая весть! Завтра я с ней приду к тебе в пиццерию!
Ана поблагодарила Жозе за желание ее утешить, но про себя подумала: нет для нее сейчас добрых вестей.
На другой день, когда Китерия помогала Ане накрывать в пиццерии столы, появился Жозе в сопровождении мужчины средних лет, загорелого и крепкого.
— Вот она, добрая весть, Ана! Принимай! Это твой брат Улисс! Ты думала, что его нет в живых, а он вот, живехонек! И все тебе сам расскажет! — Жозе радостно хохотал, приглашая всех остальных присоединиться к его радостному смеху.
Но Ане было совсем не до смеха. Всякой шутке есть предел. Балагурству и розыгрышам Зе Балашу тоже. Грешно было смеяться Жозе над ее горем.
— Ана, ты меня не узнаешь, Ана? — мужчина подошел к ней совсем близко и внимательно посмотрел на нее.
— Нет, не узнаю, — сказала она, отстраняясь. — Мой брат Улисс умер много лет назад.
— Да дай ты ему все рассказать! — опять вступил в разговор Жозе. — Этого человека я знаю уже несколько лет, и он мне все твердит о сестре Ане из Сан-Паулу. А приехать боялся. Больно плохо он исчез и вестей о себе не подавал. Помнишь, Ана, куклу, которую я привез Карине? Это Улисс прислал!
— Нет, мой брат не мог исчезнуть на двадцать лет и оставить нас всех в таком горе, — твердо отвечала Ана.
— Ана, поверь, бывает в жизни так, что у человека есть основания исчезнуть, — продолжал уговаривать Ану Жозе. — Разве видела ты своего Улисса лежащим в гробу?
— Нет, не видела, но друг моего брата прислал к нам на родину письмо о его похоронах и чемодан с вещами: с рубашками, транзистором и фотографией!
— И все-таки я твой брат, выслушай меня, Ана, — умоляюще попросил загорелый седеющий мужчина.
— Нет-нет, — твердила Ана уже со слезами, и Китерия замахала руками на обоих мужчин:
— Идите, идите пока, придете попозже! — говорила она. — Я пока сама с ней потолкую. Слишком много на бедняжку всего валится. Одни ложатся в гроб, другие встают из гроба. Не так-то просто с этим справиться!
— Не робей! На Китерию можно положиться, — успокоил Жозе Улисса, лучшего официанта в Паране, откуда привез его Жозе.
А пока Жозе отвел Улисса к себе и познакомил со своим семейством. Жука был немало удивлен тем, что брат Аны оказался жив. Но Жука недолго задержался дома, он торопился на свидание с Эленой. Жозе мог быть теперь доволен сыном: Жука больше не держался за юбку той, что его не любила. Все свое время он проводил с женщиной, которая его обожала и которую сам он называл «моя ненаглядная».
А Элену обуревали страхи, свойственные каждой влюбленной женщине.
— А что, если я окажусь не такой, как ты думаешь, Жука? Что, если ты во мне ошибаешься? — спрашивала она. — Что, если ты во мне разочаруешься?
— Я? Ошибаюсь? Да на тебя стоит только посмотреть, и сразу видно, какая ты чудесная, ненаглядная, — ласково отвечал Жука.
— Обними меня покрепче, мне страшно... — и Элена крепко прижималась к Жуке, единственной своей опоре.
Дома счастливую Элену остановила Жулия.
— Подожди секунду, мне нужно с тобой поговорить. Ты как-то упомянула, что именно отец Дуды пришел к тебе и сказал, что Лукас стал наркоманом. И ты, кажется, дала ему крупную сумму денег. Да, Элена?
—Да, Жулия, я надеялась, что этот Дуда устроится в жизни и прекратит торговлю наркотиками. Но вышло так, что всякий раз, когда этому головорезу нужны были деньги, его отец приходил ко мне. И как же мне это надоело! Мало того, что мой сын стал наркоманом, я еще должна была постоянно откупаться...
