Анчутка

3. Невестино купанье

Все разом притихли прислушиваясь к происходящему в длинном колодезном стволе, но от переполняющего страха, дикого, первобытного, до мурашек на макушке и потных ладоней, не решались подойти ближе чем шаг.

Особо любопытные, поплевав через плечо, подступили к колодезному срубу, дабы заглянуть в его зияющую темноту, но их смелость вся в миг испарилась, когда с пыхтением и фырканьем заскребло по стенам и скрежетнуло цепью, а с бревенчатого края показался навершие мокрой шапки.

— Водяной, — запищали девки и кинулись в рассыпную.

Дородные мужики принялись чураться, иные креститься. Толкаясь и округлив глаза от ужаса, они пробивались в этой толчие, подгоняя и других покинуть это место, снося живой волной особо не расторопных, сбивая всех с ног. Остальные, те кто с самого начала уже немного отошёл, с отстранённым видом, будто вдруг вспомнили о чём-то важном, поспешно удалились, изредка оглядываясь на толстое плечо жоравля поднятое кверху.

Даже Извор, забыв о ведуне, вздрогнул, когда следом за шапкой взметнулась мокрая рука водяного, пытающегося выкарабкаться наружу, и впилась ногтями в край колодца. Мир, будучи не из робкого десятка, держась одной рукой за жоравля, другой зацепил водяного за загривок и, поднатужившись, вытащил того по пояс, насквозь мокрого, хотя ему и положено было быть таковым. Тот перекинувшись через край, шумно перебирал ногами внутри колодезного ствола.

— Извор! Помоги! Это наш конокрад!

Вчерашний знакомый, понимая кому попался, вдруг начал сопротивляться, норовя опять в колодец рухнуть — ногами упирается, колодезный жоравль непослушными, застывшими от холода руками хватает.

Извор, уже слегка отрезвев от наваждения, подскочил и схватив конокрада за плечи, сдёрнул шапку с головы того.

— Попался, — удивлённым взглядом уставился на девичью косу, скользнувшую из под шапки, всю насквозь мокрую.

— Попалась, — поправил Мир, вытягивая сопротивляющуюся девицу из колодца. — Девка это, Извор!

— Не смей трогать меня! — сидя на краюшке колодезного сруба, завизжала продрогшая до основания — это было сразу заметно, потому что у неё не попадал зуб на зуб.

Она принялась отталкивать от себя Мира, и высвободившись из его хватки, замахала руками, уже не отбиваясь, а хватаясь за воздух. Мир дёрнул ту вниз, что новоиспечённая кикимора легко соскользнула с бревенчатого края колодца в широкие объятия молодого боярина. Та даже на мгновение замерла от этой услады и, противореча своим предыдущим действиям, даже слегка припала к мощной груди, согреваясь теплом мужского тела.

— Не в первой уж, — ехидно проговорил Мир.

Девица скованная ознобом сжала пухлые губки и, сморщив носик, проклацала не в силах отпрянуть, а лишь выказывая свои бессмысленные потуги, слабо пиная того неслушными руками.

— Замолчи, а то зашепчу — бородавками покроешься, в век не выведишь, — от этих шипящих слов оставшиеся более-менее храбрые зеваки в миг разбежались, оставив троицу в одиночестве.

— Берём этих лиходеев и к наместнику, пусть сам судит их, — Мир кивнул в сторону ведуна, держа девку за руку, которую та выкручивала, сама себе причиняя боль.

Они с удивлением, которое прописывалось на лице каждого, посмотрели на место, где недавно лежал ведун и озадаченно оглянулись, высматривая его, верно наивно думая, что тот преспокойно будет их ожидать. Извор забегал вокруг колодца, заглядывая за густые кусты и ринулся через опушку к лесу, но был окликнут Миром.

— Ушёл! — крикнул возвращаясь. — Нежить — словно сквозь землю провалился.

— Как? — удивилась девица, лицо вытянула, а сама сотрясается мелкой дрожью уже не от холода вовсе. — Дядька Креслав, где ты? — проверещала, в самонадеянный попытках дозваться того своим комариным писком.

