Царствование Розы

Глава 1

КЕЙН

Я знал, что на этот раз треснуло мое ребро.

С каждым вдохом разломанные части кости расходились, вызывая боль, которая отдавала в избитые мышцы спины. Сидеть было чуть менее мучительно, и я медленно, собравшись с силами, вдохнул.

Воздух густо пах хвоей и кровью.

Когда я медленно открыл глаза, взгляд скользнул вниз по отвесной стене из сплошного сверкающего льда, с которой я сорвался — ее пик все еще скрывался за густыми белыми облаками, а гладкая поверхность была испещрена лишь трещинами и вмятинами там, где я в отчаянной попытке взобраться вбивал кулаки и ступни.

Сначала ты подвел их. Затем — ее. И теперь снова терпишь неудачу.

Боль вновь пронзила мое сердце. Свежая, с каждым ебаный днем.

Разве боль утраты не должна притупляться со временем?

Я поднялся, грудь по-прежнему сжимали две совсем разные боли, и стряхнул снег и грязь с задницы. Это движение заставило глубокие ссадины на ладонях вновь остро заныть. Какой бы защитный барьер Белый Ворон ни наложил вокруг своего дома на вершине этой ледяной горы, он подавлял все способности моего лайта — не позволял мне превращаться в дракона, останавливал мое ускоренное исцеление Фейри…

Я побрел сквозь ослепляющую белизну обратно в направлении городка у подножия горы. Я прошел всего несколько футов, когда синяки, ссадины и волдыри по всему телу начали исчезать. Носом обуви провел черту по снегу, обозначая, где, судя по всему, заканчивается барьер.

Я скривился от движения. Ребро заживет не так быстро.

Будь я умен или терпелив, я бы отступил вниз, в город, снял комнату в дрянном, покрытом ледяным дождем постоялом дворе и лежал бы в оглушительной тишине, пока не восстановлюсь.

Но я не был умен.

Я не был терпелив.

И боль меня не беспокоила.

В последнее время мне было так холодно, что она почти была желанной — эта ноющая боль в самых костях.

Прижав ладонь к пульсирующей боли в боку, я в сотый раз оценил ледяную горную гряду. Позади голых ветвей сосны, густо покрытых инеем, и следов зайцев и карибу, тот вздымающийся ряд зазубренных горных хребтов поднимался все выше и выше, поглощая линию горизонта.

— Планируешь снова обратиться в дракона и полететь? — крикнул сзади меня ворчливый старческий голос. — У тебя почти вышло.

Черт побери.

— Нет, — прорычал я.

И этот план едва не сработал. Все, чего я добился, — так это поднялся достаточно высоко, чтобы разглядеть крошечный каменный домик на вершине, заметить пожилого волшебника, ухаживающего за пышным огородом с корнеплодами, а затем, едва я ринулся к нему, пробиваясь сквозь его защиты, против воли превратиться в воздухе и рухнуть на землю.

В итоге я отделался раздробленным коленом, сотрясением и двумя вывихнутыми плечами. Однако все эти увечья меркли по сравнению с днями томительного ожидания, пока не отрастут новые зубы на месте выбитых — ничто не способно унизить мужчину так, как процесс прорезывания зубов, пережитый в зрелом возрасте.

Мое тело, разбивающееся об утрамбованный снег, было не так уж и плохо. В некотором смысле, я приветствовал боль. Она позволяла мне чувствовать то, что чувствовала Арвен — то же самое ужасающее бессилие. Паря в воздухе, когда инстинкты кричат мне лететь, несмотря на то, что мозг ревет, что я не могу…

— Ты не умрешь. — Вот что я сказал ей.

От этих воспоминаний мое лицо скривилось.

Поэтому я попытался снова на следующий день. И еще на следующий.

Второе мое падение из облика дракона обернулось переломом хребта в двух местах и параличом ног. Я пролежал там полдня, внутри барьеров Белого Ворона, не в силах исцелиться или пошевелиться, пока этот недоумок не наткнулся на мое распластанное тело и, следуя моим очень четким указаниям, не поволок меня обратно к городу, пока покалывание в икрах не возвестило, что я начал выздоравливать.

