Царствование Розы

Глава 37

АРВЕН

Мари, конечно, не стала прямо заявлять, что черное в день свадьбы — плохая примета, но она принесла шесть разных белых платьев из своего гардероба, и каждое следующее было все более кружевным, пока я окончательно не перестала что-либо различать в этом водовороте гипюра и тюля.

Ее сосредоточенное выражение лица и настойчивые руки, протягивающие мне ажурное кружево, словно это священное писание, озаряли весь гардероб. Это произошло не в одно мгновение, но Мари уже начала вновь обретать себя, и я была благодарна. Я ужасно скучала по ней настоящей и живой.

— Я буду в этом, — сказала я ей. — И не вздыхай, пожалуйста, как в прошлый раз.

— Ладно. — Она вздохнула, прислонившись к единственному гардеробу, не заваленному белым шифоном. — Полагаю, это твой день.

Я разглядывала свое отражение в зеркале во весь рост. Каштановые волосы, уложенные легкими волнами и собранные в пучок с моим уже потертым ониксовым бантом. Блеск в глазах. Румянец на щеках. Силу в костях и мышцах.

— Полагаю, так и есть.

Я опустила взгляд на черное платье длины «чай»⁴⁰, которое так давно взяла у Мари, — то самое, в котором была на форуме Кейна. Я не могла отрицать, насколько же я в нем чувствовала себя собой. Это было платье, в котором я впервые подумала, что, возможно, нашла здесь свое место.

Из прилегающего кабинета Кейна донесся топоток Акорна, и я услышала, как он вбежал в спальню. Мы вышли из большой гардеробной ему навстречу, и его птичья головка прильнула к моей ладони, выпрашивая почесушек.

— Не могу поверить, что ты подружилась с этим зверем, — сказала Мари, но в ее голосе я слышалась улыбка.

— На самом деле он большой добряк. Не так ли?

Стрикс уткнулся в мои ноги и заворчал от удовольствия.

Несмотря на легкую опаску, которую она испытывала к этому созданию, Мари сияла, словно солнышко. Ее платье цвета перванш⁴¹ с короткими рукавчиками и сердцеобразным лифом выгодно подчеркивало россыпь веснушек на ключицах, а легкий креп струился по полу при ее движении.

Даган окинул нас обеих взглядом. Его вышитая индиговая туника была долгожданной переменой по сравнению с обычными поношенными доспехами воина. Но к этому прекрасному наряду он не подобрал туфли, предпочтя остаться в своих надежных потертых сапогах, что вызывало во мне странное успокоение.

— Готовы? — спросил он.

— Полагаю, да. — Я окинула себя взглядом. — Как я выгляжу?

— Я редко бываю сентиментален, но… — Даган прочистил горло. — Вполне прекрасно.

Мари взвизгнула от восторга, Акорн повторил этот звук, а у меня на щеках расплылась улыбка.

— Спасибо. Вам обоим.

— У меня кое-что есть для тебя, — тихо сказал Даган.

— Свадебный подарок! — подхватила Мари.

Я бросила на нее взгляд — у меня было чувство, что Дагана легко спугнуть.

Старый мечник лишь покачал головой и достал из кармана помятый конверт. Мне показалось, что он выглядел немного смущенным.

— Ничего замысловатого. Всего лишь записка.

— Спасибо, — откликнулась я, чувствуя, как сердце наполняется теплом. Я уже собралась поддеть край конверта, чтобы вскрыть его, но Даган остановил мою руку своей сухой, потрескавшейся ладонью. — Пока никаких подарков. После свадьбы.

— Он прав, — добавила Мари. — Еще одна дурная примета.

— Конечно, — сказала я, кладя письмо на стол Кейна. — Тогда после.

Даган слегка улыбнулся и подал локоть, чтобы я взяла его под руку.

— Волнуешься?

И, пожалуй, впервые за многие месяцы, наполненные страхом, неуверенностью и бесчисленными оттенками паники и тревоги, я взглянула в теплое, морщинистое лицо Дагана и покачала головой.

