Царствование Розы

Глава 3

КЕЙН

Я не отводил глаз от Лена, мои кулаки затрещали, покрываясь обсидиановыми шипами и чешуей из тьмы. Чертов табурет, изъеденный червями, куда-то делся, а сам он теперь восседал в стильном кожаном кресле. Прямо трон, блин, королевский, а не для какого-то мужика. Или для ведьмы, или для зверюги — я все еще не врубился, кто такой этот Лен. На мой вопрос он так и не откликнулся.

— Что ты такое? — снова прорычал я. Моя ярость заставила пламя белых свечей вокруг нас затрепетать.

— Что бы это изменило? Я не могу помочь тебе.

Ярость, пылающая ярость, распространилась по моей груди.

— Почему нет?

— Я служу многим мирам. Не мальчикам с разбитым сердцем.

Служу многим мирам…

— Не лги мне.

Человек, который не был Леном, нахмурился, вставая, его стул заскреб по роскошному ковру под нами.

— Насчет какой части? Мальчиков с разбитым сердцем или…

Мой рот был необъяснимо сухим, пока я смотрел, как он наливает себе стакан виски из изысканного графина.

— Бог? Ты Бог Фейри?

Он кивнул.

— Честно говоря, я думал, ты догадаешься быстрее, мальчик.

Неужели передо мной и вправду стоял Бог? Я дернул головой, будто мог стряхнуть шок.

— Что Бог Фейри забыл в дыре вроде Ворста?

Раздражение достигло пика в его бездонных глазах.

— Ты совсем не боишься? Раньше передо мной преклоняли колени.

Раньше. Сознание на миг помутилось и вновь прояснилось.

— Опальный Бог. Изгнанный, — пробормотал я. — Что ты сделал?

Человек, который не был Белым Вороном, снова занял свое место, теперь с кружащимся янтарным напитком.

— Я вмешивался в жизни смертных. Кто бы знал, что сострадание к низшим существам — это грех, достойный изгнания?

Я проделал такой долгий путь. Летел сквозь град, ветер и лед. Покорял облака, пики и сосны выше звезд. Я обыскал Жемчужные Горы в поисках Белого Ворона. Карабкался на гору — и падал с нее — днями, пытаясь достичь его. И теперь я видел истинного Бога Фейри. Я знал, без тени сомнения, что это мой единственный шанс.

— Ты знаешь, что я ищу, — сказал я так тихо, что едва слышал себя. — Можешь ты сделать меня чистокровным? Я и так Фейри. Мой отец, Лазарь…

— Мне не нужны твои рассказы, мальчик. Я видел, как твоего отца укачивали в колыбели.

— Тогда ты знаешь, какой он монстр. Ты знаешь, что клинка к тому времени может уже и не быть. Преврати меня и позволь мне избавить этот мир от него.

— Клинок нельзя уничтожить, — сказал Бог, скучающим взглядом уставившись на свой напиток. — Никому не под силу.

— Это не остановит моего отца. — Я бы обвешал эту проклятую вещицу свинцом и бросил в пучину Рудникового Океана. Или запихал бы в глотку какому-нибудь огру — и пусть тот хранит ее в своем ненасытном брюхе.

— Это не остановило его. Но клинок все равно находил дорогу назад. Если Клинок Солнца не может остаться со своим хозяином, он найдет себе нового, смертного или не очень.

Адреналин и лайт отступили, и я рухнул в свое собственное плюшевое кожаное кресло напротив него.

— Где он сейчас?

— У твоего отца. В Солярисе.

— Преврати меня, — сказал я, с сердцем, застрявшим в горле. — Я сделаю все, что ты попросишь.

— Я уже просил. Ты ответил неправильно.

— Плевать мне на твои вопросы! — я в ярости ударил кулаками по столу. — Она мертва!

Бог лишь цыкнул языком.

— Мне важны твои намерения.

Он сказал, что служит мирам. Возможно, мне нужно было доказать свою честность.

