Хрупкий побег

13

Тея

Что, черт возьми, я творю? Веду себя невероятно глупо — вот что.

Лось прыгнул на табурет у стойки и хлопнул меня лапой по руке, будто ставил жирную точку в этом признании.

— Знаю, что дура, — сказала я ему. — Не обязательно это еще и ты подтверждаешь.

Он ответил своим фирменным гортанным мяуканьем.

Я кинула ему кусочек индейки. Я не гордая — иногда и подкуп срабатывает лучше всего.

Покормила котят и уделила каждому по минутке ласки. Они были крошечные, но за собой оставляли полный хаос.

Потом взялась за уборку на кухне. Сейчас на этих столешницах можно было бы операцию делать. Когда закончила, выглянула в окно… и тут же пожалела об этом.

За тот час, что я мыла и терла дом, Шеп успел снять футболку. Она теперь висела на борту его пикапа, хотя должна была быть на нем. Святой Бэтмен, какие у него бицепсы.

Волна жара прошла по телу при виде его работы: как напрягаются и перекатываются мышцы, когда он вонзает лопату в землю, а потом отбрасывает землю в сторону. Легкий блеск пота на загорелой коже сиял под закатным солнцем.

Я резко отпустила шторы, но это уже не имело значения. Этот образ навсегда отпечатался у меня в голове.

Мне срочно нужно было найти, чем занять руки. Я решила заняться готовкой — сказала себе, что это из вежливости, но в глубине души знала: вру. Я просто хотела еще немного побыть рядом с теплом и добротой Шепа. Потому что с ним я впервые за два года чувствовала себя живой.

И вот я стояла на кухне, пытаясь придумать идеальный сэндвич. Взяла идею из меню The Mix Up и немного ее доработала: два ломтика оливкового хлеба, испеченного мной с нуля, чесночный айоли, копченая индейка, самый острый чеддер, какой только смогла найти, и руккола. Сверху — карамелизованный лук.

Разрезала сэндвичи пополам, выложила на тарелки и достала пакет с картофельными чипсами, которые напекла вчера ночью от нервов. Щедро приправленные молотым перцем и солью, они отлично сочетались с острым вкусом начинки.

Опять лапа по руке.

Я взглянула на Лося, бросив строгий взгляд:

— Не будь наглым. Ты уже все получил.

Он залаял. Ну, как залаял… Это было что-то среднее между лаем и чириканьем. Единственный в мире кот, который лает. Абсолютно нелепое существо.

Я вздохнула:

— Хочешь пойти со мной?

Лось мяукнул в ответ.

— Ладно, принеси шлейку.

Возможно, Лось и правда станет нужным отвлекающим фактором, когда я снова окажусь лицом к лицу с Шепом. Через секунду кот вбежал в кухню с шлейкой в зубах. Я быстро надела ее на него, затем взяла две стеклянные бутылки с лимонадом и сунула в карман комбинезона.

Намотала поводок на запястье, взяла тарелки и направилась к двери. Открыть ее одной рукой, не выпуская Лося — было еще то испытание, но я справилась. На улице уже начинало смеркаться.

Я почувствовала взгляд Шепа прежде, чем увидела его. Его взгляд ощущался иначе, чем у других. Остальные люди — это уколы на коже. А он — теплый, окутывающий жар.

Я заставила себя двинуться вперед, сократив расстояние между нами. Его янтарные глаза были прикованы ко мне. Выражение на лице — непонятное, но теплое. Взгляд скользнул по моему лицу, опустился вниз, задержался на бутылках и еде… и замер на Лосе.

— Что это, черт возьми, за зверь?

Именно то, что мне было нужно. Я рассмеялась:

— Его зовут Лось.

— Ему бы подошло имя Зверюга, — не отрывая взгляда, сказал Шеп.

Лось зашипел в ответ, и брови Шепа взлетели вверх:

— Серьезно?

Я улыбнулась:

— Лось немного обидчивый. Он сразу чувствует, если кто-то его обсуждает.

Шеп снова посмотрел на меня. В его взгляде вспыхнул тот самый мягкий жар:

— А что у тебя там?

Я вдруг почувствовала себя неловко. Смущение оттого, что приготовила еду, даже не спросив, голоден ли он.

Шеп, похоже, уловил мою неуверенность:

— Колючка?

Я снова посмотрела на него:

— Подумала, ты, может, голоден.

