Анчутка

19. Грамота

Курск. Девять лет назад.

— Почему вы позволили ему так напиться?! — отложив в сторону гребень, воскликнула молодая женщина приятной наружности, когда заслышав ругань наместника выглянула во двор.

Шумная перебранка ворвалась в терем и покатилась наверх, задержавшись на отды́хе. Наместник махал кулаками и бранился на дворовых, суетливо носящихся вокруг своего властителя, ему подсабливающих, чтоб тот не свалился с лестницы. Кто-то даже получил затрещину, не успев увернуться от размашистого удара и отлетев в сторону, пытался прийти в ясность ума, потирая ушибленное ухо.

Поспешно прихорошившись перед зеркалом, уже успев снять все свои украшения перед сном, и кокетливо улыбнувшись отражению на желтеющей стеклянной глади, женщина выбежала из своей одрицкой в сени навстречу к боярину Олегу, который еле держался на ногах.

— Что случилось, сокол мой? — от этих слов буйный нрав наместника, похожего в гневе на яристого тура, мгновенно утих, и тот, весь преобразившись разом стал похож на кроткого телёнка.

— Лада моя, — протянул к ней руки.

Женщина подставила наместнику своё плечо, на которое он послушно навалился, что та немного присела под тяжестью, и по пути в одрицкую отдала приказ дворовым, чтоб оставили их наедине.

— Евгеша, голуба моя, горю весь, — бражно пыхнул в милое личико и набросился на неё, пытаясь облобызать, явно желая в женских ласках получить забвение от мучимых его терзаний, но, не устояв на ногах и закубылявшись, повалился на лавку.

— Кто ж тебя надоумил столько пить? — отчитывающе, но всё же с мягкостью пролепетала, помогая снять один за другим сафьяноые сапоги, которые намедни подарила ему.

Подкладывая под его голову лебяжьи подушки, дабы наместнику было удобнее лежать, Евгения нависла над ним, беспокойно оглядывая его изломанное, отнюдь не от излишка выпитой браги, лицо, а от чего-то другого, мучительно изъедавшего его изнутри, словно тот проглотил расплавленную гривну, которую присуждали проворовавшимся наместникам.

Воспользовавшись такой близостью, Олег схватил нежную и хрупкую женщину, своими широкими лапами, что Евгения не удержавшись на ногах упала сверху на мощную грудь боярина, накрыв того собой вместо одеяла. Шалые руки тут же забродил по её стану, но наместника хватило только на это.

— Спи, соколик, — шепнула тому и, не приложив никаких усилий, выпросталась из непослушных мужских рук. — Но знай, если опиваться и дальше будешь, тебя от причастия отлучат. Твоё пристрастие к пиву тебя и погубит…

— Не от того горю, что опился, лада… — задыхаясь от мучимых терзаний взвыл. — Я убил их. Слышишь? Убил… Я убил, убил… — уже еле слышно проскулил погружаясь в бражный сон.

— Ну-ну, — думая, что это пьяные бредни любого бранника, Евгения похлопала Олега по груди, как то делают матери, успокаивая своих детей, когда тем снятся страшные сны. — Ты боярин дюжий, не пристало вою ратному оплакивать своих супротивников…

— Ты не понимаешь, — промычал натужно и перехватив тонкую ладонь, затеребил её, словно пытался докричаться, объяснить всю важность его признания, его тягостную безмерность. Олег не мог более удержать в себе носимое, он желал излиться, облегчить свои терзания. — Я своего ближника убил…

— Кого это, позволь узнать, — в невинной улыбке дрогнули губы Евгении, недоверчиво слушавшей бражные бредни наместника.

— Позвизда… — лицо мужа всё изломалось, будто он не сказал, а выдернул из себя это слово, из своих глубин, и от боли душевной, наконец поделившись с кем-то невыносимым бременем, словно страшился этим признанием спугнуть Евгению, сжал крепче женскую ладонь.

