Царствование Розы

Глава 4

АРВЕН

Я поняла, что мой лайт вернулся, в тот миг, когда открыла глаза. Прошло всего четыре дня с последнего сбора. Обычно на это уходила неделя. На этот раз мне потребовалось меньше времени.

Дни, когда мой лайт восстанавливался, были для меня самыми томными — ведь в них таилась надежда, и оттого они были невыносимо тяжелы. Я ровно и успокаивающе вздохнула, чтобы не поддаться порыву, и напомнила себе об этой горькой правде.

Одно лишь покалывание силы на кончиках пальцев было достаточно, чтобы мое сознание ринулся по тысяче разных, неорганизованных путей: Подожги всю комнату и беги, когда они придут за тобой. Используй свой щит из лайта как таран и проломись сквозь запертые двери. Возьми Мэддокса в заложники с помощью тех длинных лучами белого солнца и заставь стражников отпустить тебя.

Я теряла счет дням, погружаясь в эти грезы. О свободе. О побеге, что приведет меня к родному порогу. О том, как я подхвачу Ли на руки. Вспоминала яркие волосы Мари, любящую суровость Дагана…

И тогда я снова вынуждена была возвращаться к горькой правде: едва мой лайт хоть немного восстановится — как раз достаточно, чтобы попытаться осуществить эти планы, — как у меня снова его заберут.

Но лайт в моих венах значил не только силу. Жизнь, сила, энергия возвращались в мое тело, и желание сорваться с места и бежать, двигаться, потянуться и сражаться было почти мучительным. Я не бегала месяцы — кажется, с детства я еще ни разу не засиживалась так долго — и в такие дни особенно сильно тосковала по этой медитации, зная, что теперь-то я могу двигаться, если захочу. Словно получишь мешок золота и войдешь в сияющую кондитерскую, полную до потолка, только чтобы узнать, что все эти сладости уже облизывал кто-то другой.

Вызвав у меня во рту точь-в-точь такое же послевкусие, Мэддокс грубо распахнул дверь и бросил на меня угрюмый взгляд.

— Король требует тебя в купальни.

Сердце сорвалось с места, как перепуганный зайчишка, за которым гонится ястреб.

— Сейчас? — Глупый вопрос.

Выражение лица Мэддокса говорило, что он со мной согласен.

— Да, прямо сейчас.

Я слезла с кровати, все еще в одном из тех вычурных ночных рубашек с воротничком, что мне подарили. Когда в первую неделю моего пребывания здесь я обыскала комнату, то обнаружила ряды ящиков — целый гардероб — забитый до отказа роскошными нарядами из самых плотных тканей и богатых, драгоценных оттенков. Бирюзовые, карамельные, изумрудные платья, туфли, расшитые золотыми нитями, серьги с подвесками из бриллиантов.

Я еще никогда так сильно не хотела поджечь столько красивых вещей.

Отмахиваясь от остатков сна, я подошла к гардеробу и поморщилась от запаха абрикосового сиропа, который пропитывал всю одежду. Мне казалось, что весь замок заколдован так, чтобы даже пыль и паутина пахли резким фруктовым ароматом, и я возненавидела этот запах. Мне не хватало нафталина¹⁴.

Я только что взялась рукой за одну из ручек комода, когда Мэддокс крикнул:

— Тебе не нужно переодеваться.

Я сделала прерывистый вздох, все еще стоя лицом к гардеробу. Не доставляй этому горгулье удовольствия видеть твой страх, скомандовал в моей голове голос Кейна.

Мэддокс и Вин сопровождали меня по коридору, который я лишь представляла себе два месяца подряд. Меня держали в той башне, как зимний провиант, — и новые впечатления оказались столь же тревожащими и восхитительными, как я и предполагала.

Подвиг индустриальной мощи и сложности: колеса и шестерни, железо и сталь, золото, алмазы и рубины. Мраморный пол, красный и блестящий, как глянцевая кровь. Невероятно высокие потолки, внутренние арки, служившие оживленными мостами из одного крыла в другое, балконы и окна, открывающие вид на элегантные, ухоженные дворы без цветов, окруженные вместо этого безупречно подстриженными живыми изгородями. Ни единого листочка не было не на месте.

В воздухе витал густой запах пепла. У меня защекотало в носу, когда я спросила Вина:

— На кухне был пожар?

Его хромота, казалось, сегодня доставляла ему беспокойство. Он берег свою здоровую ногу, пытаясь поспеть за Мэддоксом и мной.

— Иногда идет дождь сразу после рассвета.

Я уставилась на него, хотя он смотрел своими мягкими карими глазами вперед.

— Иногда идет дождь… из пепла?

Вин покачал головой, словно это было бы смешно.

— Огня.

Конечно. Конечно, в Солярисе шел огненный дождь. Я даже не стала спрашивать, как Лазарь убедил свой двор, что это не то, о чем стоит беспокоиться. Как люди за пределами города-крепости защищались. Мне не хотелось слышать ни правду, ни ложь.

Я замечала, как служанки в темной униформе проскальзывают в проходы, безупречно сливающиеся со стенами, открывают двери, сделанные под книжные шкафы, или сдвигают статуи, под которыми скрываются целые потайные лестницы.

Извилистый дворец уловок и лжи. Не стоило ожидать ничего другого.

Но после того как меня, словно теленка на откорме, держали взаперти в тех покоях, я была благодарна за эту прогулку. Ценила даже долгий путь между крыльями замка. Его мосты и дорожки были похожи на извилистый лабиринт и, должно быть, протянулись на больше миль, чем весь Аббингтон. Моя башня, казалось, находилась на самом противоположном конце от этих бань.

Купальня. И Мэддокс, говорящий мне не переодеваться из ночной рубашки… Вероятно, время пришло. Несмотря на подступающую тошноту, я продолжала идти. Я должна была быть сильной, если хотела жить.

Но монотонное напевание Мэддокса никак не помогало. Оно звучало в теперь пустых, гулких залах, словно похоронный марш, пока мы шли втроем — в моих мягких тапочках, бесшумных по сравнению с тяжелыми ботинками Мэддокса и Вин. Я ждала, что меня подведут к дверям, которые откроются в сырое, темное помещение бань, похожее на то, где я выросла. Ждала запаха застоялой воды, пота и тайных связей.

Вместо этого меня привели к целому крылу, охраняемому по крайней мере еще двенадцатью королевскими гвардейцами.

Мэддокс и Вин провели меня сквозь серебряное море солдат, и крыло замка распахнулось перед нами. Стерильный стеклянный атриум — холодный и аскетичный. Несколько мраморных колонн, подпирающих невероятно высокие потолки. Железные книжные шкафы. Два белых кресла без единой вмятины или пятна, сшитые из меха некогда лохматого, кудлатого и густого существа. Вероятно, того, которого мне не представить даже в самом безудержном воображении.

И пять глянцевых черных дверей внутри всей этой стеклянной хрупкости. На каждой — одна рубиново-красная ручка, которая заставляла меня думать об окровавленной руке, отчаянно пытающейся ее приоткрыть. В центре каждой двери разный золотой символ: луна, солнце, волна, лист и пламя.

Мы направились к средней двери, с гербом в виде волны, как раз когда мимо нас прошли два королевских гвардейца, каждый с громадным стеклянным бочонком белого, мерцающего лайта. Я могла поклясться, что эссенция гудела сквозь стенки бочки, и скудный лайт в моих венах пульсировал, словно подобное притягивалось к подобному.

Мой лайт. Это был мой лайт…

Я вытянула шею, чтобы видеть, как они проносят бочки через вход, отмеченный символом солнца.

— Лазарь хранит весь собранный лайт в своем собственном крыле?

Ни один из стражников не удостоил меня ответом, и меня втолкнули внутрь.

Частные купальни Лазаря разительно отличались от бань моего детства. В Аббингтоне была одна-единственная каменная купель под потрепанными сводами, а здесь — бесчисленные бирюзовые бассейны, утопающие в клубах пара и уходящие за горизонт, как дюны. Одни воды застыли, словно лед, другие волновались сами по себе, без единого купальщика, будто невидимое подводное течение тревожило их глубины. Третьи же яростно кипели и бурлили, хлестая брызгами в насыщенный влагой воздух.

Мы стояли на балконе из белого камня. Я вдыхала воздух, насыщенный запахом минералов, серы, мрамора и мыла, и осматривала все это молочно-бирюзовое пространство. Эти бани, как и все в Солярисе, были вопиюще показной и чрезмерной роскошью. Я в любой день выбрала бы скромную фарфоровую ванну Кейна.

С обеих сторон балкон расступался, давая начало двум зыбким лестницам, что терялись в глубине, извиваясь меж купален по пути к самому сердцу комплекса, где покоился главный водоем. Светло-синяя вода, покрытая легкой рябью и дымкой пара, струилась без видимых границ, мягко переливаясь в окружающие ее чаши.

И в сердце всей этой искрящейся, безмятежной нефритовой воды — Лазарь.

Его неоспоримая красота была, пожалуй, самым отвратительным в его облике. У него были высеченная из гранита челюсть и пронзительные серые глаза, точно как у Кейна. Прожив тысячу лет, его густые темные волосы немного поседели, но он так же уверенно носил их длинными, как и его сын. Но в Лазаре не было ни капли тепла Кейна. Ни капли его радости. Эти мрачно сжатые губы, стальные нахмуренные брови и широкий мускулистый торс заставляли мой желудок сжиматься от тошноты. Я была благодарна, что не ела с утра. Иначе меня бы вырвало.

— Арвен, — сказал он, и хотя он говорил негромко, эхо журчащей воды донесло его слова прямо до моего уха. — Не желаешь присоединиться?

Я сжала челюсти.

— Я бы предпочла не мочить волосы, спасибо.

Он не произнес ни слова, стоя в центре этого огромного, колышущегося бассейна, окутанного паром, а Мэддокс и Вин потащили меня вниз по ближайшей лестнице, несмотря на мое сопротивление, и бросили у самого края, где вода переливалась через край.

Теплая вода тут же просочилась в мои тапочки, и я поджала пальцы ног, будто могла уберечь их от этого тепла.

— Присоединяйся ко мне — Голос его звучал глубже, чем в моих кошмарах. Суровее, чем способен был бы изобразить даже мой собственный ужас. Его глаза цвета стали сверлили меня насквозь, и я изо всех сил старалась не проводить параллелей между его обликом и обликом сына. Я не желала ни запятнать светлый лик Кейна в своих мыслях, ни позволить себе смягчиться к чудовищу, что предстало передо мной.

Неужели Лазарь действительно собирается взять меня силой прямо здесь, в этих банях? На глазах у всех этих мужчин? Мой взгляд метнулся к горстке стражников в серебряных доспехах, стоявших на посту. К Вину и Мэддоксу позади меня, причем рука последнего все еще сжимала мою руку, как тиски.

— Не скромничай, — прощебетал Лазарь. — У тебя нет ничего особенного, чего они бы не видели.

Едва он кивнул одному из бесстрастных стражей, как мое пышное ночное платье и нижнее белье рассекли вдоль по спине. Легкое свечение магии стража повисло в воздухе, и сатин, рассыпавшись пуговицами, опал к моим стопам на мокрый камень.

Я впилась ногтями в ладони, сжимая кулаки до хруста в костяшках.

Он хотел, чтобы я ерзала от смущения. Хотел лишить меня не только одежды, но и достоинства.

Однако с той ночи, когда я готова была провалиться сквозь землю, снимая простую рубаху перед Лейтенантом Бертом, многое переменилось. С тех пор, как я стояла на коленях в луже крови на полу той лачуги…

Я позволила тому слабому проблеску лайта, с которым проснулась, пронестись по моему телу, сопротивляясь желанию прикрыться. Сделав шаг из мокрой груды одежды, полностью обнаженная, я вошла в воду, не отрывая ненавидящего взгляда от Короля Фейри.