— Скажи мне, Элена, ты имеешь какое-то отношение к смерти Жозиаса? Он тебя шантажировал? — Жулия испытующе смотрела на сестру.
— Никто меня не шантажировал, Жулия! Да, я встречалась с ним, я передавала ему деньги, но делала это по доброй воле и только ради спасения сына. Подозрения твои — верх нелепости!
— А мне кажется, что ты лжешь, Элена, — медленно произнесла Жулия.
Элена побледнела.
— Раз уж у нас пошел такой разговор, то тогда и я могу тебя спросить кое о чем, сестра, — начала она. — Ты прекрасно знаешь, как Ирена интересуется гибелью своего отца. Почему же ты не сказала ни слова о своем знакомстве с Франческой, с Марселу, с Аной?
— Это было так давно и не представляет собой ничего интересного, — отмахнулась Жулия.
— Нет, мне это очень интересно, тетя, — сказала вошедшая Ирена. — Так где же ты с ними познакомилась?
— С Франческой на автогонках в Кампус-ду-Жордан, ее первый муж был их большим любителем и дружил с одним моим приятелем. Ты его не помнишь, Элена, ты была еще слишком маленькой. С Марселу тоже в Кампус-ду-Жордан, в одном подпольном казино, когда он уже стал мужем Франчески. Но знакомство было шапочным. «Привет! Как дела?» — и все. А с Аной совсем недавно, сперва в Италии, где они путешествовали вместе с Марселу, а потом в трущобах. Удовлетворены? — спросила Жулия.
— Нет, тетя, мне все время кажется, что ты что-то скрываешь. И почему убийства выстраиваются в цепочку и всегда один и тот же почерк: телефонный звонок, срывающий человека с места, а потом смерть?..
Изабелла приехала на мясокомбинат за Диего в самый разгар спора между будущим мужем и любовником.
Оба мужчины слегка нервничали: на предприятие нагрянули инспектора с требованием предъявить им всю документацию. Они утверждали, что бухгалтер Марселу не доплатил налоги. Диего считал, что бухгалтер прикарманивал чеки по оплате налогов, подписанные Марселу, и настаивал на том, чтобы тот немедленно вызвал аудиторов, которые обязаны были все это проверить.
Изабеллу немало не смутила деловая перепалка мужчин.
— Дорогой, — обратилась она к Диего, — мы договорились с тетей Филоменой встретиться в церкви, чтобы обсудить предстоящую свадьбу!
Марселу метнул в сторону любовницы негодующий взгляд.
— Филомена платит тебе за то, чтобы ты работал, а не устраивал свадьбы в рабочее время! — еле сдерживая ярость, процедил сквозь зубы Марселу.
— А ты не кричи на моего жениха! — забавляясь тем, что она приобрела такую власть над этими двумя мужчинами, заявила Изабелла. — Он работает на мою тетку, а не на тебя!
Она видела, что Марселу кипит яростью, и это доставляло Изабелле утонченное удовольствие, возбуждало ее. Окинув Марселу наглым, торжествующим взором, она увела за собой Диего.
Филомена желала, чтобы свадьба ее племянницы стала самым значительным событием в Сан-Паулу. Она требовала, чтобы цветочники, оформители, музыканты прониклись высоким стилем дома Феррету. Она сама заказала цветы для букета, который должен будет преподнести Изабелле жених, и для алтаря, сама выбрала репертуар для оркестра и хора из двадцати человек. Сама показала, как расставить скамейки и какими лентами украсить стены.
После этого Филомена уже дома устроила репетицию церемонии выхода невесты, ознакомила Диего, у которого уже голова пошла кругом, с ритуалом дома Феррету, согласно которому жених, дожидаясь невесту, обязан выпить бокал марсалы и съесть конфетти— миндаль в сахаре, после чего он получит благословение семьи.
Наконец, жениху было дано разрешение удалиться, и Диего, горя желанием продолжить объяснения с Марселу помчался на работу.
К его приезду Марселу уже решил проблему с налогами, уволив бухгалтера и посоветовав своим адвокатам подать на него иск и доказать, что хищениями занимался именно бухгалтер.