Я разглядывал его сейчас, пока он стоял в нетерпеливом ожидании с коромыслом² на плечах. Этого морщинистого, добренького деятеля звали Лен, и его длинное лицо с тонкими губами было приспособлено для улыбки, которую он демонстрировал куда чаще требуемого. Будучи мойщиком посуды в единственной на весь город таверне, Лен каждое утро карабкался на холм за свежей водой из колодца и как-то обмолвился, что давно привык лицезреть тут несчастных лузеров вроде меня, тщетно пытающихся добраться до Белого Ворона.

— Не кори себя, — сказал Лен, прищурившись. — То, что тебе удалось выследить старого придурка, уже большая удача.

Нажимая на ноющее, будто расколотое ребро, я бросил на него взгляд.

— Иди уже своей дорогой, Лен.

Пожилой мужчина поднял руки в шутливой капитуляции.

— Ладно, ладно. Спускайся в таверну, если захочешь подкрепиться.

— Обязательно.

Но я не собирался этого делать.

— Блять. — вырвалось у меня с хрипом, пока я срывался вниз по ледяному склону, судорожно цепляясь за камни, вмороженные мной в лед для хоть какой-то опоры. Мою грудь с силой ударило о один из выступов, вышибая из легких воздух, и я с размаху грохнулся на снег. Сквозь пелену в глазах я заметил, как несколько зайцев разбежались по снежному подлеску.

— Ты убьешь себя, прежде чем сделаешь то, зачем пришел.

— Почему ты вечно тут околачиваешься? — прохрипел я Лену с полным ртом снега.

— Потому что чертов колодец здесь!

Я приподнял голову. Лен указал на источник, коромысло было уравновешено у него за спиной, а с обоих плеч расплескивали воду два ведра.

— Помоги мне донести их вниз с горы, и я угощу тебя пинтой³.

— Нет времени, — сказал я, хрипло, заросшая щека немела от холода.

Прошли месяцы. Если бы Лазарь уже уничтожил клинок… тогда у меня действительно не было бы ничего, кроме времени. Жалкой, ноющей вечности.

Я сглотнул сухой позыв к рвоте при этой мысли и вдохнул еще больше ледяного воздуха, с стоном перекатываясь на спину.

Не думай так.

Такая больная, раненная тоска пустила корни в моей груди, как это всегда бывало, когда ее голос звучал в моей голове. Как колокольчики. Как сладкая музыка.

Арвен сказала бы, что я не могу ничего знать наверняка, пока не доберусь до Люмеры и не узнаю все сам. А я не мог сделать этого, не мог противостоять отцу, пока и сам не стану чистокровным и не получу шанс уничтожить его.

Вот почему мне нужно взобраться на гребаную гору.

Туда, наверх — где неприступные облака встречаются с ледяной вершиной.

Я прищурился. Если бы и было здесь солнце, оно скрылось бы за этими пиками много часов назад. Я чувствовал это по тусклому лазурному свету, затуманивавшему снег, и холоду, что проникал в самую глубь моих костей.

В первые дни моего путешествия в Жемчужные Горы несколько местных жителей сказали мне, что я только что пропустил яркое, с ясным небом лето. В парящем королевстве холодно круглый год — что-то связанное с высотой или магией, которая удерживает город в облаках — но особенно сурово и осенью, и зимой, когда световой день длится меньше восьми часов и идет почти непрерывный снегопад. Здесь, в Ворсте, регионе, который служит домом Белому Ворону, было еще хуже.

Тем временем, в Шэдоухолде, вероятно, только подходила к концу осень, и Сумеречный Лес, скорее всего, был полон поганок и ежевики.

Еще один резкий удар под дых. Вот на что было похоже воспоминание о моей крепости в последнее время. Не потому, что я скучал по своим людям, или Гриффину, или Акрону. Не потому, что я тосковал по сиреневому мылу, виски и клеверному хлебу.