— Ты ведь можешь видеть будущее, я не сомневаюсь. Всевидящий, всезнающий… Так скажи же мне, что не я — лучший шанс для этого мира покончить с моим отцом! Скажи, что не я больше всех на свете жажду спасти тех, кого он терроризирует! Ни у кого нет намерений чище!

Бог лишь рассмеялся.

— А у нее были.

— Арвен? — Я не произносил ее имя вслух больше двух месяцев. Слоги жестоко скользнули по моему языку. Глубокая скорбь, которую я думал, что похоронил, поднялась по моему горлу и обвила мою челюсть.

И я не мог этого вынести — не мог вынести еще одного мгновения на этой земле, зная, что и ее здесь тоже нет. Вот он, мой единственный шанс придать ее смерти хоть крупицу смысла, и я не могу убедить его, что мои намерения чисты?

— Я храню ее волю в своем сердце. Считай ее добродетель, ее мораль — моими собственными.

Не уверен, уловил ли он нотку боли в моем голосе. Непреклонный взгляд Бога лишь глубже впивался в мой.

Но, как бы я ни был разбит, я продолжил:

— Загляни в мою душу. И скажи, что я неискренен.

Бог Фейри обдумывал мои слова.

Его испепеляющий взгляд скользнул по моим сведенным бровям, по моим пылающим глазам. По пальцам, впившимся в подлокотники кресла так, что дерево вот-вот готово было треснуть. В глубине души что-то екнуло, и я внезапно подумал, что этот человек может суметь протянуть руку и коснуться самого моего растерзанного сердца.

Челюсть Бога Фейри напряглась. Легкий ветерок колыхнул полупрозрачные занавески. Клочки дыма от ароматических палочек медленно поплыли к столу, пока пепел не опал на полированную поверхность красного дерева. Я попытался сделать хотя бы один ровный вдох.

Когда его взгляд снова встретился с моим, в моей груди вспыхнула искра надежды.

— Ты должен поклясться всем, что у тебя есть. Твоим королевством, твоими деньгами, твоим народом, что ты…

— Я убью его. Я клянусь в этом более страстно, чем когда-либо.

— Поклянись ее именем. Что он умрет, так или иначе.

Порыв разразиться смехом едва не сбросил меня с кресла.

— Клянусь на могиле Арвен. Я сделаю это ради нее. В ее честь.

Бог Фейри лишь нахмурился, но торжество взмыло в моей груди. Я получил, что хотел.

— Я должен предупредить тебя, мальчик, даже если бы я попытался, я никогда не делал такого. В самые ранние дни, когда существовала только Люмера, чистокровные Фейри рождались, когда Боги совокуплялись со смертными…

Так Арвен была зачата и рождена чистокровной — от союза Бога Фейри и ее смертной матери.

— Но, — продолжил он, вырывая меня из воспоминаний о том дождливом вечере у Паба Маринер, я никогда не брал Фейри и не перерождал его с единственной целью — сделать его истинным.

Я не был достаточно умен, чтобы обмануть Бога Фейри. Я был всего лишь тупым орудием.

— Попытайся.

— Могут быть серьезные последствия.

— Я знаю, о чем прошу.

— Риск…

— Делай уже, — я проскрежетал зубами, — всю свою жестокость.

Еще один взмах той руки — и изящный, удлиненный бокал появился на столе передо мной. Не с вином, а с густой, бледной, как кость, жидкостью внутри.

Его глаза были свирепы.

— Пей.

Этот цвет

— Что это?

Бог лишь усмехнулся.

— Ты знаешь, что это.

Лилиум.

Я знал, что лучше не произносить то, что звучало в моем сознании, как погребальный звон: Это убьет меня. Вместо этого я сделал два собранных, придающих силы вдоха…

И я выпил.

Будто я осушил кубок с жидкой молнией. Она прожигала горло, сковывала плоть, медленно стекая внутрь. Я захлебнулся этим адским питьем, закашлялся, рухнул, опрокидывая кресло. Оно с грохотом отлетело, вдребезги разбив какой-то сосуд… Мне было неведомо что. Я не мог мыслить. Не мог дышать, пока невыносимая боль не взорвалась во мне пронзительным визгом. И моя душа, покинув тело, устремилась сквозь пласты земли к ней …

Сознание вернулось ко мне, когда я лежал, распластавшись, на полированном деревянном полу. Кажется, живой. И все еще в той утонченной обители, что принадлежала Богу. Запах бергамотового благовония и едкого спирта ударил в ноздри. Я сглотнул рвотный позыв.