— Заодно с ним?! Признавайся! — в гневе набросился на ту Извор, что опешившая девица спряталась за мощной спиной Мира, который подался вперёд сдерживая своего друга. — Мир, ты был прав — этот ведун с конокрадами — одна ватага! Ряженая значит?! — рыкнул на девицу, пытаясь выхватить её.

— А и что с этого?! — поднахрапилась, из-за спины боярина на того словно собачонка тявкает. — Нет закона такого, что девице нельзя молодцом прикинуться! За это ли судить будет твой наместник?!

— Ты коней увела!!!

— Увела, а потом вернула!

— Два наборных пояса не вернула! Где они? — пытался за Мира заглянуть, только тот на шаг впереди был и ловко девицу прятал за собой. — Этот сказал, уже переплавили на сребреники!!!

— Это плата за ваши жизни была!

— Так ты убийц и подослала на нас!!

— Нет! Что они вас убить хотели, я ни при чём!

— Брешишь! — тыкал в неё пальцем через крутое плечо Мира, а тот руки вперёд выставил, сдерживая озверевшего друга, кабы девку в клочья не разорвал.

— Бессоромна! — наконец выплюнул, устав бороться с Миром, да и тут же ошалев поперхнулся, окаченный ледяной водицей из бадейки, которую девица всё это время из колодца вытаскивала. Опешил от холода и Мир, под струю попавшись.

Только, думая, что это охладит пыл бранника, девица просчиталась— Извор с долю времени постоял так, будто вкопанный, да на Мира с диким рёвом навалился, желая и того снести. Да все вместе назад в колодец и запрокинулись. Повисла девица на жоравлином плече, а Мир, за край перевесившись, её под спину подхватил своей грудью к ней прижался, в глаза голубые смотрит, оторваться не может. Ладонями широкими под талию держит, чтоб та вниз не соскользнула, тёплым дыханием лик её согревает. Девица на миг лишь примолкла, сама от наглости оторопев, да и заверещала:

— Пусти, нежить триклятая!

— Вот погоди, поймаю тебя, ноги вырву! — была нагло заглушена рёвом, которым сотрясло ствол колодца — на дне Извор барахтается, по стенам карабкается да за ногу ту схватить хочет, вниз дёрнуть.

— Я что сороконожка что-ли? — переключилась с одного на другого. — Каждый раз ноги вырвать хочешь! — тявкнула вниз, где Извор бултыхался, а сама ногами дёргает того по голове пришибить хочет.

Мир тем временем по стану девичьему рукой вниз сполз, под округлые ягодицы ту поддерживает, а та от неожиданности пальцы ослабила, напряглась, глаза выпучила.

— Ты что лапы распустил?! — звоном по мокрым стенам отозвалась жгучая пощёчина, а мужские руки только крепче ту сжали, чтоб не свалилась. Девица чувствуя, что сейчас вниз полетит, покрепче в журавля опять вцепилась.

— Я уже всю тебя общупал сколько нужно, — сдержанно протомил Мир, едко глаза прищурив, — пока по степи с тобой на Буяне скакали.

— Пусти, рукоблуд проклятый! — зарычала, пытаясь выпростаться, только мощные руки ту не отпускают.

— К нему пустить? — съязвил Мир, мелким кивком на Извора указывая, а тот за склизкие стены хватается, немного вверх вскарабкаться и назад в воду с матюгами падает.

— Как ты посмел щупать меня?!

— Так ты не сопротивлялась.

— От погони уходили, не о том думала, — зашипела словно кошка, ощерилась вот вот в лицо наглое вцепится, глаза выколит.

— Да ты первая начала — с ног до головы без стыда оглядывала.

— Да что я там увидела?! два обрубочка вот такусеньких! — руки оторвала от деревянного плеча, желая пальцами тонкими отмерить то, что видела, да не удержалась, и если бы не схватилась за мужскую шею точно вниз бы полетела.

Руки боярина шаловливо по бёдрам забегали, а ряженая глаза округлила, ногами засучила и в миг будто подпрыгнула от мощного толчка снизу, да тут же на поверхности сруба оказалась— Мир уже во второй раз наверх ту выудил.

— Пусти, — верещит, из объятий боярина выпростаться хочет, а тот только крепче за загривок схватил, голову её к своей груди прижал, колыхнуться не даёт.