А потому, что даже если это предательское, обмороженное восхождение было возможным, даже если я достигну Белого Ворона, уговорю его сделать меня чистокровным, вынесу всю боль, которая за этим последует, и каким-то чудом вернусь целым и невредимым обратно в свой мрачный, знакомый замок…

Арвен не было бы там.

Ее книги, наполненные засушенными лепестками, нераскрытые. Та сторона моей кровати, которую я так глупо надеялся, что будет ее, навеки холодная. Мне больше не суждено услышать ее звонкий смех и ощутить аромат ее кожи, напоминающий апельсиновое дерево.

Я бы наблюдал, как мой дом становится склепом.

Я перевернулся, зарыв лицо в снег, и закричал, пока пламя не пробежало по моим легким. Пока слезы не заструились по щекам, а грудь не забилась в конвульсиях о землю — пока агония, разрывающая меня на куски, вина и невыносимая скорбь…

— Камни живые, — прошептал Лен. — Тебе нужен отдых.

— Нет, — проворчал я, выплевывая лед и поднимаясь с земли. — Так даже лучше. Все нормально.

— Скоро ночь. Ты не можешь карабкаться по ледяной горе в темноте со сломанным ребром и проколотым легким. Ты что, пытаешься умереть, парень?

Я задавал себе тот же вопрос так много раз, что сбился со счета.

— Смотря какой день.

Лен посмотрел на меня бесстрастно.

— Одна пинта, горячая еда, и к рассвету ты снова будешь падать с горы.

Возможно, он был прав. Я опасно приблизился к той самой грани. За которой моя собственная смерть начинала выглядеть слишком привлекательно. За которой я либо присоединюсь к ней, либо перестану жить каждый отвратительный день без нее. Но тогда ее жертва оказалась бы напрасной, а этого — этого я не мог допустить. Ни в жизни, ни в смерти.

Сухой ветер хлестал по коже, когда я, хромая, с кряхтением направился к Лену. На его лице вспыхнула тревога, когда я приблизился, но я лишь снял ведра с его плеч и прошел мимо, направляясь вниз по склону горы. Лен, плетущийся следом по снегу, громко вздохнул с облегчением.

Ворст был не то чтобы городом. Он был едва ли деревней. Все, что он мог предложить, — это упомянутая уже забегаловка, почти пустой магазин, храм да тихая каменная таверна Лена. Населяли его лишь проезжающие, одинокие торговцы вроде Лена, всю жизнь торгующие здесь, да редкие ученые или жрецы, искавшие укромные уголки Жемчужины, чтобы изучать Камни или служить им в мире.

Таверна Лена — которую он на протяжении нашего утомительного пути трижды разными словами пояснил, что принадлежит не ему, а его кузену Фолку, — представляла собой промерзшую лачугу цвета мокрого шифера на самой окраине. Чтобы войти, мне пришлось пригнуться, а внутри из-за низкого покатого потолка пришлось сгорбиться, что вызвало новые приливы боли в моем все еще ушибленном животе.

Выбор был невелик — убогое помещение располагало лишь парой разномастных табуреток и одной скамьей, под которой храпел какой-то мужчина, — поэтому я сел в заднем углу у камина. Мой стол был сколочен из перевернутого свиного корыта. На нем стояла единственная столбовая свеча, воткнутая в пустую винную бутылку и отчаянно трепетавшая, словно борясь за жизнь.

— Ну, что тебе подать? — спросил Лен, ткнув кочергой в потрескивающие поленья.

Под слоями ткани таяли и превращались в воду примерзшие снег и лед. Я снял перчатки, сбрил рукой намерзшую сосульку с бороды и придвинул озябшие ладони к огню.

— Я возьму ту пинту. И что есть поесть.