Диего, не слишком удовлетворенный его объяснениями относительно бухгалтера, отправился в свой кабинет. Едва за ним захлопнулась дверь, Марселу позвонила Андреа и сказала, что с ним желает увидеться Изабелла. Не успел Марселу что-либо ответить как Изабелла, не нуждающаяся в особом приглашении, уже вошла в кабинет. Сердце у него заныло при виде ее соблазнительной фигурки, манящих глаз, чувственного рта.
— Что тебе надо? — резко спросил Марселу. Изабелла подбоченилась.
— Чтобы ты был моим посаженым отцом, — объявила она. — Чтобы все видели радость на твоем лице, когда ты будешь стоять рядом со мной перед алтарем.
Цинизм этой девушки поистине не знал границ, но и власть ее над ним казалась Марселу безграничной. Он влепил ей пощечину. Изабелла как будто этого и ожидала: она бросилась к Марселу и, извиваясь всем своим гибким телом, впилась в его губы поцелуем.
— Ты будешь самым чудесным посаженым отцом во всем мире, — сквозь поцелуи бормотала она. — Ох, я умираю от тоски по тебе. Я хочу тебя!..
— Ты сумасшедшая, — едва владея собой, пролепетал Марселу. — Уходи, уходи...
— Я жить не могу без твоих ласк, — покусывая его за мочку уха, простонала Изабелла. — Мне не прожить без тебя, милый мой!
— Зачем же ты выходишь замуж за этого придурка? — пытаясь оторвать от себя сжавшие его как обручем руки Изабеллы, проскрежетал Марселу.
— Он даст мне деньги, которых у тебя нет, — еще крепче оплетая его руками и ногами, шептала Изабелла, — но мое тело, мое сердце всегда будут твоими... Если бы мы с тобой поженились, то убили бы то лучшее, что есть между нами, убили бы эту страсть, это безумие... Я хочу тебя прямо сейчас!
Наконец Марселу удалось высвободиться из ее объятий.
— Нет. У кого-то из нас должна остаться хоть капля разума, — задыхающимся голосом произнес он. — Я жду тебя завтра в десять в баре нашего отеля. — Пригладив взлохмаченные волосы, Марселу приоткрыл дверь кабинета: — Андреа, скажи Диего, что его невеста здесь и она хочет встретиться с ним.
Андреа умела владеть собой: вид ее не выдал того разочарования, которое испытала она в эту минуту. Ведь она уже вызвала Диего в кабинет Марселу якобы по делу, от души надеясь, что тот успеет застать свою невесту в объятиях ее патрона...
Ану продолжали мучить сомнения относительно воскресшего брата, и она с раннего утра прибежала поделиться ими с Ниной и Жозе, у которых остановился Улисс. Ей по-прежнему казалось, что Жозе разыгрывает ее.
— Если это и правда мой брат, почему он не объявился раньше? — пыталась выяснить она у Жозе.
— Пусть он лучше сам тебе все объяснит, — устав от ее вопросов, отозвался Жозе. — Когда я ему рассказал, что от тебя ушел Марселу, тогда он произнес: «Час настал». Наверное, Улисс имел в виду, что настало время ему открыться тебе и предложить свою помощь.
— Когда Улисс проснется, мы скажем ему, что ты хочешь его видеть, — предложила Нина. — Поговорите вдвоем, может, он сумеет доказать тебе, что в действительности является твоим братом.
Улисс не замедлил навестить Ану и первая же произнесенная им фраза должна была рассеять все ее сомнения:
— Как похожа Карина на нашу двоюродную сестру Консейсон!
Потрясенная этими словами, Ана опустилась на диван.
— Ты помнишь Консейсон?!
— Конечно, и ее, и дядю Бенту! Он обожал петарды! До того дострелялся, что потерял три пальца! И тетку Кандиду помню, у нее были разные глаза. А ты помнишь, как упала в реку и чуть не утонула? Я тебя тогда вытащил из воды!