— Стой, баламошка, — прошептал на ухо. — Чем клянёшься, что убийц не подсылала?

— Чем хочешь, клянусь! — колотуна по бокам ему отвешивает. — Хоть перед Макошью, хоть перед Велесом на крови, хоть…

Скрежет мечей, раздающийся за спиной, заставил взбалмошную девицу притихнуть и, наконец оглядевшись по сторонам, та заметила около полдюжины, а может и больше, вооруженных лиходеев.

— … на Евангелие, — выдохнула.

— Значит не знаешь их? — резко развернул ту спиной к себе. Девица от страха ещё больше обомлела, в молодого воина вжалась, защиты ища. — Под ногами только не мешайся, — щекотнул возле ушка и резким движением в сторону ту откинул, а сам за меч схватился.

Девица за колодезный сруб спряталась, с долю времени лишь растерялась, по сторонам оглядывается, думает как бы половчее дёру дать.

— Извор, быстрее! — крикнул Мир, отражая сразу два клинка, только из колодца после очередного всплеска, такая ругань полилась, что сразу стало понятно помощи скоро не будет.

Улучив момент, видя исключительную занятость боярина, развернулась да тут же в мощный торс одного из нападавших и влетела. Тот даже нож марать о малявку не захотел, а может и не было его, и вцепился в тонкую шею, над землёй поднял. Девица изворачивается, хрипит, ногами дрыгает, да только все её удары тому, что шелест комариных крыльев казались. Мутнеющим взглядом уставилась в перекошенную рожу своего душегубца. Вся жизнь перед глазами девицы пронеслась, печальная, бездольняя и скоротечная… короткая молния возле лица сверкнула, а потом фонтаном кровавым всю её залило. Убийца руки ослабил, за своё перерезанной горло схватился, пытаясь пальцами зажать глубокую рану, пару шагов назад ступил и тяжело на бок завалился, заклокотал, через силу делая последние вздохи.

Юркий отрок(18–25 лет), тот самый что душегубца по шее полоснул, присел возле девицы и, удостоверившись что той ничего не угрожает, к сыну наместника на подмогу ринулся, тут же с лёту крайнего слева на свой клинок нанизал. Четырёх других меж собой поделили. Извор наконец до верха ствола колодезного добрался — одежда намокла на нём, корзно назад тянет, в ногах путается, и нет бы снять его, только фибула дорогая заклинила, сапоги бархатные водой напитались, тяжелющие стали, да скользкие — за край колодезный схватился и, с усилием подтянувшись на руках, через край свесился, чтоб отдышаться немного. Только беглым взглядом и заметил, как на него меч падает, который к своему удивлению отчётливо рассмотрел — весь в зазубринах, возле перекрестья ржа закралась, кое-где то ли кровь запёкшаяся, то ли грязь— от увиденного аж брезгливо передёрнулся — не ожидал от такого меча погибнуть. Собрался, чтоб назад уже в колодец скользнуть, да тут эта девка ряженая на убийцу сзади зашла, да бадейкой с разворота по голове и огрела. Бадейка в сторону отлетела, а убийца, ошалев немного, только яростнее стал, забыв о Изворе на девицу с мечом на перевес пошёл.

Оценивающим оком окинул Извор опушку— Мир сразу от двоих отбивается, незнакомец отмашью одного за другим к Моране на тот свет отправил, один с перерезанным горлом в стороне лежит хлюпает пузырями кровавыми, ещё один на девку несётся — Мир сам справится, вдобавок пока раздумывал из пары только единый уже остался, а вот девицу спасать нужно, узнать откуда перстень у неё дедов.

Только хотел к ней на выручку кинуться, как незнакомец в простенькой рубахе к той подоспел, кикимору эту в два маха от убийцы отбил. Навис над тем будто рассматривая и перехватив рукоять двумя руками обратным хватом прободил грудь и так издыхающего. Извор постоял осматривая масштаб всего происходящего и, даже не успев до конца обнажить свой меч, со звоном отправил тот обратно в дорогие ножны.

— Здрав буди, — поприветствовал Извор незнакомца, наконец отстегнув фибулу и стянув мокрое корзно. — Ты чьих будешь?

Мирослав кивнул головой, благодаря за помощь мечника.