Улыбка, которая озарила его лицо, была как солнечный удар. Свет и тепло. Она окутала меня и осветила те части внутри, что так давно погрузились во тьму.

— Правильно подумала. — Он кивнул в сторону пикапа. — Сейчас только возьму футболку.

Он не стал ждать ответа — просто быстро направился к машине. А я, конечно, не могла оторвать глаз от того, как его мышцы перекатывались в лучах заката.

Лапа хлопнула меня по ноге. Я посмотрела на Лося:

— Смотреть же не запрещено.

Кот только мяукнул в ответ.

— Давай, я возьму тарелки. А то чувствую, тебе нужно две руки, чтобы справиться с чудовищем, — предложил Шеп, уголки губ дернулись.

— Хорошо, — пробормотала я, голос стал мягче обычного.

— Где лучше перекусить?

Я не думала так далеко вперед. Теперь хотелось себя за это стукнуть. В доме мне было бы слишком тяжело сдерживать панику, но на заднем дворе у меня из мебели — только один лежак.

— Колючка, — тихо сказал Шеп. — Мы не идем в дом. Даже не рассматривай такой вариант. Я весь в грязи, мне нормально и здесь. Главное — чтобы ты чувствовала себя спокойно.

Его слова ранили. Тем, насколько они были добрыми. Настолько понимающими. Все во мне бурлило: стыд, благодарность, облегчение.

— Задняя веранда, — выдавила я. — Можно на ступеньках посидеть.

Шеп снова улыбнулся. И эта улыбка разогнала все тени в моей голове.

— Отлично. — Он уже шагал вперед — не спеша, но уверенно, ведя нас туда, куда нужно.

Новая веранда была с широкими ступенями — они вполне могли сойти за импровизированные стол и стулья. Шеп дождался, пока я устроюсь, и лишь потом сел — на небольшом расстоянии от меня.

Я прикусила щеку изнутри и заговорила:

— Я не боюсь тебя. Не в этом смысле.

Это было глупо — делиться этим. Давать ему такую деталь. Потому что за этим пойдут вопросы. А на них я не могла — или не хотела — отвечать. Но мысль, что Шеп может думать, будто я его боюсь, была невыносима.

Глаза Шепа сверкнули, и уголок его рта приподнялся:

— Может, это я боюсь чудовища?

Лось громко мяукнул, будто сказал: «Вот именно».

— Справедливо. Он и правда немного пугающий, — призналась я.

Но Шеп подвинулся ближе — настолько, что наши тарелки почти соприкасались. Несколько секунд он молчал, прежде чем заговорить:

— Я хочу узнать тебя. Думаю, это поможет нам обоим. Но не хочу задавать вопросы, которые поставят тебя в тупик. Можешь дать мне ориентиры?

Горло сжалось так, что дышать стало трудно, не говоря уже о том, чтобы что-то ответить. Я ценила его прямоту — без лишних заходов и уверток.

— Только про настоящее, — выдохнула я.

Шеп внимательно изучал мое лицо, будто пытался понять, почему именно так, но не стал задавать лишних вопросов. Просто кивнул и спросил:

— Любимый цветок в твоем саду?

Напряжение потихоньку ушло.

— Пионы, — ответила я, махнув рукой в сторону цветущих кустов. Они росли с такой силой, о какой я могла только мечтать. Оттенки розового и персикового, бесконечная красота.

— Они чертовски потрясающие.

Мне стало тепло от этой похвалы.

— И они привлекают колибри.

Шеп снова посмотрел на меня, вникнув в суть сказанного:

— У тебя и кормушек много.

Я кивнула:

— В них что-то есть. Дело не только в красоте. Они крошечные, но отчаянно смелые. И настоящие мастера побега.

Он надолго замолчал, и я сразу поняла, что сказала лишнего. Но, кажется, он понял это тоже. Его взгляд скользнул в сторону, на сад:

— Ты явно хорошо с ними ладишь — с растениями.

Меня охватило облегчение, и я заставила свои сжатые кулаки расслабиться.

— Сначала — нет. Многое погибло. Но примерно через полгода проб и ошибок я начала понимать, что к чему.

— Лучший способ учиться — на практике. Ни одна книга и курс не дадут того, что дает опыт.

Я некоторое время молча смотрела на него.

— Так ты и строительству научился?