Лен кивнул один раз и через несколько минут вернулся с пенистым элем и теплым мясным пирогом. С первого укуса стало ясно, что он состоит в основном из хрящей, но я съел его целиком без остатка и затем попросил второй. Пребывание так далеко от барьеров Белого Ворона улучшило и мой аппетит, и заживление ран. Я повертел спиной, чтобы размять одеревеневший позвоночник.

— Хочешь знать, как Фолк пытался назвать таверну? — начал Лен, придвинув низкую табуретку и закинув на свои костлявые ноги шкуру какого-то животного.

Раздражение закололо у меня в затылке. Я не мог сказать пожилому мужчине, чтобы он убирался, когда он предложил мне первую за несколько дней горячую еду. Но мне ужасно, ужасно этого хотелось.

Когда я промолчал, он, не смутившись, сказал:

— Замерзший Як.

— Да… ужасно.

— Я сказал ему, что каждый посетитель будет думать о твердой, как камень, рвоте, когда будет есть.

Мой взгляд упал на жидкий пирог передо мной, и я опустил вилку.

— Ты явно не отсюда, но в Ворсте, яки…

— Без обид, Лен, но я бы предпочел немного…

— Уединения?

Я позволил своему молчанию ответить на его вопрос.

Лен лишь наклонился вперед. Его потрескавшиеся губы расплылись в любопытной ухмылке.

— Что тебе нужно от старого Ворона?

Огонь затрещал рядом со мной, и храпящий человек, купающийся в тени, перевернулся на бок. Я вздохнул, как вол.

— Он вообще там наверху?

Лен шмыгнул носом, морщины на его лице сгладились с легкостью, словно он делал это слишком часто. Хронические сопли из-за хронической зимы.

— Да. Спускался он сюда пару раз, покупал семена для своего сада.

— А кто-нибудь в Форсте с ним общается? Есть ли способ передать послание?

Лен покачал головой.

— А если от…

— Короля Оникса?

Я подавился куском корки, пропитанной жиром.

— Ходят слухи, — сказал Лен, откидываясь назад. — Даже в таких маленьких городках, как этот. Твоей земле уже два месяца как не хватает короля. И не так много мужчин могут превращаться в драконов. Всего двое, по моим последним подсчетам.

Подозрение сжало мою челюсть.

— Что ты знаешь о моем отце?

Лен скривился.

— Да все это королевство сплошь из ученых состоит. Он же Фейри, я прав?

Я хранил молчание, спина напряглась, а узкая вилка изогнулась в моем сжимающемся кулаке.

— Почему ты покинул свое королевство? — Лен выхватил нож, лежавший рядом со мной, и принялся вертеть его на своих кривых пальцах. — У вас разве не война?

Ярость, закружившаяся во мне вихрем, едва не выплеснулась сквозь кулаки и не обрушилась на этого щуплого человека. От расправы его спасла лишь такая же всепоглощающая ярость, обращенная на самого себя — горькая правда его слов, все мои промахи, эта вынужденная дорога сюда, бросившая тех, кого я должен был защищать.

— Я не бросал их, — прорычал я. — Мои люди готовятся к битве. Я здесь, чтобы добыть то, без чего нам не одержать победы.

— И что же это?

Любопытство Лена перешло из разряда слегка раздражающих в то, что заслуживало вилки, воткнутой в глотку.

— Ну же, — пристал он. — Кому я расскажу? Грызунам?

Я вздохнул.

— Человека, которого я хочу уничтожить, может убить только определенный тип Фейри. Мне нужен Белый Ворон, чтобы сделать меня… способным победить его. — Следующие слова я произнес очень медленно, чтобы проникнуть в слабый ум Лена. — Можешь ли ты помочь мне добраться до колдуна?

Глаза Лена смягчились, и на мгновение я подумал, что он действительно ответит мне.

— Почему сейчас? Когда ты был в состоянии войны годами?

Я воткнул свою покоробленную вилку в мягкую середину пирога, игнорируя его. Еще пара глотков, и я отправлюсь обратно…

— Если ты ответишь мне, я, возможно, смогу помочь тебе связаться с колдуном. Я жил здесь шестьдесят лет.

