Хрупкий побег

38

Тея

Я знала, что мне стоит соскочить с колен Шепа и сесть на стул. Со мной все в порядке. Я в безопасности. Кто-то прислал мне злобное письмо — и что?

Но каждый раз, когда я краем глаза замечала этот листок, по спине пробегал холодок, будто в меня вонзались ледяные когти. Настолько ледяной, что казался физически невозможным при температуре в тридцать градусов.

Рука Шепа скользила вверх-вниз по моей спине, стараясь меня успокоить. Я пыталась сосредоточиться только на этом — на его теплом прикосновении. На его спокойствии.

— Хочешь что-нибудь выпить? — мягко спросил он.

— Вот, — встряла Саттон. — Я заварила чай.

Я пару раз моргнула, только сейчас вспомнив, что она здесь, а я вообще-то на работе. Быстро соскользнула с колен Шепа и пересела на стул рядом с ним.

— Спасибо. Извини, я... Лука. — Я побледнела, представив, как он мог испугаться из-за моего срыва.

Саттон лишь сжала мое плечо:

— С ним все хорошо. Он наверху, играет на планшете. Даже не в курсе, что здесь что-то происходит. — В ее лице промелькнула тень. — Мне так жаль, что я отдала тебе это чертово письмо. Если бы я только знала...

Я покачала головой:

— Это не твоя вина.

Над дверью звякнул колокольчик, и я тут же вся напряглась. Тело словно приготовилось либо к бегству, либо к бою, будто Брэндан вот-вот ввалится сюда с топором. Глупо, конечно. Он никогда не поднимал на меня руку, но страх всё равно остался.

Но в дверях оказался не маньяк, а Трейс. Его темные волосы были чуть более растрепаны, чем обычно, но на лице — все то же собранное выражение, за которым он почти ничего не выдавал.

Я невольно уставилась на пистолет у него на бедре и значок на ремне. Глотнула воздух, и все внутри сжалось.

В мою ладонь скользнула другая — сильная, надежная. Пальцы сжали мои.

— Все хорошо, — прошептал Шеп.

В голове зазвучали его слова: «Ты впустила меня».

И ведь правда. Я позволила пробиться крошечной трещинке в своей крепости — и все рухнуло. Но я не могла пожалеть об этом. Никогда. Потому что вместе с Шепом в мою жизнь пришло нечто драгоценное. Его семья. Его друзья. Они дали мне понять, что жизнь — это не только бегство.

Я глубоко вдохнула и приготовилась превратить свою крепость в пепел.

— Тея, — произнес Трейс, его голос был настолько мягким, что резанул по сердцу. — