Царствование Розы

Глава 47

АРВЕН

Мои глаза медленно открылись, и я увидела теплый полог синего неба и гроздья колышущихся осенних листьев. Воздух был свеж, как спелое яблоко, и так же сладок. Я жадно вдохнула его полной грудью — пахло тыквенными семечками, влажной листвой и дымком из печных труб.

А земля — травянистый луг, чистый от утренней росы под моей головой. Травинки щекотали мои щеки и предплечья. Мои веки мягко сомкнулись в этом нежном осознании.

Я знала это место.

Знала, что увижу маленькую, но оживленную площадь городка, едва лишь поднимусь. Знала, какими нежными переливами заиграет на закате небо — яично-желтыми, розово-румяными, прозрачно-голубыми.

— Все так, как ты помнила?

Голос, незнакомый мне, почему-то не испугал. Я перевернулась на бок и села на вершине холма, откуда открывался тот самый вид, только еще более камерный и оттого уютный, чем в моей памяти. Сонный Аббингтон купался в лучах разноцветного заката. Облака, словно клочья растрепанной ваты, были подернуты золотой дымкой.

Темно-каштановые волосы мужчины слегка поредели на макушке. Его лицо-сердечко и угловатый нос были красивыми, добрыми. Необъяснимо знакомыми.

— Мы знакомы?

— Сложный вопрос, — с сожалением произнес мужчина. — Проще всего будет сказать нет.

Белые порхающие бабочки проплыли по ветру.

— Я многим тебе обязан, — продолжил он, и его взгляд последовал за трепетными крыльями, за акварельным небом, за осенними холмами, где пастухи сторожили свои стада. А затем опустился на городок, на лавочников и торговцев, закрывавших на вечер свои заведения. Они спешили домой, к семьям, чтобы отужинать, уснуть и начать все заново с новым днем.

Я снова повернулась к нему.

— Правда?

— Я не мог вернуться домой очень долго. Я совершил нечто безрассудное в надежде помочь другим. Использовал свою силу не так, как было предначертано. Твоя храбрость доказала, что это вовсе не было ошибкой. — Что-то блеснуло в его глазах. — Ты поборола могущественную силу. Спасла много жизней. Избавила от гибели целые царства.

Но я не чувствовала гордости. Я не чувствовала себя спасительницей или королевой — я родилась в этом тихом осеннем городке. Я была просто девочкой.

— Меня зовут Арвен.

— Я долго ждал этого дня, Арвен.

Где-то в глубине памяти всплыло воспоминание о том, как я сразила могучего дракона. Как вспыхнула в огненном вихре рядом с ним. Я взглянула на свои руки — чистые, без единой капли грязи или крови. Бледные в сиреневатом свете.

— Потому что я убила его?

— Чтобы встретиться снова.

— Но вы сказали, что я вас не знаю.

Уголки его глаз лучисто собрались в морщинки

— И не знаешь.

Я кивнула, хотя ничего не понимала. Пропела свою мягкую трель ласточка, и муха прожужжала у моего носа. Легкий ветерок шелестел в складках моего платья и белой туники незнакомца.

— Твой муж… — сказал он спустя некоторое время, — очень предан тебе.

Я улыбнулась.

— Я знаю.

— Я рад за него. Он был хорошим королем для твоих земель.

Мои брови сдвинулись.

— Моих земель?

— Ну, моих. — Низкий смех мужчины напомнил мне колокольчики.

— Но Король Оберон…

— Если вернуться к самому началу… законный наследник — дитя истинного Оникса. Ты.

До меня наконец дошло. Прозрение, окутанное глубоким умиротворением, но все же прозрение. Слова, что когда-то в другой жизни сказала мне юная провидица с сияющими глазами.

— Мой отец… Бог Фейри.

Мужчина — мой отец — ничего не ответил. Лишь с любопытством разглядывал меня.

— Как тебя называют? Те изначальные девять?

