Царствование Розы

Глава 14

КЕЙН

Кроваво-красные мраморные полы дворца всегда выдавали меня и моего брата в детстве. Топот наших ног, неуемный, когда мы носились, возились и с мальчишеским восторгом опрокидывали дорогие статуи. Слишком много порок от отца и его слуг научили меня ступать с пятки на носок, чтобы скрыть этот стук. Я бесшумно прокрадывался мимо десятков солдат. Мое сердце колотилось в похищенных доспехах Фейри.

Резким контрастом моим медленным, выверенным шагам был вихрь в моей голове. Шок, облегчение и безудержная радость от того, что я держал Арвен — чувствовал, как ее сложная прическа щекочет мой подбородок, вдыхал ее аромат цветов апельсина, целовал эти губы..

Поглощенный всей этой медовой сладостью и теплом, я забыл, зачем пришел сюда.

Чтобы умереть.

Чтобы убить моего отца и, следовательно, умереть.

— Что, если бы я воскресил твою любимую из небытия… даровал тебе ту самую чистокровную сущность Фейри, к которой ты стремишься? Если бы я сказал, что смерть обойдет вас обоих стороной, что бы ты избрал? — спросил Лен. — Ты все равно пожертвуешь собой ради блага царства?

И что я подумал про себя?

Нет. Абсолютно нет. Мне захотелось огрызнуться, Да пошел ты, а, если честно, пошел ты вообще с таким вопросом лезть!.

И он все равно исполнил мою просьбу.

Наверное, он уже видел то, чего я сам еще не осознавал.

Что если по какой-то ужасной шутке судьбы я найду вторую половину моего сердца все еще живой, то, возможно, я выберу не отдавать свою жизнь за благо царств. Что я эгоистичный, жадный ублюдок, и мне ничего не нужно в этом мире, кроме нее. Не правосудие. Не месть. Не спасение жизней миллионов невинных.

Только. Она.

Но, по второй удивительной шутке судьбы — над которой Боги Фейри, наверное, просто умирают со смеху — я был просто неспособен ставить свои интересы выше Арвен.

Она никогда не оставила бы Лазаря в живых. Не до плена, и уж тем более не после. Она не позволила бы ему сеять захват, насилие и разрушение. Что же мне было делать? Взять ее в заложницы? Заставить ее жить долгую жизнь со мной, пока все остальные страдают? Заставить ее жить с осознанием, что все эти страдания — расплата за наше счастье? Я никогда не сделал бы этого с ней. И я не позволил бы ей заплатить собственной жизнью за смерть Лазаря.

А значит, мне предстояло заплатить вместо нее.

Возможно, тот человек, что не был Леном, не знал всего этого тогда. Возможно, он только надеялся.

Но я знал точно — если мне удастся не облажаться как-нибудь — что мое грубое, торопливое Я люблю тебя станет нашим последним прощанием.

Арвен доберется до Харта. Я верил в нее больше, чем в кого бы то ни было. Король-повстанец благополучно доставит ее домой. Через пролив или с помощью портала, сотворенного ковеном Антле. И я найду клинок. Я убью отца — исполню обещание, данное мной Богу Фейри.

Я умру за королевства. Я умру за свой народ. Я умру за Арвен, чтобы она могла жить.

Пока я добирался до спальни Лазаря — до двери в стеклянном атриуме²⁴ с лунной печатью, — ни одна стража не удостоила меня взглядом. Я схватился за ручку из красного камня, в висках стучал пульс.

— Эй! — хрипло окликнул кто-то.

Я сделал вид, что не слышу, тряся ручку.

— Эй, ты!

Открывайся, твою мать, открывайся…

— Я к тебе обращаюсь. — Серебряный стражник приблизился. Короткий, коренащий болван, доспехи ему были слегка великоваты. — Они еще трахаются?

По языку поползла желчь, хотя плечи и отпустило от облегчения.

— Ага, — сказал я.

Стражник кивнул с одобрением.

— Молодец он. Я бы тоже с этой малышки днями не слезал.

Я чуть не прокусил себе язык.

— Зачем он тебя послал?

— За свежими штанами. Старикашке уже не хватает былой выдержки.

Стражник смотрел на меня, будто я над святыней надругался.

Я затаил дыхание.

Мой меч, казалось, пылал в ножнах у бедра. Я потянулся к нему…

Но тут коротышка разразился громким, заливистым смехом. Он смеялся до тех пор, пока слезы не выступили за стеклами его красных очков, прикрывавших прищуренные глаза.

— Проходи, — рявкнул он, тяжело хлопнув меня по плечу и проведя своим лайтом по зачарованной дверной ручке.

Я шагнул в комнату отца, не проронив больше ни слова. На секунду, в кромешной тьме, весь мир свелся к хрипу моего дыхания и учащенно стучащее в висках сердце.

Спальня отца была темной и душной. Окно оказалось открыто, ночной ветер колыхал тонкие черные занавески, словно дымные призраки, но ветерок Соляриса не мог рассеять спертый воздух.

Я всмотрелся в темноту — его кровать была застелена безупречно, как всегда. Ни единой складки. Сводчатые потолки и каменный пол рождали леденящее душу эхо под моими шагами.

Я водил ладонями по поверхности его мраморного стола, отыскивая потайные отделения и ящики. Я прочесал его аккуратные книжные полки в поисках фальшивых стен, а затем проделал то же самое с гардеробами. Проверил каждую роскошную тунику и мантию, выискивая петли, запах лайта или отсветы магии. Я прополз под обсидиановыми пуфами, проверяя каждую мраморную плитку, залез под тяжелую кровать, ощупал верхние поверхности полок в поисках защелок, ключей или сейфов. Я даже обыскал безупречный камин, который не топили тысячелетия. Ничего.

Никакого клинка в комнате не было.

Он твой отец, сказал я себе, застряв под кожаным читальным креслом. Где бы он хранил единственное оружие, способное убить его?

Звук его голоса в дверном проеме заставил дыхание застрять в моих легких.

— При себе, конечно же.

Никакого клинка в комнате не было.

Не спеша я выбрался из-под жесткой кожи.

— Отец.

— Сын, — ответил он, закрыв за собой дверь и снимая свой черный парадный мундир. Когда он повесил эту изысканную вещь на вешалку, из-за его поясных ножен показалось могучее, сверкающее оружие.

В ножнах у его пояса — Клинок Солнца. Узорчатая рукоять с девятью Священными Камнями не оставляла сомнений.

Все вокруг потеряло интерес.

В четырех футах от меня — трех, возможно, — была моя возможность стать чистокровным Фейри. Вернуть свою драконью форму. Отнять судьбу у Арвен, спасти ее жизнь, обеспечить ей многие тысячи лет жизни вместе с миллионами других невинных…

— Так вот куда ты подевался, — почти напел Лазарь, приближаясь ко мне так медленно, что я не был уверен, движется ли он вообще.

Я подавил все позывы отпрянуть назад.

— Пошел вон из моей головы.

Лазарь расплылся в отвратительной улыбке.

— Кажется, меня обманули и бросили. Нет идей, куда сбежал мой урожай?

Мой разум погрузился в абсолютную пустоту. Полнейшую тишину. Я знал, что лучше не думать ни о ней, ни о том, где она сейчас.

— Я убью тебя, — поклялся я. — За то, что ты попытался сделать.

— С клинком у меня за поясом? Это было бы занятно.

— Именно. — Мои губы оттянулись, обнажая зубы в угрожающей ухмылке. — Хочешь посмотреть?

Я приблизился.

Глубокий смех Лазаря остановил мои движения. Мой отец удобно устроился в бархатном кресле. Он извлек Клинок Солнца из ножен, бесцельно вертя оружие в руках.

— При всей твоей глупости и импульсивности, мое дитя-дракон… ты не понял, что ты мне подарил?

Я ничего не сказал. Ни о чем не подумал.

— Истинного наследника Фейри, мой мальчик. Единственного, которого я когда-либо хотел.

О, Боги…

Меня.

— Я никогда не сяду на трон Люмеры.

Он лишь усмехнулся. Игра — для него все это было игрой.

— Если не ты, и не ребенок Арвен, тогда кто?

— Харт Ренвик. — Пусть этот мятежный король заберет себе трон, мне было плевать. Я не хотел иметь с этим ничего общего. — Он собрал уже немалое войско.

Лазарь лишь рассмеялся — искренне, до неприятного потешно.

— Если ты думаешь, что мятежный король мне угрожает, ты просто невнимателен. Этот мальчишка — не более чем полукровка. — Его зубы блеснули в скупом лунном свете. — Когда меня не станет, единственный, кто воссядет на мой трон и назовет себя Королем Всех Царств, будет истинным Фейри. Если не ты, сын мой, тогда ты должен понять, почему утробу Арвен — мой единственный вариант.

Я убью тебя. Я, блядь, убью тебя.

— Ты не посмеешь тронуть ее. Никогда.

— А кто сказал, что она уже не вынашивает моего ребенка?

Я невольно дернулся, презирая свою слабость.

— Она бы мне сказала.

— Может, и так. — Он встал и подошел к кровати, сглаживая несуществующую складку. — А может, ей было стыдно, сынок. Возможно, сначала ей было больно, но… Все эти шрамы на ее спине и ожоги на животе… Такие женщины. — Он покачал головой при воспоминании. — В конце концов, им это начинает нравиться.

Я ринулся на него, занося меч, целя в его высохшее, мертвое сердце.

Сталь встретилась со сталью с яростью, и из его груди вырвался свирепый рык. Клинок Солнца в его руке покрылся ледяной рябью, и леденящие искры разлетелись в месте столкновения наших клинков. Мои смертные мышцы взвыли от мощи его удара.

Мой следующий удар выбил клинок из его рук. Мы оба с ужасом смотрели, как он отлетает через всю комнату.

Я кинулся было за ним, но из ладоней моего отца выстрелили копья из сплошного льда.