- Что за нелепицу ты говоришь? — с лёгким усилием выпростав руку, приняла к себе, и поправила тонкое одеяло, прикрывая Олега. Заботливо склонившись над мужем, смахнула сбившиеся локоны с его лица. — Его и в городе нет, как ты мог его убить…

— Позвизд предал меня, — оправдывался тот, словно на исповеди, мучимый своей совестью, предостаточно изъев сам себя обидой на своего подвоеводу, что был слишком доверчив ему, злостью на того за вероломное коварство, и самое ужасное — личными сомнениями в правильности своих собственных деяний по отношению к Позвизду.

Будто в лихорадочном помешательстве наместник взревел, как раненный тур, замотал головой, что его русые волосы, до этого заботливо оправленные Евгенией, трепались по подушкам. Он успокоился, лишь когда молодая женщина, взяла его мохнатые щёки своими мягкими ладонями и удерживая большую, взъерошенную голову захватила его бражный взгляд своим нежным и всепонимающим.

— Он верный муж, хоть и честолюбивый. Он всегда служил тебе правдой, крест носит. Не мог он тебя предать. А вот ты напился до того, что твой разум сам на твоих ближников напраслину наводит.

— Властолюбец, обуреваемый гордыней! — не слушал вразумлений. — Он стал крайне разнуздан и чуя безнаказанность, задумал сотворить мерзкое предательство! — вдруг поднялся, усевшись на лавке и безумно выпучив глаза, выкрикнул размахивая руками, даже не заметив как саданул Евгению, что та, не отпрянь в сторону, верно растянулась бы на полу, полностью обездвиженная. — Клеветник и завистник! Он удумал написать князю жалобную грамоту с доносом на меня, что я присваиваю добро и тем наживаюсь чрезмерно, — с безысходностью, желая найти поддержки, уставился в нежно лицо Евгении, которая не обращая внимания на его безудержный нрав, выжидала, пока тот перестанет махать своими руками, не желая невзначай попасться под эти булавы второй раз.

Олег замолчал, но всё ещё яро пыхал, глядя на невозмутимую полюбовницу. Её глаза излучали безмятежность, они кстати всегда были таковыми, будто немного грустные и бесстрастно спокойные, большие, глубинные, схожие с небесным океаном во время затяжного дождя. Её алые губки-бантиком дрогнули, замерли на мгновение и растянулись, оголив ряд жемчужных зубов, а на щеках проступили задорные ямочки, от которых у Олега всегда занималось внутри. Вот и сейчас, воспалённый внутренним жаром, полянин начал затихать от разительной улыбки своей ненаглядной Евгеши, которая будоражила его и успокаивала одновременно.

— Он скоро вернётся и вы с ним на братнике всё обсудите, — Евгения пыталась его утишить и нежно пришикивая, понудила Олега вновь улечься. — Ты не сделал ничего предосудительного, сокол мой, чтоб Позвизд писал жалобную грамоту на тебя. Это верно злобный навет завистников, верно кто хочет вас рассорить. Да и Неждана, невестка твоя, мне ни разу не обмолвилась, чтобы Позвизд думал об этом. А мы с ней делимся и не такими секретами, — прикрыла сизые глаза, что тень от пушистых ресниц, похожих на крылья бабочек легла под ними. — Завтра я с ней поговорю. Спи, душа моя, утро вечера мудренее. Ложись, — вынудила того вернуться назад, а тот послушно выполнил её просьбу, бурча себе под нос:

— Завтра будет поздно… Военег послал к нему людей, чтоб отыскать грамоту, пока мой подвоевода на охоте…

— Глупо! У Позвизда полный двор дружинников — они не позволят даже мышке пробраться к нему. Отзови их пока не поздно. Ведь так и до смертоубийства может дойти, — беспокойством наполнилось сердце молодой женщины. — Позвизд не простит тебе этого!

— Позвизд скорее всего уже мёртв. И это я убил его…

— Когда? Ты всё время был в детинце, а Позвизд, как два дня уехал на охоту. Скоро должен вернуться.