Он пожал плечами, и мне показалось это забавным. Великий и могущественный Бог Фейри, пожимающий плечами.

— Некоторые нарекли нас Старшими Богами.

— И ваша сила… она породила Оникс?

— Верно.

Мой отец. Старший Бог Фейри. Создатель Священных Камней, и его творение — Оникс. Камень власти, силы и тьмы. Переданный мне, целительнице из фермерского городка. Я кивнула себе в глубоком понимании.

— Думаю, это будет прекрасно.

— В этом ты пошла в мать.

Мою мать.

Я улыбнулась.

— Кто-то однажды назвал это неумолимой жизнерадостностью.

— И кто же это был?

Город внизу начал немного расплываться. Деревья, кирпичи и булыжники превращались в пятнистые кляксы серого, коричневого и зеленого.

— Я… я не могу вспомнить.

— Ах, — сказал мой отец. — Пора возвращать тебя.

Он поднялся с тихим стоном, и мне показалось это очень по-человечески. Я тоже встала и потянулась, как кошка, под угасающими лучами солнца.

— Мы больше не встретимся, Арвен.

— Я знаю, — сказала я, хотя не была уверена, откуда. — Но теперь вы можете вернуться домой?

Он улыбнулся, и свет от этой сияющей улыбки согрел вершину холма, на которой мы стояли, и всю траву вокруг нас.

— Да. И ты должна сделать то же самое.

Мое сердце единожды екнуло в груди.

Домой.

Искры зашипели на моих перьях.

Расплавленные и жидкие — обжигающие и покрывающие волдырями, опаляющие каждое волокно и каждое перо.

И все же это было похоже на очищающий ливень. Он утолял каждую боль, залечивал каждую рану, вновь собирал меня по крупицам.

Когти заныли под лучами восходящего солнца, ладонь расправилась, словно пробуждаясь от сладкого, животворного сна, а крылья, объятые белым пламенем, широко распахнулись на опушке.

Я закричала — в крике этом был ветер, и свет, и огонь, пылавший у меня в горле. Очищая мою грудь, подготавливая меня. А потом я яростно содрогнулась, меняясь и трясясь, наклонив голову, напрягая каждое сухожилие…

Пока все не стихло.

И стало чуть-чуть слишком холодно. Мурашки побежали по моему животу и ногам, когда зимний ветер пронесся по мне. Мое лицо мягко приподнялось из свежего, чистого снега. На вкус он был насыщенным, как утро.

— Арвен…? — Хриплый голос Кейна пронзил мое сознание, и мои глаза распахнулись.

Взгляд заволокло серебром сквозь слезы.

По его испачканным щекам текли слезы. Мои руки нашли их и притянули его лицо к своему.

— Ты жив, — прошептала я.

— Я? — Он засмеялся, глухо и грубо.

Кто-то тихо рассмеялся позади нас сквозь слезы. Похоже, это был Гриффин.

Кейн приподнял нас обоих и смахнул пепел и снег с моих щек. Но я не могла разжать объятий. Не могла перестать вцепляться в него. Когда я непроизвольно содрогнулась от холода, взгляд Кейна оторвался от моего лица и упал на кого-то позади. Тот, на кого он посмотрел, тут же подбежал и накинул на мое обнаженное тело теплый плащ.

Мягкий рыжеватый мех пах гвоздикой, корицей и…

— Мари, — прохрипела я, приподнимаясь.

Карие глаза Мари были широко раскрыты. Шире, чем я когда-либо видела.

— С возвращением.

Я высвободилась из объятий Кейна, закуталась в плащ плотнее и бросилась к подруге.

— Как это возможно? — пробормотал Гриффон где-то позади нас. — Мы же видели, как она…

Мари отпустила меня как раз настолько, чтобы повернуться к нему и Кейну.