Я не хотел говорить о ней с этой жабой. Я не хотел говорить о ней с кем бы то ни было.

Лен не отводил глаз, словно не ведал страха. Уйди я сейчас — и я навсегда остался бы в неведении: могла ли бы малая толика доброты, проявленная к этому человеку, переменить все. Она бы точно посоветовала мне рискнуть.

— У нас был кое-кто еще, кто мог убить этого человека, — наконец сказал я. — Кто-то очень дорогой мне. Она умерла.

Лен медленно кивнул, словно моя холодность по отношению к нему наконец обрела смысл.

— Мои соболезнования, мальчик. Я и сам не так давно потерял одну женщину, которая мне была не безразлична. Много лет уже как не виделись. — Лен снова шмыргнул носом. — До сих пор сердце ноет.

Неуловимое шуршание крысиных когтей зазвенело о низкую крышу и вырвало хрип у человека, все еще спящего под сгнившей скамьей рядом с нами.

Лен снова откинулся, еще ближе к очагу.

— Что бы ты отдал, чтобы вернуть ее?

Что угодно.

Я лишь допил свой эль.

— Давай, мальчик. Что бы ты отдал? — настаивал Лен.

Эта жажда общения у посудомойщика добивала мои и без того издерганные нервы.

— К чему этот вопрос?

— А почему нет?

— Я не тешу себя пустыми предположениями.

Лен хихикнул, играя с ножом, все еще находящимся в его руках. Затем он потянулся к моему ужину, отломил кусок корочки, раскрошил его в руках и рассыпал у наших ног.

Толстый, жилистый крыс выполз из-под половиц, поначалу осторожно. Его манили объедки, но он не был дураком. Грызун с привычным терпением выждал, пока Лен не придвинулся поближе к импровизированному столу и не повернулся спиной к происходящему.

— Что ты делаешь?

— Я не хочу, чтобы ты зацикливался на этом, мальчик. — Лен повернулся ко мне лицом, но его глаза были прикованы к той крысе, хватающей жирные крошки тростниково-розовыми лапками. Прежде чем я успел его остановить, Лен ударил по существу своим ножом и пронзил его насквозь с кровавым хрустом.

— Ради Бога, Лен… — Этот человек был в маразме. И совсем один в этом ледяном, одиноком городке. Я встал, чтобы уйти, задаваясь вопросом, существовал ли Вообще Фолк.

— Сиди, — скомандовал он, кладя пронзенную крысу на стол. Ее скудная кровь собралась лужей вокруг моего полу съеденного пирога.

Туманные тени обвили мои кулаки. Хотя я и был раздражен, у меня не было настоящего желания причинить вред Лену. Но это было…

— И это убери, — сказал старик, кивнув в сторону моих рук. Лен убрал нож, положил его на стол и замер в ожидании. У меня не было причин оставаться, но какое-то любопытство, а возможно, и моя собственная давно похороненная тоска, не давали мне сдвинуться с места. И я наблюдал, как Лен провел одной морщинистой рукой по тушке упитанной крысы.

Без заклинания, без лайта, без потустороннего свечения, крыса дернулась. И еще раз. Лен не произнес ни слова, когда изогнутый позвоночник грызуна встал на место с слышимым хрустом. Длиннохвостый паразит издал тревожный, мучительный писк, прежде чем подняться и побежать через стол. Он сполз на пол и обратно в щель, из которой появился.

Мое сердце колотилось в сломанной грудной клетке. Это было больше, чем могла сделать сама Бриар Крейтон.

Некромантия.

Мои глаза снова устремились на Лена. Эта морщинка в уголке его глаз. Ухмылка, играющая на его губах.

— Это ты. Ты…

— Теперь ответь мне, мальчик.

Колени ослабли, и я рухнул обратно на свое место.

Белый Ворон был со мной весь вечер.

Я был долбаным придурком.

И теперь я понял, каков был его вопрос.