— Я смалодушничал и позволил брату самому разрешить это дело, — сквозь сон пробубнил тот, а его бражная речь сменилась смачным храпом.

Лёгкая полуулыбка слетела с милого лица. Удостоверевшись, что боярин спит, женщина стремительно выбежала из терема. Евгения не помнила, как приказала оседлать коня, как подбивала того пятками пытаясь успеть предупредить свою подругу, чтоб не случилось беды. На подворье подвоеводы было уже тихо. Все готовились ко сну.

— Позови свою госпожу! — спрыгивая с коня пронзила своим возгласом уже затихающий двор.

— Что случилось? — Неждана выглянула в оконце, которое с гульбища челядинки закрывали на ночь.

— Неждана, другиня моя, беда может случиться! — Евгения бросилась к той в опочивальню и продолжила зайдя внутрь. — От чего двор без охраны?

— Позвизд, муж мой на охоте, а воевода с войском на поле пошли, половцы опять лиходейничали. — Приходи завтра, Евгения, а то сплетни по городу пойдут, что ты простоволосая ночью на коне разъезжала да в терема вваливалась.

— Он Позвизда убить затеял, — грозно прошептала молодая женщина, лишь только осознав весь свой несуразный вид, но не смотря на это, округлив от ужаса глаза пыталась донести до любезнейшей подруги страшную тайну. — Олег мне спьяну всё рассказал.

— Что за бредни, кумушка? — Неждана безынтересно зевнула прикрыв ладошкой свой рот. — Верно Олег твой вусмерть пьяный, вот и буровит всякое. Иди спать милая сношеница (жена зятя), не досуг мне сегодня — умаялась за день, спать охота.

— Да, что ж ты?! Не веришь?! Правду говорю!

Снаружи послышался шум. Возле ворот со двора собралась челядь. Немногочисленные дружинники бранились с пришлыми, стоящими по другую сторону. В ночных сумерках огонь от светочей плясал на лицах и оголённых мечах.

— Военег намеренно двор без охраны оставил, якобы отослав всех на дикое поле! А сам сюда с обыском людей направил, чтоб грамоту отыскать. Так ведь коли отыщут, тебе тоже не сдобровать! Если знаешь, где она, сожги немедля! Только ты можешь помочь своему супругу!

С чёрного хода, послышалась брань и визги. Неждана опешено замерла, и, постояв так с долю времени, схватилась с места. Она стремительно кинулась в одрицкую супруга своего, и Евгения за ней следом. Жена Позвизда по всем ларцам остервенело шарит, а подруга её к окну прильнула, за происходящим во дворе с опаской наблюдает. Только Неждана вдруг, словно что-то осознав, остановилась да на подругу свою с вопросом уставилась.

— Откуда у тебя такое рвение, Евгения? Сдаётся мне, ты неспроста ко мне заявилась. И вовсе не обо мне ты свою заботу проявляешь, а более о Олеге печёшься! Хотела обманом выманить грамоту у меня, чтоб шкуру своего полюбовничка спасти? Не по совести, друженька!

— Бог с тобой! — Евгения непонимающе на ту уставилась и не сразу даже сообразила, что ответить, ошарашенная таким оговором. — Олег себе никогда и ничего не присваивал, он честно служит князю. Верно твой супруг чего напутал и послушал наветчиков злостных.

Шум снаружи нарастал, дубовые щиты не выдерживали натиска снаружи — врата со скрипом отворились и двор захлестнуло движущейся массой вооружённых людей.

— Неждана, только ты можешь спасти Позвизда! А иначе, если найдут грамоту, вас никого не пощадят.

— Не бывать дыму без огня! Любомирович твой с Военегом за одно — брат его много берёт излишка, отчего же Олегу не замараться?! А коли грамота и есть, так правда должна на свет выйти!

— Ты сейчас не о том думаешь! А тебе самой спастись надобно! — Евгения нетерпеливо ту подгоняла, понимая, что сказанное Нежданой было от волнительной горячки. — Коли это люди Военега, они расшибутся, но его приказ выполнят. Грамоту сжечь нужно и укрыться пока не поздно.