— Ее вторая форма — феникс. Он всегда возрождается из пепла

— Значит, я… не могу умереть? — Я была в слишком большом шоке, чтобы осознать всю тяжесть этих слов.

Но Мари покачала головой и снова прижала меня к себе.

— Только если ты в своей обращенной форме.

И на этот раз я не спросила, откуда она знает так много. Я лишь крепче обняла ее.

Когда мы держали друг друга так долго, что мои слезы замерзли на лице, Кейн настоял на том, чтобы отвести меня в более теплое место.

Сквозь гул причитаний по павшим и победных песен, мимо бочек с элем, что катили по снегу, и стонущих раненых на носилках, мы двигались домой. Женщины плакали, а дети обнимали отцов за колени, ликующие подростки, свесившись с остатков сторожевых башен, окатывали солдат внизу хмельным дождем.

Шэдоухолд выстоял.

Не без потерь. Не без скорбящих и телег, груженных телами павших. Но когда я не могла оторвать глаз от залитых кровью кирпичных стен и наших прекрасных кованых решеток, искривленных жаром саламандр, Кейн взял меня за руку и сказал:

— Мы все отстроим заново.

— Рэйвенвуд.

Я обернулась на знакомый голос, как и Кейн.

Александр окинул нас взглядом, его льдисто-белые волосы были запачканы красным, ржавые глаза горели ярче обычного.

— Выглядишь как сама смерть.

Кейн лишь плавно пожал плечами.

Я ничего не сказала. Слишком устала, чтобы препираться с Хемоличем. Я знала, сколько силы течет по его жилам от всей окружающей нас бойни. У меня не осталось сил на борьбу. Я хотела увидеть брата и сестеру.

Но Кейн заговорил первым.

— Сделка, которую мы заключили, ты, должно быть, знаешь…

Александр прервал его, приподняв бровь.

— Какая сделка? — Его рубиновые глаза наконец оторвались от Кейна и упали на меня с холодным любопытством.

— Ворон, которого мы послали тебе, — сказала я.

— Я не получал никакого ворона.

В моем сознание зазвенела оглушительная тишина. Затем снова.

— Тогда почему ты… — Но мои слова оборвались с глубоким пониманием.

Александр молчал, его воинская гордость таилась за ледяной внешностью. Я наблюдала, как он осматривает освещенную факелами сцену. Поднятые тела, военнопленные, закованные в лилиум. И прямо рядом со всей кровью и болью — победные крики, раздирающие воздух. Радостные возгласы.

— Он до тебя долетел, — медленно произнес Кейн, и в его глазах сияла такая гордость.

— Не нужно делать из меня праведника. Я сделал это не ради вас. Я не мог позволить тому ханжескому ублюдку захватить Розу.

Кейн продолжил, невозмутимый, все еще держа мою руку в своей.

— Знаешь, что она однажды сказала мне?

Александр ничего не ответил, его губы сжались в тонкую нить.

— Каждый способен на искупление.

Мое сердце наполнилось теплом при этом воспоминании, и я взглянула на мужа. Он был избит и обожжен до полусмерти, глаз заплыл, рукав его Ониксовых доспехов висел клочьями, а длинные пальцы посинели от обморожения. Но Кейн никогда не выглядел таким прекрасным.

Я сказала эти слова ему в тусклом полуночном свете моей спальни, после того как взрыв Халдена заставил Кейна рассказать мне больше, чем он когда-либо планировал. И он запомнил это, все это время.

— Удачи тебе, Александр, — вздохнула я. — Надеюсь, мы больше никогда не встретимся.

В главном зале уже вовсю прибивали, вешали и разворачивали знамена, а дети звенели колокольчиками. Триумф и скорбь, траур и ликование переполняли замок, словно чаша, из которой льется через край.

Первым нашел меня брат. Я вдохнула запах табака и снега, исходивший от его одежды, еще до того, как успела его увидеть. Он ненадолго отстранился, чтобы взглянуть на мое лицо

— Я так боялся…

— Знаю, — выдохнула я. — Я тоже.

