Хрупкий побег

42

Шеп

— Улыбка у тебя какая-то пугающая.

Я скосил взгляд на Энсона, пока мы ехали в город в моей машине, пытаясь хоть немного убрать с лица идиотскую ухмылку, что не сходила с него весь уикенд. Но безуспешно. Не получалось. Ну не мог я иначе.

— То, что ты при улыбке выглядишь как одержимый демон, не значит, что мы все такие, — отозвался я.

Энсон только хмыкнул в ответ.

— У тебя щеки не болят? Ты все утро лыбишься.

Я закатил глаза и свернул на главную улицу. Каскад-авеню по-прежнему была битком — туристы тянули время, чтобы выжать максимум из праздничных выходных. Мой взгляд непроизвольно скользнул в сторону пекарни. Просто надеялся мельком увидеть темно-каштановые волосы за витриной.

— Господи, — рявкнул Энсон. — Следи за дорогой.

Я тут же вернул взгляд на проезжую часть и нажал на тормоз, чтобы не врезаться в минивэн с номерами Айдахо.

— Ты пропал, — пробормотал он.

— Как будто ты лучше, — парировал я.

Энсон по уши влип с Роудс. Она была его вселенной, центром, вокруг которого все вращалось.

Он криво усмехнулся.

— Ладно, справедливо. — Улыбка тут же погасла. — Все пока спокойно?

Я кивнул, и в животе сжался тяжелый ком.

— Трейс все еще ждет результаты по отпечаткам на письме. Расс в базе есть, а вот Брендана — нет.

— Ну конечно, — проворчал Энсон. — Может, я смогу как-нибудь достать его отпечатки...

— Законным способом?

Энсон поморщился, и я все понял без слов.

— Если Трейс не сможет ими воспользоваться, толку-то.

Энсон откинулся на спинку сиденья.

— Да знаю. Просто хочу, чтобы этот ублюдок ответил по полной.

Я крепче сжал руль.

— Думаешь, я не хочу? Он сломал ее. — Слова будто лезвия в горле. — Тея каждый день сражается с тем, что он сделал с ее сознанием. Он мог и пальцем ее не тронуть, но следы все равно остались.

Энсон молчал, пока я не припарковался у хозяйственного магазина.

— Иногда душевные раны хуже физических, — сказал он тихо.

Он это понимал. Наверное, как никто другой.

— Но она идет на поправку, — добавил я. Я видел это в том, как Тея становилась смелее. Как больше не вздрагивала. Как позволяла себе быть собой рядом с моей семьёй. Я посмотрел на Энсона. — И ты тоже.

Он уставился на меня.

— А ты?

Я на секунду напрягся, но потом выдохнул и позволил раздражению пройти. Он не лез из любопытства. Он волновался.

— Я, наверное, всегда буду корить себя за то, что не разглядел в Сайласе, кто он на самом деле. И за то, что по моей вине он добрался до тебя и Роудс.

— Но?.. — подтолкнул Энсон.

— Но я начинаю понимать, насколько убедительным может быть зло. Иногда оно приходит в красивой или безобидной оболочке. А я не хочу быть тем, кто в каждом новом человеке будет искать подвох. Не хочу позволить тому, что случилось, изменить меня.

Впервые я сказал это вслух. Но именно Тея помогла мне это осознать. Я видел, как Брендан обаятельно заманил ее в ловушку. И через сочувствие к ней я начал снисходительнее относиться и к себе.

— То есть ты наконец понял, что случившееся с Роудс — не твоя вина.

Я сглотнул, прогоняя ком в горле.

— Да. А ты?

Энсон смотрел на меня.

— Она меня заставила поверить в это. С боем, конечно.

Я не удержался от улыбки.

— Моя сестра — настоящая львица, когда дело касается близких.

Энсон хлопнул меня по плечу, дотягиваясь до ручки двери.

— Как и ты. И нам всем чертовски повезло, что ты с нами.

Когда я заглушил двигатель и вышел из машины, я по-настоящему позволил этим словам осесть внутри. Дал им разойтись в груди. Мне правда безмерно повезло — с семьей, с друзьями, с Теей. И я не собирался недооценивать чудо того, что у меня всё это есть.

Мы с Энсоном направились вглубь хозяйственного магазина, к задней стойке — сделать заказ на новые окна, прежде чем поехать на обед. Но чем ближе мы подходили, тем сильнее накатывало чувство вины.

Блондинистые волосы шевельнулись, когда женщина у стойки подняла взгляд. И в тот же миг в ее голубых глазах отразилась боль.

Черт.

— Привет, Мара, — сказал я, стараясь сохранить теплое выражение лица.

Она сглотнула, выдавив улыбку.