— Почему? — Неждана не спешила. — Почему в миру такая несправедливость — одни берут что им нравится, а другим что ж? довольствоваться тем, что перепадёт?

Со двора заслышался мечный бой, рванные крики и стоны. Страх захлестнул и молодых женщин в покоях подвоеводы. Но если Неждана ещё более остервенело начала рыскать в сундуках, вороша вещи и раскидывая их в разные стороны, то Евгения, оцепенев от ужаса, не могла отвести взгляд от происходящего снаружи. В её глазах мелькали мечи и секиры, проливая кровь, веером окропляющую белые рубахи челядинок — рубили всех без разбора.

Тем временем Неждана достала из под лавки ларчик своего супруга и принялась сбивать с него замок — это выдернуло Евгению из её далёких воспоминаний. Замок не дался легко.

— Неждана, нужно бежать, — закричала Евгения, хватая подругу за плечи, дёргая ту рукава, принуждая подняться с пола.

Северская же безотрывно смотрела в глубь ларца, крышка которого была откинута. Он был полон драгоценностей. Неприятный оскал подёрнул губы Нежданы, презрительный, мерзкий. Она, разглядывая усерязи и перстни первой жены Позвизда, водила по ним дрожащей рукой, перебирая эти украшения. Здесь и нож её серебряный лежал.

Губы Нежданы сжались в тонкую ленту от досады — и по смерти своей Дара супруга своего не отпускала или же он сам не желал от той отстать. Перебирая все эти сокровища, Неждана припомнила, как Позвизд оберегал тот ларчик, даже пыль с него сам смахивал не позволяя сенным прикасаться к нему. Присмотрелась, заприметив торчащий краешек берестяного листа, и, схватив тот двумя пальцами, медленно выудила.

— Сожги её, — Евгения, схватив светильную плошку, подсабливая поднесла её к Неждане.

— Нет, — умыкнула та свою руку в сторону от огня. И каждый раз, когда Евгения хотела её схватить, она успевала отдёрнуть грамоту. — Нет уж, друженька! — сквозь зубы проговорила Неждана. — Пусть каждый своё получит! Коли супруг мой на охоте сгинет, вы все в опалу княжескую попадёте! Эта грамота должна до князя дойти!

Потеряв терпение от напористости своей подруги, Неждана толкнула ту от себя, ударив её в грудь. Отпрянув назад, и ощутив пронзительную боль, Евгения посмотрела в пустые глаза Нежданы. Уронив плошку, перевела взгляд на торчащую из своей груди маленькую рукоять всю в мелких рубинах, словно кто рассыпал по ней гроздь калины. Те поблёскивали от пламени, возгоревшегося от разлитого масла светильника.

Смертельный озноб пробежал по телу Евгении, и ощутив слабость, та осела, трепетными пальцами едва тронув серебряную рукоять.

— Что это? — устремила удивленный взгляд на совершенно хладную Неждану.

— Супруг, говоришь, — присела перед Евгенией, а та ртом воздух глотает, краска от лица схлынула, губы посерели, потеряв алый цвет. — Я с ним что вдовая живу, — Неждана злобно прошипела, перехватив рукоять, уперевшись большим пальцем в навершие. — Мужьей ласки ни разу не знала! Говорит, что по своей первой супружнице пост держит, а сам!.. Мне может только на руку будет, что его не станет вовсе. Я боярской вдовой только лишь счастье обрету. А что?.. пока молодая может и кто ещё мною оженится, — говоря всё это давила на навершие, поглубже вонзая клинок в грудь своей подруги.

— Но почему? — обидой и непониманием застелило разум Евгении. — Почему ты хочешь убить меня?..

— Ты вечно суёшь свой нос не в своё дело. И сегодня — говоришь, что о мне заботу проявляешь? Да как бы не так! Это ты за своего Олега печёшься!