Ли нашла нас и легко втиснулась между нами. Я не могла сдержать слез тогда, да и не хотела.

Мы оставались в этих объятиях долго. Держались друг за друга в мирной тишине.

Мир.

Вот что это было за чувство. Где-то между лязгом клинков и потерей тех, кого я любила, и огненной смертью моего врага… меня нашел мир.

Конечно, радость нахлынет на меня скоро. Облегчение от того, что мы победили. Но сейчас мои все еще одеревеневшие конечности и потрясенный, затуманенный разум нуждались именно в этом. Осязаемом, незыблемом, приятно истощенном покое.

Я знала, что Кейн ни разу не оторвал свой мягкий, быстрый, как ртуть, взгляд от меня с тех пор, как я очнулась.

В конце концов я отпустила свою семью и снова повернулась к нему.

— Привет, — сказал он, его щеки тронула кривая улыбка, а в глазах все еще стояли слезы.

За его спиной солнце неуклонно поднималось, заливая светом витражные окна зала, укрытые снегом леса и остроконечные горы вдали. Голоса в теплом, освещенном зале звучали громко, больше не боясь.

— Это наконец-то закончилось, да? — спросила я, и меня затопило облегчение, когда я схватила его широкую, мозолистую руку. Тепло его ладони проникло во все мое тело. Несмотря на то, что я родилась из пепла и снега голая, как новорожденная, моя рука все же каким-то образом несла печатный перстень Кейна. Подарок от моего отца, подумала я.

— Для нас — Кейн пожал плечами, большой палец мягко провел по моей коже — я думаю, это только начало.

Дорогая Арвен,

Я не ожидаю и не вижу причин для тебя придавать большое значение супружеским советам старого, одинокого, временами ворчливого мужчины. Но, видимо, я все же обязан ими с тобой поделиться.

Я отдаю себе отчет в том, что в битве, которую вы с Кейном затеваете, вам вряд ли уцелеть обоим. Эта мысль не дает мне покоя, и я скорблю о вас уже сейчас. Ни одному отцу не следует хоронить одного ребенка, не говоря уж о двоих.

Мне посчастливилось однажды жениться, и нам тоже не было даровано столько времени вместе, сколько, как мне кажется, мы заслужили. Я не романтик. Ты знаешь, что я не стану разглагольствовать о делах сердечных. Так что это единственный совет, которым я поделюсь с тобой перед твоей свадьбой. Цените друг друга. Цените моменты, которые вам дарованы, сколь бы мимолетными они ни были. Не зацикливайтесь на прошлом и не спешите к нависающему будущему. И будьте благодарны, каждый день, за любовь, которую вы разделяете. Я рад, что стал ее свидетелем.

И еще кое-что — возможно, не самая мудрая мысль, но под пером слова льются легко, а стакан мой пустеет, и, возможно, больше у меня не найдется таких слов.

Годами ты верила, что твои страхи делают тебя трусливой, и все же раз за разом выбирала встретиться с этими страхами лицом к лицу, независимо от того, что могло ждать тебя по ту сторону.

Ты спасала себя и тех, кто тебе дорог. Помогала и исцеляла стольких страждущих. Ты обнаружила в себе неиссякаемый источник силы. Повстречала того, с кем хочешь разделить жизнь. Ты находила радость во тьме и щедро делилась ею с другими.

В этой войне и в грядущие дни, что, я верю, наступят, я призываю тебя помнить одно: не отождествляй храбрость с бесстрашием. Если у такой, как ты, не останется больше страхов, значит, мне пора будет беспокоиться о твоем сердце. Страх — удел живущих, и он лишь растет, когда мы начинаем по-настоящему заботиться о других. Камни знают, я стал более боязливым, узнав тебя. Вот что любовь с нами делает.

Ты мужественна, Арвен. И я очень горжусь тобой.

Даган