Он кивнул, откинувшись на локоть:

— В основном. В колледже я учился на бизнес, брал курсы по дизайну и архитектуре. Все четыре года подрабатывал в строительной бригаде. Но основное — у отца научился.

Мне трудно было представить отца, который берет и учит тебя чему-то настолько сложному, как строительство. Моего почти не было рядом. А когда был — все заканчивалось криками, разбросанными вещами и приездом копов в нашу крошечную квартиру в Северном Голливуде.

Но раз Роудс не говорила ничего про приемного отца, я задумалась — что с ним случилось?

— Наверное, здорово — уметь делать что-то вместе.

Шеп кивнул, взял бутылку лимонада, сделал глоток:

— Он знал, что мне нужно работать руками, чтобы справляться с проблемами. Потому и дал инструменты — в прямом и переносном смысле. Иногда мы говорили, иногда просто работали, и это помогало мне самому дойти до решения. И до сих пор я слышу его голос, когда работаю.

Я сжала бутылку слишком сильно:

— Он умер?

Шеп сглотнул:

— Авария. Мне было семнадцать. Фэллон и Коуп выжили, а отец и мой брат Джейкоб — нет.

Все внутри меня сжалось. Потерять отца и брата в один миг… Мой собственный опыт поблек на фоне этого.

— Сочувствую, — тихо сказала я. Эти слова казались ничтожно слабыми, но других у меня не было.

Шеп встретился со мной взглядом:

— Спасибо.

Я опустила глаза. Это было слишком. Он открылся мне, показал себя настоящего — и это заставило меня захотеть выложить перед ним все свои тайны. Но я не могла. Просто не могла.

Я уставилась на тарелку, начала вертеть чипс в пальцах. Шеп двинулся, и я заметила, как он откусил сэндвич. Его стон удовольствия пронесся по моему телу, разбудив все, что во мне спало. Я непроизвольно посмотрела на его губы.

— Черт возьми, Колючка. Это лучшее, что я когда-либо ел. А в моей семье, между прочим, куча отменных поваров.

Щеки вспыхнули — не от смущения, а от радости. Я так давно не готовила для кого-то. Раньше я делала это почти каждую неделю для Никки. Устраивала званые ужины, где друзья набивались в мою маленькую квартиру… Пока все они не отвернулись.

Я отогнала эти мысли. Лучше сосредоточиться на настоящем. На том, как Шепу нравится мое творение.

— Я люблю придумывать рецепты. Это как игра. Беру, что есть под рукой, в теплице, и начинаю колдовать.

Шеп повернулся в сторону теплицы, присвистнул:

— Да у тебя тут целая лаборатория.

— Я всегда обожала покупать продукты на фермерских рынках, но в Спэрроу-Фоллс впервые решила сама вырастить что-то кроме базилика.

Он приоткрыл сэндвич, изучая начинку:

— Руккола — твоя?

— Да. И чеснок для айоли. И лук.

Шеп покачал головой:

— У мамы тоже есть грядка, но твоя все перекрывает. Она бы обомлела.

Я вцепилась в бутылку. Одного Шепа в моем мире уже было многовато. А чужой человек, пусть даже его мама… Это слишком.

— Колючка, — сказал он. Я сразу посмотрела на него. — Я не собирался приглашать ее на коктейли и икру. Просто сказал, что она бы оценила, потому что я видел, как она гордится своим садом и это даже близко не то, что у тебя.

Я перевела взгляд на Лося — он валялся на спине и гонялся за травинками.

— Прости.

— Тебе не за что извиняться. Это твой дом. И только ты устанавливаешь правила.

Опять защипало глаза. Слезы наворачивались от стыда и разочарования в самой себе. Я не хотела быть такой. Но не знала, как иначе.

Шеп накрыл мою ладонь своей. Это прикосновение было таким простым… и таким мощным. За последние два года меня касались только Саттон и Роудс. И это — было совсем другим.

Я почувствовала мозолистую кожу его ладони на своей. Его тепло. Словно солнечный свет, переданный прикосновением. Я резко подняла голову и встретилась с его взглядом, полным понимания и доброты.

— Мы все делаем то, что нужно, чтобы выжить, — сказал он. — Я никогда не буду тебя судить за то, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Я смотрела в эти янтарные глаза и знала: он говорит правду. И впервые за два года я пожалела, что мне вообще нужны были стены и системы защиты. Потому что, как бы ни было страшно… я хотела впустить его внутрь.