Улисс обрушил на Ану столько подробностей из их общего детства, что не оставалось ничего другого, как признать его братом.
— Но почему ты молчал все эти годы? — продолжала допрашивать его Ана. — Мы получили письмо, что ты умер!
— Я сам написал это письмо, — признался Улисс. — Я хотел, чтобы вы поверили в мою смерть. Дело в том, что все эти годы я был в тюрьме... Мы поругались с одним типом, схватились оба за ножи, и я его прикончил. Адвокат не смог доказать, что это была самозащита. Меня посадили на двадцать лет. Мама не пережила бы такого позора, вот я и придумал распустить слухи о своей смерти.
Все это было довольно логично, но что-то мешало Ане броситься брату на шею. Она сама не могла понять, какое звено в его рассказе кажется ей слабым и почему лицо Улисса не внушает ей доверия. Но в то же время Ана понимала, что, кто бы ни был этот человек, сейчас нужно оказать ему помощь, а там видно будет.
— Что ты собираешься теперь делать? — спросила она Улисса.
— Пойду искать угол и какую-нибудь работу, — с надеждой глядя на нее, отозвался Улисс. — Я прежде работал официантом. Соображаю кое-что в кассе, в заказах.
— Ладно, — наконец решилась Ана, — оставайся здесь, в пиццерии, будешь работать у меня. Только имей в виду, сюда стекается народ со всего Сан-Паулу.
— Я тебя не подведу, — преданно глядя на Ану, проговорил Улисс.
Несмотря на то, что сам Жозе считал себя стариком, женщины все еще засматривались на него. Дело в том, что он принадлежал к тому типу мужчин, которые придают не слишком большое значение своему обаянию, что делало его особенно неотразимым в глазах представительниц слабого пола.
Но об Ирене, с которой он как-то случайно столкнулся на дороге, он и думать не смел.
Сегодня он снова увидел эту очаровательную девушку, оказавшуюся также уроженкой Сан-Паулу. Ирена первая окликнула его:
— Э-эй! Здравствуй! Ты у меня постоянно под ногами путаешься! — шутливо приветствовала она Жозе.
— А может, это ты у меня под ногами болтаешься? — парировал Жозе, стараясь скрыть радость, которую доставила ему новая встреча с этой девушкой. — Я только что из Параны, привез много вкусных вещей. Зайдешь ко мне на кофе?
Ирена покачала головой с озабоченным видом:
— Не могу. В другой раз. А сейчас я тороплюсь. До встречи!
«Да, надо привыкать получать отказы от девушек, — грустно подумал Жозе, глядя ей вслед. — Конечно, ведь я уже старик. Но какая же она красавица!..»
Ирена торопилась на встречу с Дудой Бесноватым, сыном Жозиаса, бывшего официанта Аны. Она надеялась узнать от Дуды, не слышал ли он чего-либо о женщине с северо-восточным акцентом, которая позвонила Жозиасу, с тем чтобы выманить его из дому. Ей это удалось, и Жозиас погиб.
Сандру предупредил ее, что этот Дуда — человек опасный. С ним не раз приходилось сталкиваться Жулии. Дуда расценивал ее благотворительную деятельность как вмешательство в его бизнес, в торговлю наркотиками. Он уже сделал Жулии первое предупреждение: проколол шины колес ее автомобиля.
С первой минуты их встречи Ирена почувствовала: Дуда что-то знает. Знает, но размышляет: то ли над тем, как подороже продать ей информацию, то ли как скорее избавиться от нее. Очевидно, остановившись на второй идее, Дуда прервал Ирену:
— Ладно, мне это все неинтересно. Ничем не могу помочь.
— Дуда, Жозиас был твоим отцом, он любил тебя! Неужели тебя это не волнует?
— Уматывай отсюда! Надоело с тобой трепаться, — отрезал Дуда.
— Но это очень важно, — продолжала настаивать Ирена. — Я знаю, что ты можешь мне помочь!
Дуда мотнул головой:
— Проваливай отсюда. И не смей меня больше доставать, поняла?