— Ни капли.

Пройдя через оживленный Шэдоухолд, заполненный детьми, звенящими колокольчиками и бросающими рис, мы с Мари и Даганом поднялись по могучим ступеням к храму, перед которыми подъем в библиотеку просто мерк.

Над головой высоко изгибался расписной потолок, пропуская внутрь обильный зимний свет. Несколько растений с густыми побегами свешивались из побеленных керамических кадок, а яркие витражи изображали все девять камней, выделяя среди них густой черный оникс, что заливал залу мягким фиолетовым сиянием.

Между скамьями, в такт пронзительной мелодии арфы, Даган повел меня к Кейну.

И тогда я подумала, что, возможно, я всегда шла к Кейну. Была связана с ним так или иначе с той самой минуты, когда мы встретились на поляне в Янтарном. С той минуты, когда самое ужасное существо, которое я видела в жизни, сумело принести мне утешение.

И когда я не могла дойти до Кейна, я карабкалась, падала, ползла… Но снова и снова находила к нему дорогу.

Кейн тоже не стал особо наряжаться для свадьбы. Он ждал меня в конце прохода в элегантных брюках, своей терновой короне и тонко сшитой белой рубашке, похожей на снег на верхушках деревьев, что виднелся позади него с высоты храмовых сводов. Кейн нечасто носил белое, и я решила, что для всех нас это большая потеря. Этот цвет делал его волосы потусторонне-черными — воплощением всех цветов разом, а не отсутствием их.

— Ты выглядишь… — Слова застряли у Кейна в горле, и он прокашлялся.

Кейна в горле, и он прокашлялся.

Это была единственная свадьба, о которой я когда-либо могла мечтать. Даган, стоящий рядом с нами, — никакой суеты и излишеств. Лишь самые близкие друзья, высшие генералы и несколько придворных Кейна на скамьях. Одинокая арфа, несколько лилий в моей руке — и это хрустальное ясное утро, принадлежащее только нам.

И, разумеется, я уже плакала.

— Милая пташка, — успокоил Кейн, проводя большим пальцем по моей щеке.

— Мы собрались сегодня здесь, — начал Даган, и шепчущаяся толпа замолкла, а мягкая мелодия арфистки затихла, — под божественными Камнями этого великого континента и перед всеми вами как свидетелями, чтобы сочетать Короля Кейна Рэйвенвуда и Леди Арвен Лили Валондэйл священными узами брака.

Несмотря на его резкий тон и вечную хмурость, в другой жизни Даган был бы прекрасным священником. Та его сторона, которую он так яростно подавлял — терпеливого учителя, вдумчивого советника, предлагавшего ценную мудрость так же часто, как и ворчливые колкости — это была та же самая сторона, что заставляла все лица в этой маленькой, камерной комнате ловить каждое его слово.

— Брак — это союз, пожизненный обет доверия и согласие идти рука об руку, справляясь с непогодой на часто бурном море жизни. Вам, наверное, доводилось слышать, как слово ‘брак’ влечет за собой другие — ‘труд’, ‘верность’, ‘самоотверженность’ — и, увы, никому не ведома эта истина лучше, чем этим двоим.

И пусть Даган говорил без тени шутки, на губах Кейна дрогнула тень улыбки. Я с трудом подавила в себе порыв покачать головой. Да, его мрачный юмор был с ним до самого конца.

— И все же они находили счастье в моменты отчаяния, силу в слабостях друг друга, любовь, окруженные насилием. Я никогда не видел двух людей, которые бы не только испытывали такое глубокое уважение друг к другу, но и так весело проводили время вместе.

Даган, проповедующий достоинства веселья? Я прищурилась на старого мечника.

— Бесценная редкость, — продолжал Даган, обращаясь к залу и не обращая на меня внимания, — в нашем мрачном мире. Такой союз возможен только если двое делают друг друга сильнее. А уж Арвен и Кейн своим союзом укрепляют все наше королевство. Вот это действительно брак.