— Вольный я. Звать меня Храбром. Хожу по свету, лучшей доли ищу. Слыхивал, что здешний наместник ратников собирает, на Дикое поле идти соизволил, погонять там поганых. Вот шёл за матушку мстить.

Извор с Миром переглянулись, вопрошая каждый другого, вдруг их отцы чего удумали тайком друг от друга. Стоят в недоумении, плечами пожимают. Не уютная повисшая пауза была прервана тем, что девица, пытающаяся удрать, подскользнулась на мокрой мураве, щедро орошённой колодезной водой, и шлёпнулась в одну из мелких луж. Извор подскочил тут же, за руку её дёрнул.

— Куда ты, кикимора, собралась?! К наместнику пойдём.

— А ты, Храбр, тоже с нами иди, испросим у наместника для тебя места в его дворе. Я похлопочу. Так вышло, что наместник отец мне, а я благодарным быть умею. Ты воин знатный, вон Извор даже меч не успел достать, а ты уже всех порешал.

— Мир, обидеть хочешь?! — недовольно огрызнулся Извор, на девичьи запястья туго петли накидывая.

Сам на коня сел, а ту за собой на поводе ведёт. Всю дорогу девица шла то на одного поглядывала, то на другого, а на третьего посмотрела, когда узел распутала — сама получше поставить может. А тот холодным взглядом на руки уставился, выскользнувшие концы пут подхватил, да Извор, словно почувствовал ослабление, с вопросом отстранённым назад обернулся.

— А что ж Храбр, не боязно по посемью одному разгуливать, не ровён час на половцев да на лиходеев попасть?

Пока Извор оборачивался, Храбр вперёд девицы выскочил, руку за спиной держит, концом веревки сзади себя трусит, намекая, чтоб та её взяла незаметно, чтоб неладного чего не заподозрили, а сам баит:

— Ты, боярин, уже видел мой меч в деле — так чего мне опасаться, а смерть с каждым рядом от рождения ходит.

— А сечи откуда научен? — соглашаясь с последними словами одобрительно кивнув, за того заглянуть хочет, из стороны в сторону шею вытягивает.

— Одно время я закупом у воя был, он на мне приёмы свои и оттачивал, — собой словно невзначай девицу прикрыл, посмотреть не даёт. — Как у него настроение паршивое случалось, так он меч в руки — всех дворовых порубил, а те что остались по погребам прятались, а я не знал по началу — взял оглоблю и пришибил маленько. Когда он в себя пришёл думал, что убьёт, а нет — меч мне подарил и давай меня учить.

— Знатный меч, — Извор оценивающе на черен серебряный смотрит, да подмечает, что его даже не такой знатной чеканкой украшен.

— У того воя сыновей не было, вот он меня своим приемником и вознамерился сделать.

— А что ж ты такое лестное предложение не принял?

— От чего же я от такого отказываться стану?! Принял. Я вернусь, как за матушку отомщу.

Пока Храбр зубы боярам заговаривал, девица руки послушно перемотала веревкой, вроде и было так, ища удобного момента для побега. Так всё ничего было бы, да Храбр, верно перед боярами выслуживаясь, узлы показно подтянул, чтоб уж наверняка не вырвалась. Смотрит на него колодезная кикимора, губки от гнева поджала, нос сморщила, а потом чуть ли не ахнула, заметив на запястии того багровую полосу, верно подозревая, что именно с ним в степи встретилась. Хотела было сказать Извору, только тот предосторожно повод покороче сделал — не сказала, вроде обиделась — вот и по делом тебе будет! Один раз уже спасла ему жизнь, а он неблагодарностью отплатил!

Идёт теперь девица вровень с конём, то налево посмотрит — один гнедко, то на право — другой. Ох и дорогой ценой ей эти кони окупились. А позади Храбр этот за каждым движением следит — не убежать. Идёт голову понурила, исподлобья по сторонам смотрит, может где дядьку Креслава заметит. Про себя его недобрым клянёт — и как мог её одну оставить?!