— Другиня моя, что ты говоришь?! Ты мне дорога́ не меньше. Я ради тебя сюда пришла, — хватает ту слабеющими руками, размазывая свою кровь по её шёлковым рубахам.

— И чуть было всё не испортила!

С диким блеском в глазах Неждана наблюдала, как милое лицо Евгении исказилось болезненной гримасой, окрасившись разочарованием и непониманием такого поступка любезнейшей подруги. Она оттолкнула от себя умирающую женщину и подхватив ларчик, вышла в сени. Задержалась в дверном проёме.

— А знаешь, Евгения?! — обернулась к умирающей, бегло ознакомившись с содержанием грамоты. Развернулась к подруге, помахивая берестяным листом в воздухе. — Здесь нет упоминания о Олеге — ни единого слова. Позвизд- межеумок — он не вписал имени виноватого, — та злобно рассмеялась, а всполохи огня делали её лицо дьявольски безумным. — Жаль, но твоя самонадеянность тебя сгубила. Прощай, друженька, особо не серчай на меня — ты сама виновата, что пришла сюда.

Визг дочери заставил Неждану очнуться от упоительного экстаза своей остервенелости. Когда та достигла покоев дочери, отроковица была в невменяемом состоянии, она не осознавала происходящего, и металась с выпученными от ужаса глазами. Лишь после нескольких звонких оплеух та пришла в себя и обмякнув осела на пол.

— Матушка, — верещала та. — Ой, страшно… Ой, как страшно, — занялась вновь.

Неждана, дабы привести дочь в трезвление, труханула её пару раз, что у той маленькая голова закидывалась то взад, то вперёд, а распущенные волосы трепались следом.

— Слушай внимательно и запомни раз и навсегда — тебя теперь зовут Любавой, — её слова были тихими, но настоятельно твёрдыми. — Твоя сестра погибла. Её убили, слышишь?

— Матушка, да как же?.. — заскулила отроковица.

— Только так мы сможем с тобой спастись, а иначе, — кивнула в сторону окна, сквозь закрытые ставни которого врывались истошные крики, — и мы сдохнем! Запомни, ты отныне Любава Позвиздовна.

Спускаясь вниз, Неждана, на которой, с боку уцепившись под локоть, повисла её дочь, осторожно ступала по лестнице. Она прислушивалась к шуму со двора и замерла, когда в терему затарабанили торопливые шаги. Сенные, которые прятались по полатям и сундукам, завизжали, будучи обнаруженными, но тут же были прерваны острыми кромками. Убийцы неумолимо продвигались наверх, сопровождая весь свой путь смертоносным пением своих клинков. Их было не больше десятка.

Ощутив запах крови перед собой, боярская жена вкопалась на месте. Она не могла пошевелиться, увидев этих мужей, с чьих мечей капелью срывалась вниз только что оторванная жизнь. Те тоже остановились.

— У меня есть то, что вы ищите! — приосанилась, задрав подбородок.

Их вожак, самый матёрый, с кривым носом, верно сломанным когда-то давно, в руке меч перехватил, кровь с лезвия отряхнул и к Неждане двинулся. А с той стала облетать её самоуверенность, которой та была сначала прещедро покрыта, как жухлая листва с осиновой ветви после ненастного ветра.

— Только мне известно где грамота, что вы ищите! — остановила того. — Я скажу где она только воеводе, — медлят крамольники. — Ведь это он вас сюда послал?

Послышался шорох, и двое головорезов бросились вниз. Звуки борьбы, верещащая мольба и короткий крик не заняли времени больше, чем взмах ресниц воина, пытливо смотрящего снизу вверх на боярыню, но с превосходством зверя над жертвой.

— Можете всё взять, что вам по нраву будет, — её голос сорвался.

А тот словно не слышит предлагаемый откуп. Единой рукой беспрепятственно ларчик у той приняв, своим подельникам отдал. А та глазами с одного на другого перебегает, не знает от чего те медлят? Дочь свою трепещущую и подвывающую приобняла, сама трясётся.