«Просто заговор молчания!» — подумала Ирена. Но она была не из тех, кто легко расстается со своими идеями. Ирена поехала к Ане. Ее интересовал один вопрос, и многое зависело от того, сможет ли Ана на него ответить.
— Извините, что опять беспокою вас, — дипломатично начала она, — мне хотелось узнать одну вещь. Жозиас получал ведь не так много, чтобы его заработка хватало на адвокатов, выгораживавших сына в суде.
— Он прирабатывал на стороне, — объяснила Ана, — в районе парка. В гостинице под названием «Лампони»...
Ирена направилась в «Лампони», рассчитывая там переговорить о Жозиасе с официантами. Может, им что-то известно? Но случай перевернул ее планы.
Не успела Ирена подойти к стойке бара, как увидела в зале танцующих Изабеллу и Марселу.
Их движения, их взгляды, наконец, мимолётные поцелуи, которыми обменивалась эта парочка, продолжая медленный танец, не оставляли сомнений в цели их появления здесь и в характере их отношений. На глазах ошеломленной Ирены они вдруг остановились, порывисто обнялись и, покачиваясь как пьяные, пошли к лифту...
Клаудиу поджидал Патрисию у школы.
Увидев девушку, сбегающую по ступеням вниз в окружении подруг, его лицо расцвело улыбкой. Но как только Патрисия сообщила ему, что мать запретила ей встречаться с ним, улыбка слетела с лица Клаудиу, и на нем отразилась растерянность.
— Как же она может быть против меня, если мы даже не знакомы? — возмутился он.
— Она вообще не хочет, чтобы я с кем-то гуляла, Клаудиу, — объяснила Патрисия. — Она боится, что я рано выйду замуж!
— А ты сказала ей, что я тебя люблю? Что мы можем взрослеть вместе? Ты — как модель, я — как фотограф, — настаивал Клаудиу. — Позволь, я сам поговорю с твоими родителями, объясню, что у меня честные намерения, и попрошу разрешения видеться с тобой.
— Tы на это отважишься?! — изумилась Патрисия.
— Конечно. Я не хочу потерять тебя ни за что на свете!
Вдохновленная признанием Клаудиу, Патрисия в тот же день решила переговорить с матерью.
Когда Патрисия вернулась домой, она сразу поняла, что над домом только что пронеслась какая-то гроза. Отец заперся в своей комнате, братья сидели хмурые. Патрисия подступила с расспросами к Сиднею и узнала от него, что сегодня брат застал отца над оформлением незаконной сделки, которую предстояло заключить в Парагвае. Сделку эту, естественно, навязал ему проходимец Линеу. Сидней вырвал пакет с документами из рук отца и категорически запретил ему принимать участие в подобных вещах. Ему удалось убедить отца в том, что он был не прав, и тем не менее Клебер, мрачнее тучи, закрылся в своей комнате.
Патрисия вполуха выслушала эту историю и тут же завела разговор с матерью и братьями о том, что ее волновало.
— Ты слишком молода, чтобы завести парня, — проговорил Сидней.
Розанжела, которая присутствовала при этом разговоре, возразила:
— Мы с тобой встречаемся с детства.
— Да, вам можно, а мне нет? — тут же уцепилась за это заступничество Патрисия.
— Но мы же не знаем твоего парня, — беспомощно произнесла Фатима.
— Мама, Джеферсон его знает! Внимание Фатимы переключилось на сына.
— Ну и как он, сынок?
— Клаудиу — хороший парень, — авторитетно заявил Джеферсон. — В чем проблема, мама? Пригласи его на ужин, и тебе сразу все станет ясно.
— Правильно, — поддержала Джеферсона Розанжела. — Это лучше, чем гадать, какой он.
— Ладно, — сдалась Фатима, — передай своему Клаудиу, что я приглашаю его на ужин в понедельник.
Патрисия подпрыгнула от радости.
— Спасибо, мама!
— Вот только не знаю, что скажет об этом отец, — задумчиво проговорила Фатима.