Когда остановились перед высокими стенами детинца, голову наверх задрала — на башнях ратники, возле ворот ратники, за частоколом ратники. Сбруей гремят, копья булатными перьями к небу держат, меч у каждого на боку висит. Нет с девками слободскими на реке купаться, а они тут ошиваются! Вздохнула конокрадка, судьбинушку свою оплакивая, да замешкавшись, не заметила как путы натянулись. Дёрнуло её, что оступившись чуть было не растянулась по середине дороги, но устояла, ощутив силу удерживающую её от падения, то Храбр бережно подхватил, да только вида не подал— тут же в сторону и отпрянул. Замешкалась девица, да вместо того чтоб поблагодарить, фыркнула алыми губками, нос задрала, да всё же упала, ещё и на коленях пару саженей проехалась.

Изловчилась сама встать, отказавшись от помощи Храбра, вновь под локоток ту подхватить желавшего. Идёт прихрамывает на обе ноги, ладони до крови содранные обдувает, а слёзы глаза застелили, вот-вот наружу вырвутся. Сдержалась, носом хлюпает, лицо грязными рукавами утирает, да порты на коленях разодранные подтягивает.

Вскоре и на широкое подворье вошли. Девица аж рот разинула от величия хором: крыши бочоночные да двускатные, перила резные, в окнах не пузыри бычьи, а стёкла цветные, а вокруг суета — челядь бегает, дружинники мечами машутся, кони у коновязи фыркают… Конюший прибежал коней боярских принимать.

— Отца зови, — указал Мир дворовому холопу.

— Ну что, кикимора колодезная, боязно стало?! — спросил Извор, девицу поводом к себе подтягивая.

В глаза её леденющие смотрит, с рук, не менее холодных, путы снимает, а та в рот воздуха набрала, уже желая по своему обыкновению грубость какую выплюнуть, только тут же и сникла увидев грозного боярина, смекнув, что наместник — все притихли в одночасье, с мест повскакивали и лёгкими кивками того поприветствовали. Храбр низко поклон отвесил, да девицу за шею нагло схватил и переломил пополам, заставляя учтивость проявить, что та взвизгнула от неожиданности.

Сидит наместник на стуле с резными ножками, с особым вниманием по очереди рассказы всех выслушивает, а сам перстень в руках крутит, да с волчьего оскала искромётный взор на девицу перекидывает. С ног до головы оглядел — стоит, всю её ходуном треплет.

— Боязно?! — гаркнул, что та вздрогнула и взахлёб принялась отчитываться:

— Я от половцев бежала, с медведями и волками в лесу жила, возле смерти с самого детства ходила, плетьми бита была, чего мне тебя бояться?!

— Ух, — передёрнулся, а глаза аж засияли, — поглядите какая бойкая! Где перстень взяла, признаешься?

— У Кадына выкрала! — выпалила, а ратники встрепенулись, аж вытянулись, зашушукались. — Перед тем как из полона бежать в вежу(жилище) его забралась, думала что бы с собой прихватить, чтоб безбедно жить— вот вместе с дидрахмами и перстень лежал— на память оставила!

— Ой ли?! так вот и в вежу запросто пробралась и украла. Да ты небось у него за вместо подстилки была, да бежала, когда решил тебя продать? — отрезал статный воин с косичкой на конце бороды, который возле наместника стоял, чуть ли не с косой саженью в плечах, руки узлом на груди завязал, да из под своих густых бровей на ту бычится, всю девицу свербящим взглядом проев.

Да девица его не менее злобным взглядом одарила, тоже исподлобья смотрит, губы с презрением скривила, кулаки свои мелкие сжала, словно кинуться на боярина хочет, да гонористость уняла — пока до того добежит, порубят её ратники, что капусту до самой хряпки (кочерыжка) — фыркнула лишь:

— А я смотрю, хоть ты и воин знатный, только видать у самого рыльце в пушку, что о девице так думаешь!

— Ах ты, дрянь навозная! — рявкнул тот самый боярин, злобный взгляд на неё поднял, меч из ножен достал, шаг навстречу ступил, а та назад попятилась. Тот— шаг и она— шаг, тот — два и девка — столько же.

— Военег, охолонись! Ещё не хватало, чтоб воевода курский девку на моём дворе изрубил, — осаживал того наместник.

— Взять её, — гневно приказал грозный боярин, не имея привычки сносить обид.