— Военегу передайте, что у него должок за обоз княжеский есть, — те слушают её со вниманием, Неждана и поднахрапилась. — Он кое-что мне на хранение передал — вернуть хочу вместе с грамотой.

Молчат мужи бранные, от матери с её дочерью глаз не отводят — исподлобья тех мерят своими тяжёлыми взглядами. Вожак ватаги сей на Неждану подался. От мужской руки, что клешня, протянутой к ней, боярыня с дочерью на порожек приподнялась. И бугай на шаг к ней близится. Она ещё шаг намеревается сделать, а тот широким её нагнал да одним рывком рукав с плеча сорвал. Отроковица за мать ещё крепче схватилась, пискнув жалобно. А Неждана губы алые прикусила — ошиблась верно Евгения — не Военеговы то воины, обычные ватажники.

— Так правдоподобнее будет, — бугай с лёгким поклоном назад отступил, пропуская вперёд свою будущую хозяйку. — Некрас и Блуд, — гаркнул тот двум верзилам. — Сопроводите Неждану Златовну. Там уже не безопасно, — пояснил боярыне свой указ и добавил гудя, с той взора не отнимая. — Меня Гостомыслом звать.

Крики людей совершенно ту не смущали, только дочь её страховалась, а Неждана лишь брезгливо морщилась, когда ступала по окровавленному двору, потом с дочерью своей, уже Любавой Позвиздовной, в погребе схоронилась. Отроковица вскоре уснула, мать её опоила — преспокойно спит под овчинами и не слышит всей резни, что во дворе происходит.

***Но вместо изречения своих злосчастий, прильнув к мощной груди, Зима другое сказала:

— Видела я тебя, когда среди тел меня искал. Меня монах-лечец раньше нашёл и на телегу уже положил. Он целованием креста заручился не открывать кому, что я жива осталась. Он и выходил меня. Я при храме у него осталась, а потом в леса ушла, возле Чернигове жила. Когда Святослава повстречала, он на охоте ногу повредил, я ему помогла. В разговоре понял, что не из простых я. Ну, а дальше я у него на службе была соглядатаем.

— Натерпелась ты, моя люба, — пуще прижал к себе трепетный стан, местами подёрнутый уродливыми ожогами. — Я тебя теперь не отпущу. Я теперь твёрд стал, что камень — не разбить. Вот увидишь.

А на утро, когда размежил наместник свои очи булатные, не обретя своей голубы подле себя, лютовал страшно. Весь двор вдоль и поперёк сам обыскал, весь детинец, все слободы. Нет её нигде, его дрожайшей Евгеши — вновь оставила его одного.

А та взглядом тоскливым окинула на прощание град, который уже был еле различим издали. Лучше так будет всем. Понимала Зима, что Олег братом дорожит, и не хотела она, обличив его родича в предательстве, сердце своего любимого болью до нужной поры наполнить. Да и Неждана укрепила власть свою в Курске, что воскрешение Евгении бедой обратиться может. Рано ещё…

Заслышав нарастающий гул близившихся верховых, скрылась за деревьями, проникая всё глубже в беспросветные дебри, пряча там свою тень захваченную острым глазом Ольговича. Не осадил Мирослав буйного коня, а пустил его дальше уводя отряд свой в другую сторону, давая травнице преспокойно уйти по одной лишь ему ведомой причине.

— Отец, нет её нигде! — поравнялся с наместником, который глубоко дыша, рыскал глазами по горизонтам, выискивая чёрное пятно, да хоть точку, но желая поймать своё уходящее счастье.

Знал ли Олег, что та, наполненная счастьем, ночная встреча, которой он упивался, растомившись от сладостной неги, погружаясь без остатка, отдавшись полностью этому пленительному чувству, которое словно тёплая топь затягивала его, маня липкостью любострастия, и, захлёбываясь от восторга, глотал его не ощущая пресыщения, будет последней?

Если бы знал…