Проверкой. На которую у меня не было правильного ответа. Я знал правду — что я отдал бы что угодно, любую часть тела, любую жизнь, любое королевство, чтобы вернуть Арвен. Что я содрал бы кожу с собственных костей, разорвал бы мир в клочья, чтобы обнять ее хотя бы еще один раз…

Но я не знал, был ли это ответ, который искал Белый Ворон.

— Я отдал бы больше… — выдохнул я. — Больше, чтобы вернуть ее, чем ты можешь себе представить.

— Что, если это будет стоить тебе жизни?

— Не задумываясь.

— Да, это легкий выбор, не так ли? А что насчет жизни невинного? Что, если ее воскрешение потребует уплаты равноценного долга…

Внезапно я снова оказался на корабле в сердце Минерального Моря, тянусь к залитой слезами, пропитанной кровью Арвен.

— Я знал, что не смогу пройти через это. Даже ради блага всего Эвенделла… Слышишь меня? Я был готов принести в жертву весь мир, чтобы ты осталась в живых!

— Да, — выдохнул я, и во рту стоял горький привкус стыда. Я не отрывал взгляда от засохшего русла крысиной крови, липкого и темного, почти черного, на поверхности стола. — Я убил бы за нее. И шел бы на это снова и снова.

— Что, если бы я воскресил твою любимую из небытия, очистил ее и сотворил заново, и даровал тебе ту самую чистокровную сущность Фейри, к которой ты стремишься? Если бы я сказал, что смерть обойдет вас обоих стороной, что бы ты избрал? — Зубы Белого Ворона блеснули в сумеречном свете, его дыхание клубилось в ледяной комнате. Я не осознавал, что мое тело билось в дрожи.

— Принял бы ты свою новую кожу, — продолжил он, не дождавшись моего ответа, — перерожденный истинным Фейри, как вещало пророчество, и убил своего отца? Зная, что тебя ждет гибель, как и ее когда-то? Зная, что ты мог бы обрести почти вечность с ней рядом? Ты все равно пожертвуешь собой ради блага царства?

Нет.

Если бы Боги были так жестоки, и если бы этот коварный, зловредный колдун каким-то образом смог сделать меня чистокровным Фейри и воскресить Арвен… Тогда нет, я бы больше никогда не оставил ее. Не было смысла обманывать себя. Притворяться тем самоотверженным мужчиной, которым я не был и никогда бы не стал.

— Величайшее разочарование.

Дыхание вырвалось из моих легких.

— Я не ответил…

Еще один взмах той морщинистой руки, и старый, безымянный трактир Ворста преобразился.

Когда пятна исчезли, мои руки опирались на богатый кленовый обеденный стол. Чистый, отполированный, сверкающий в мягком свете свечей. Комната светилась десятками восковых, горящих столпов.

Теперь это была уже не таверна, а холостяцкое логово: плюшевые диванчики цвета перивинка⁴, слои не подходящих друг другу кремовых ковров, экзотические бутылки с вином и хрустальные графины, наполненные крепким алкоголем. Повсюду дерево и кожа, а в воздухе витал дымный, пряный аромат благовоний.

Я даже не осознавал, насколько оглушительным был этот бесконечный вой ветра, свистящего в кронах могучих деревьев, пока он не стих. Пока этот рев не сменила благостная тишина.

И эта завеса ледяного холода — исчезла. Вместо этого легкий, теплый ветерок шелестел свободными занавесками. Он ощущался как мед в моих легких. Несмотря на высоту и время года здесь, в Ворсте, магия Лена окутала все убежище умеренным воздухом.

И все же моя кровь похолодела, а разум застыл в оцепенении.

Не магия.

И передо мной… не Лен. Или все еще Лен, но, возможно, таким, каким он выглядел тридцать лет назад. Полный сил, мудрый, с резкими чертами лица. Тот, кому можно доверить жизнь, но, пожалуй, не свою женщину.

Лен, Белый Ворон… кем бы он ни был, он был не просто волшебником.

— Что ты такое?