А девка в миг переменилась — подбородок затрясся, лицо вытянулось, от воеводы пятится, а глаза ужасом наполнились. Да с места сорвавшись, в себя придя, на утёк кинулась словно в салочки поиграть решила с бравыми воинами, то за телегу спрячется, то под конём бесстрашно пролезет. Через коновязь перепрыгнула и дёру. С разбегу в широченную грудь бугая одного с кривым носом со всего маха влупилась, что только на двор зашёл и в непонятках изучает происходящее.

— Гостомысл, держи её, — орут тому кмети.

Тот своими клешнями её схватить хотел, да только воздух и поймал, что лишь сам себя объял, когда девка угнулась, да в сторону шмыгнула, ступив ногой в конскую мочу, ох, да свеженькую. На то внимания не обращая, к вратам стрекача дала, да вот только в мокрых поршнях подскользнулась и растянулась поперёк двора. Ну, тогда её в миг и скрутили. Олег от смеха прыснув, загоготал подхватываемый своими ближниками и дворовыми, наблюдая за потешным зрелищем.

— Звать как? — унимая веселье, спросил Олег, отметив бесстрашие девицы и брата взглядом охлаждая, когда ту под ноги наместника осадив её прыть на колени поставили.

— Сорокой звать! — бросила дерзко и опять на свои ладони второй раз до крови стёртые смотрит.

— Оно и видно — трещётка писклявая и на золото падкая, — колко подметил Извор, ехидно хмыкнув.

— Значит так, Сорока, — Олег встал во весь рост, надевая перстень на палец и прокрутив, чтоб на место поудобнее встал, продолжил, мимолётно покосившись на брата. — За то, что моё мне вернула, благодарствую, поэтому бита мало будешь — дюжину ударов хлыста ей, — в сторону кому-то гаркнул, на ряженую девицу пальцем указуя. Тут же сотский подлетел с длиннющими усами, под гладким подбородком кольцами серебряными сцепленными.

— Это что ж за благодарность-то такая?! — конокрадка нос задрала, грудь колесом выпятила, что все её женские прелести сквозь рубаху мокрую и проступили.

Мужские жадные очи тут же все к ней и приникли. Только недолго любоваться им пришлось — Извор с Мира сухое корзно сдёрнул, который тот и сам норовился снять, верно тоже желая накинуть на девицу; и пустив по ветру свободные края, словно крылами пару раз ими хлопнув, да её плечи и покрыл.

— Не нужно мне ничего, — корзно стянуть хочет.

— Баламошка, — немного к ней склонился, чтоб только она слышала. — Тут мужей двор полный, а у тебя рубаха сырая, все видят прелести твои, — на груди на зернистую фибулу пристегнул.

Обомлела от такой близости, но не смеет противиться, в лицо его уставилась, разглядывает.

— Не всего ещё осмотрела? — буркнул вполголоса, отступая в сторону, а та вдруг зарделась, сама себе удивляясь — слова отчего-то её пристыдили.

— Добреньким, значит, вдруг стал?!

— Зачем же добреньким? не пристало девице перед воями в таком виде появляться — на службе они. А мне уж приелось — вдоволь налюбовался, — сказал ехидно, а сам уж и не видит, как та гневом вся переполнилась, аж лицом изменилась.

— Коней увела, — продолжил Олег слегка озадаченный таким поступком своего братыча (сын брата), — от этого и сына моего чуть не угробила! А вам, — на братьев зыркнул, — пусть уроком будет, а то удумали, вдвоём по Дикому полю носиться. Половцы два дня назад делянки промысловые разорили, а там шкурок одних куньих только с пяток телег было! Что я князю теперь отправлять должен? Это ж надо! Девка их облапошила, с голым задом оставила! — молодые бояре носы повесили, от стыда не знают куда деться. — А вот за наборные пояса уплатить тебе придётся — на моём дворе чернавкой будешь, пока долг не уплатишь! — махнул рукой двум дюжим.

Подбежали к ней, корзно, которое едва согревать начало, сорвали, что на шее широкой полосой забагровело, руки заломили, к коновязи тащат, а та упирается, ногами сучит, да такими словам мерзкими обидчиков своих кроет, что в пору всем баню после этого принимать, чтоб отмыться. Руки туго к перекладине привязывают, а та кусаться принялась, да от оглушительной пощёчины, примолкла.