Мой рот болел. Даже кожа… стала какой-то другой, ослабленной. Я не слышал собственного пульса в жилах — лишь едва уловимое скольжение. Я стал ощупывать свое тело, челюсть, бешено колотящееся сердце.

— Что ты сделал?

Мои мышцы ныли, когда я поднялся, хотя сегодня я едва ли куда-то карабкался. Язык стал тяжелым во рту. Зрение помутнело…

— Это лишь временно…

Но я не мог слышать сквозь собственный ужас.

— Я… смертный.

— Всякое перерождение требует смерти. Теперь ты чистый лист, очищенный и готовый для новой судьбы.

— Как? — с трудом выдавливаю я.

— Оружие, выкованное не только моей собственной силой, но и силой восьми других Древних Богов. Реликвия, чтобы даровать чистокровность, которую ты ищешь.

— Клинок…

— Стоит тебе коснуться стали, и твой лайт вернется к тебе удесятеренным. — Глаза Лена сверкали от победы. — Ты переродишься чистокровным.

Несмотря на то, что я выполнил все, что задумал, облегчение не приходило. Я был смертным. Смертным — до тех пор, пока не заполучу клинок.

— Мы так не договаривались, — выдохнул я.

Бог поднялся со стола.

— Это уже не важно.

— Ты знал с самого начала, так ведь?

И впервые в его глазах мелькнуло раскаяние.

— У меня были догадки.

Я подумал, что могу наброситься на него. Содрать кожу с его лица. Но я больоше не Фейри. Я не должен был рисковать, навлекая гнев Бога, даже когда был одним из них, а сейчас и тем более.

— А если я никогда не коснусь клинка? — спросил я, несмотря на раскалывающуюся головную боль. — Если я не смогу найти его? — Если я не смогу его найти? Теперь меня могла убить даже простая случайность — падение с лестницы. Мне никогда не пройти через Люмеру. Мне никогда не отыскать клинок во дворце и остаться в живых.

— Тогда королевства будут обречены.

Нет, нет, нет…

Зачем он все это сделал? Он знал, что я никогда не смогу уничтожить отца, если не буду Фейри. Зачем мне нужно было клясться исполнить пророчество вместо нее? Почему мои намерения вообще имели для него значение? Как он мог…

Единственная, почти детская надежда вспыхнула в моем сознании.

— Это все было испытанием? Ты… Ты вернешь ее?

Лед в его голосе, когда он смотрел на меня без тени жалости.

— Нет.

— А ты мог? — мне нужно было знать. — Ты выбрал не делать этого?

— Я бы сделал это, — сказал он, аккуратно задвигая свой стул обратно к столу, словно заканчивая ужин. — Если бы это было возможно.

— Почему? Почему это невозможно? — Я был жалок, и я знал, что он насмехается надо мной, и что ничто из сказанного мною не сработает. Я чувствовал себя слабым и разбитым, измученным болезнью и потом, но не мог остановить поток слов, которые рвались с моих губ. — Я принесу тебе ее тело. Я обыщу все королевства, чтобы найти его. Я заплачу любую цену, которую ты назначишь. Я выполню любое твое желание.

— Иди, мальчик. Найди клинок.

— Пожалуйста. — Я рухнул на колени, кости моих смертных коленей глухо стукнули о деревянный пол. — Пожалуйста. — В горле стоял такой ком, что я едва мог выдавить из себя звук. Глаза пылали от слез.

— Пожалуйста, — умолял я, выжатый досуха. — Пожалуйста, верни ее мне.

— Найди клинок, Кейн.

Я поднял на него помутневшие глаза, но Бога Фейри уже не было. Вместо полированных стен — мрачная каменная кладка. Вместо тепла — леденящий душу холод. А мой невкусный пирог с мясом остывал рядом с угасающим очагом.