Едва увернувшись, я рухнул на пол и отполз за железное изголовье кровати. Позади меня звонко разбилось стекло, осыпаясь на пол хрустальным ливнем. Книги с грохотом падали на пол, тяжелый пресс-папье опрокинулся. Я чувствовал вкус своего страха. Чувствовал, как дрожат мои руки, как никогда прежде. Я никогда не был столь… хрупким. Одно такое копье — всего одно неверное движение — и я мертв.

— И как давно ты этого хотел? — хрипло выдохнул я.

Лазарь запустил в меня град ледяных глыб, а я все полз, царапая пол. Одно копье пролетело у самой головы, и пряди моих черных волн опали на пол между рук. Но клинок поблескивал на тонком сером ковре у кожаного кресла — мне нужно было только обхватить его рукоять. Всего один раз…

Презрение сгустилось в голосе моего отца.

— Ты ни черта не понял, не так ли, сынок?

Я бросился из последних сил, рука выброшена вперед, суставы хрустят…

Но туман леденящего холода врезался мне в грудь и отбросил на осколки битого стекла. Шлем слетел с головы, я прикусил язык. Горячая кровь наполнила рот.

— Ты думаешь, я хочу убить тебя? — прогремел Лазарь. — Ты мой гребаный сын.

На мгновение в комнате раздавались лишь наши прерывистые дыхания.

Мой голос был так тих, что я едва слышал себя.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я правил вместе с тобой? — В горле встал комок — отголосок того давнего, наивного мальчишки.

Молчание отца было красноречивее любых слов.

Выходит, он не желал меня убить. Все это время.

Его легкие яростно вздымались.

Но его затрудненное дыхание — никогда не видел отца запыхавшимся. Ни при использовании лайта, никогда… А сейчас… ему явно было нелегко. Что-то было не так.

Глубоко вдохнув, я поднялся и снова бросился на него, всем телом обрушившись на него. Мы с грохотом рухнули на пол — мой подбородок ударился о его грудину, а его голова с глухим стуком ударилась о камень.

Я приготовился ко льду. К его силе… но ничего не последовало.

Вместо этого по лицу разлилась боль, когда его кулак — железный кулак истинного Фейри — обрушился на мою челюсть.

Зрение помутнело, в ушах зазвенело… и все же…

Я рассмеялся.

Он ударил меня. Мой собственный отец.

Потому что у него кончился лайт.

Я занес кулак и нанес ответный удар. Нос отца расплющился под костяшками, и это чувство — это ощущение — было таким блаженно-сладостным, что я повторил. Снова и снова.

Он захрипел, захлебываясь кровью.

Внезапно острая боль пронзила бок. Ребра, почка — его кулак врезался в меня.

Взгляд зацепился за подсвечник на полу — упавший во время ледяного шторма. Мои пальцы обхватили олово, и прежде чем мой отец успел врезать мне еще раз по лицу, я обрушил его на голову отца.

Хруст — и его стон боли — впрыснули адреналин в мои кости.

— Где, проклятые Богами, моя стража? — проревел он. — Стража!

Я задавался тем же вопросом. Нашего шума было достаточно, чтобы поднять на ноги весь дворец. Я мог лишь надеяться, что что-то задержало их. И продолжит задерживать.

— Стража! — закричал он снова.

— Боишься сражаться со мной как смертный?

В ответ он лишь хрипел, кровь текла из носа, а на лице застыла гримаса ярости и невероятного усилия. Он никогда не казался мне таким старым. Таким усталым.

Я впился в него ногтями, рванул, оставляя царапины на его старом лице и шее, проступила кровь…

Его удар в мою печень был словно удар копыта жеребца. Я никогда в жизни не испытывал такой физической боли. Смертной боли.

Но наша драка…

Мы оказались в пределах досягаемости от Клинка Солнца. Мои глаза метнулись к его сверкающей поверхности на тонком сером ковре под тем кожаным креслом, купавшемуся в темноте, насмехающемуся надо мной…

Еще один удар обрушился на мое лицо.

Боль вспыхнула под веками и в раздробленной челюсти.

Он ударил опять — мир поплыл, замерцал. Тошно, безжалостно. Время замедлилось. Что-то влажное хлынуло из носа и потекло по задней стенке горла.

Я бил свободной рукой, но с каждым ударом сил оставалось все меньше.

Пока я не смог разлепить распухшие веки и не увидел, что он занес надо мной мой же собственный меч. Двойное лезвие, с ядовитым острием, замершим у моего горла. Та сталь была клятвой смерти.

Но мои пальцы…

Уже нащупали ровный край того серого ковра.

Выжав из себя последние капли сил, задействовав мышцы, о которых не подозревал, я вцепился в край и дернул.

— Прощай, мой мальчик.

Лазарь взнес меч и обрушил его — в тот самый миг, когда рукоять Клинка Солнца коснулась моей ладони.

И в тот миг, в котором клинок встретился с моей плотью…

Весь шум выдохся до единого звенящего безмолвия. Земля подо мной покрылась паутиной черных как смоль теней — моих теней, складывающихся и формирующихся в мои крылья. Металлический привкус лайта заполнил мои ноздри, когда я вдохнул полной грудью впервые с той минуты, как Арвен в пустоту в Хемлоке.

А потом меня разорвало. Прекрасно, ужасающе, без малейшей жалости.