— Отец, — заступился Мир, к Олегу вплотную приблизившись. — Не от лучшей доли она то делала, прошу пощади её. Хватит с неё чернавкой быть — её Палашка так замучает, что сама рада не станет, а так статься может, что дюжину ударов не выдержит.

— Ты наборный пояс со знаком рода нашего потерял— позор, — процедил сквозь зубы Олег, побагровел от гнева. — Прочь иди!

Первый удар поперёк на девичьей спине лёг, а сама девица взвизгнула, не ожидая быстрой расправы. Два брата стремительно к той было кинулись, да отцы их громогласным басами тех остановили. Мир отца своего взглядом изъедает, о пощаде просить думает, только тот его широкой ладонью остановил, Извор на ту исподлобья косится, изломав лицо сожалительной гримасой, вроде как и конокрадка, а жаль ему девку — не по своей воле лиходейничать стала. Ведь кто же виноват что в полон попала, что не выкупил её кто из сродников, что свои же северские не отбили?

— Да и откуда знать, что из полона бежала, чем докажет! Верно брешет, чтоб обелиться, — заключил Военег, приказывая продолжить истязание.

Хлыст щелчком оповестил о втором ударе, после которого вместо визга послышалось сдержанное скуление девицы, пытавшейся сжаться в невидимый клубочек под горизонтальной коновязью.

— У рабов Кыдана клеймо имеется, — неожиданно подал голос Храбр.

— Клеймо? — остановил наместник истязания.

— Кыдын своих рабов, как коней степных клеймит.

— Откуда ведаешь? — недоверчиво зыркнул на того Военег.

— Я с измальства у половцев жил. Все их нравы знаю, языку их обучен.

— Извор, сукин сын, ты кого на двор привёл? — вспылил воевода.

— Военег! — осадил того наместник княжеский и Храбра дальше пытает, — говори, что имеешь.

— Если правду беглая, то у неё метка на предплечье должна быть, как и у меня, — и с этими словами рукав задрал, а там наколотый узор — словно полоз от самого локтя к запястью сползает, а голова треугольная, на лбу которой перекрестье в круге. — Моя мать там сгинула, а отца и не знаю вовсе. Люто стражду за мать свою отомстить, только один ладу не дам — к тебе шёл, помощи просить, — на колени встал и умоляюще на Олега смотрит, а глаза болью переполнены. — Знаю, что не только тебе они досаждают, но и Переяславлю, и всему Посемью, а мало того, что Дикое поле для них родным стало, так в добавок ко всему союзы начали чинить, их ханы сестёр своих боярам да князьям в жёны сватают, чтоб стреножили те своими ласками мужей своих как каких степных коней, чтоб по их указке жили.

Олег по колену пальцами перестукивает, думу сложную решая, а Военег руки на груди скрестил, бороду трёт, что та аж лосниться стала. Дружинники рокочут недовольно, подтверждая слова Храбра.

— Поверь, Олег Любомирович, всё что говорю — правда истинная, без утайки. И предаю жизнь свою в твои руки, наместник. Коли позволишь, служить тебе буду верой и правдой, не предам. Жизнь свою отдам за тебя, коли доверишься, а нет — уйти позволь в уплату за спасение жизни сына твоего.

Олег грузно засопел, уперевшись мощными ладонями в свои колени, на брата вопрошающе смотрит. Тот вперёд выступил:

— Провести до них сможешь?

— Могу, — кивнул половецкий раб, что копна его волос русых под тонким начельем встрепенулась. — Испытай, коли не веришь, — на пару шагов так на коленях и приблизился к воеводе.

— За то что правду всю сказал, честь тебе, — Олег с места громыхнул. — Коли ты мечник добрый, можешь остаться, испытаем тебя — завтра в ночь с разъездом (сторожевой патруль, разведка, от 4 до 20 человек) поедешь. Олексич, — крикнул выклому (опытный воин около 50 лет) сотскому с вислыми усами, — устрой всё! А тебя, — Олег обратился к девице, которая сидела возле коновязи и слегка всхлипывала, — чернавкой на задний двор.