Кейн сжал мою руку, и его кольца сверкнули в лучах мягкого утреннего света.

— Без дальнейших церемоний, потому что я старик, и колени у меня уже ноют, давайте ближе к делу. Кейн, берешь ли ты Арвен в жены, чтобы любить и лелеять ее, пока смерть не разлучит вас?

Эти слова обрели для нас сегодня иной смысл, чем был бы, если бы наша судьба не была предопределена. Если бы мы не смотрели в зияющую пасть жестокой войны, проклятого пророчества и врага, неодолимого, как Лазарь… И все же Кейн ответил с таким безмятежным спокойствием:

— Берегу.

И когда Даган обратился ко мне, я ответила тем же.

Два всхлипа прозвучали в такт, отразившись от холодного камня, — и я без труда узнала Барни и Мари, делящих один носовой платок на двоих.

— Тогда под священными Камнями над нами и перед всеми, кто здесь собрался, я с честью объявляю вас мужем и женой. Вы можете…

Кейн не стал дожидаться разрешения. Он наклонился вперед с кошачьей грацией и привлек меня к себе, заключив в целомудренный, но твердый поцелуй. Его губы были нежны, прильнув к моим, а руки бережно обхватили мою талию и шею, стараясь не испортить мою полураспущенную прическу и не задеть бант.

Возгласы и одобрительные крики вырвали меня из головокружительного поцелуя. Я высвободилась из объятий Кейна, рассмеявшись прямо у его улыбающихся губ, и вдохнула его запах — эту смесь кожи, кедра и чего-то сугубо мужского, что выделяло Кейна, которую я могла бы разливать по флаконам и продавать за бесценные сокровища.

— И, — сказал Даган, тоже улыбаясь, отчего мягкие морщинки на его лице стали глубже, — ваш союз знаменует начало еще одной церемонии.

Я подняла бровь в его направлении, а наши друзья и семья затихли позади нас. Арфистка вновь заиграла свою мелодию — менее романтичную. Нечто более церемониальное.

Даган повернулся, чтобы достать что-то из-за большого пыльного органа, и вернулся с сияющей тиарой.

Переливающиеся черные самоцветы — сам оникс или, возможно, темно-серые алмазы — были выполнены в виде изящного букета цветов, украшенных гроздьями жемчуга и серебряными листьями. Сад из сверкающего обсидиана, который Даган возложил мне на голову, тихо сказав, и больше мне, чем кому-либо другому:

— Для законной Королевы Ониксового Королевства. Да носит она его во здравии.

Возгласы Да будет так! и Да здравствует королева! прокатились эхом по храму. Лучи незамутненного солнечного света играли на их улыбающихся лицах.

— Где ты ее нашел? — прошептала я Кейну, который не переставал ухмыляться на меня с тех пор, как Даган показал сверкающую корону. Ямочки на щеках играли вовсю.

— Я заказал ее для тебя.

— Когда? — Мы были немного заняты.

— После того, как испытал больше удовольствия, будучи заточенным в винном погребе, чем за двести предыдущих лет жизни.

Я обвила руками шею Кейна и снова поцеловала его. Целомудренно, радостно — мои ступни выгнулись в туфлях, а по спине пробежали искры, когда его пальцы легли на нее.

— Полагаю, — пробормотал Кейн у моих губ, — нашим друзьям, возможно, уже хватит наших поцелуев.

Но я не отпустила его. Не была уверена, что смогу бы, вся мое внимание было приковано к тем дымящимся серебряным глазам, пылающим безраздельной, бесконечной любовью.

— К счастью для нас, — продолжил Кейн с легким пожиманием плеч, — мне плевать…

Мое сердце подкатило к горлу, прежде чем я поняла, почему. Всего доля секунды — та, в которой мое тело узнало прежде разума, прежде сознания, что что-то ужасно, непоправимо не так.

Затем, с оглушительным ревом, потолок обрушился на нас.