— Шеп, привет. — Она перевела взгляд на моего спутника. — Энсон.

Он просто кивнул.

Я достал из кармана лист бумаги и протянул ей через стойку.

— Закажешь это?

Мара опустила взгляд, пробежалась по размерам, брендам и артикулам. Уголки ее губ дрогнули в более искренней улыбке.

— Ремонтируешь старушку?

Напряжение внутри слегка ослабло. В этом мы с Марой всегда легко находили общий язык — стройка, восстановление, реставрация.

— Ага. Света там катастрофически не хватает.

— Верю. — Она начала стучать по клавиатуре. — Эти старые дома хоть и красивые, но тяжеловатые.

— Недолго осталось.

Мара вновь подняла глаза, взгляд ее стал мягче.

— Не сомневаюсь. — Ее пальцы остановились. — Как рука?

Я машинально пошевелил пальцами.

— Уже в порядке.

Она кивнула и прикусила губу.

— Слышала, Расс тебе опять палки в колеса ставит.

Вот дерьмо.

Мне не хотелось в это вдаваться.

— Пытался. Но все хорошо.

Мара снова вернулась к клавиатуре, но печатала медленнее, словно нарочно затягивала процесс.

— Будь осторожен с ним. Он змея. Всегда им был.

— Я осторожен.

Через несколько минут заказ был оформлен.

— На твой счет?

— Да.

— Принято. Придет через пару недель, но я постараюсь ускорить. Бесплатно.

— Не нужно…

— Хочу, — твердо сказала Мара.

И от этих слов в животе заскребло.

— Ладно. Спасибо. Хорошей недели.

Она задержала взгляд на моём лице чуть дольше, чем стоило.

— И тебе.

Мы с Энсоном пошли через магазин к выходу.

— Она не сдается, — пробормотал он, понизив голос.

Я бросил на него взгляд.

— Она хочет то, чего на самом деле никогда не было.

Потому что между мной и Марой никогда не было отношений. Мы делали все, что делают обычные пары, но ни разу не говорили по-настоящему — о важном. Она не заставляла меня чувствовать себя увиденным, как это делает Тея. Не зажигала во мне огонь.

— Может, и так, но воображение — вещь опасная, — пробормотал Энсон. — На твоем месте я бы держался подальше.

— Я стараюсь, — выдавил я сквозь зубы, выходя на солнце.

— Не стреляй в гонца, — отозвался Энсон.

— Гляди-ка, кого занесло. Если это не Малыш из коробки и Парень-Убийца.

Я поднял голову и увидел Расса, идущего к нам в компании отца — Боба. Прозвище всегда било по больному — напоминание о той боли, с которой я рос. Но на этот раз оно не задело. Не кольнуло. Не жгло. Наоборот — вызвало чувство благодарности.

И вот тогда я понял: что-то изменилось.

Это было не как в фильмах, когда вдруг весь мир становится ярче, а скорее легкий сдвиг, как если бы кто-то чуть подкрутил колки у гитары. Но даже такое крошечное изменение полностью меняет, как ты слышишь музыку.

Потому что в словах Расса я услышал не оскорбление, а напоминание. Напоминание о том, к чему привело то самое одиночество. К невероятной семье, о которой я и мечтать не мог. К осознанию своего места в жизни. К настоящему дому. И теперь я ясно понимал: чтобы быть частью семьи, не нужно было чего-то заслуживать. Не нужно быть идеальным. Эти узы возникают потому, что тебя выбирают. Просто так.

Так что вместо раздражения я улыбнулся. И не повредило то, что у Расса все еще был пластырь на носу и фингал под глазом.

— Расс, вижу, обаяния тебе по-прежнему не занимать.

Боб тут же напрягся:

— Не смей говорить с моим сыном. Думаешь, если Колсоны тебя приютили, ты теперь звезда? Ты — никто. Ублюдок и есть ублюдок.

Теперь я видел и это отчетливо. Откуда в Рассе столько злобы. Он не родился таким. Его так воспитали.

Я встретил злой взгляд Боба.

— Не хочешь, чтобы твой сын вляпался, стоило бы научить его не лапать женщин, если они этого не хотят. Хотя, подозреваю, он все это дерьмо у тебя и перенял.

Лицо Боба побагровело, и он рванулся вперед:

— Не смей так со мной разговаривать, сопляк! Я тебе сейчас…

— Думаю, хватит, — вмешался Энсон и оттолкнул Боба назад. — На том здании камера. И если ты сделаешь хоть шаг — Трейс получит об этом подробный отчет.

Боб кипел от ярости, но Расс даже не шелохнулся. Он смотрел на меня с ненавистью.

— Камеры не всегда рядом, Малыш из коробки. Берегись.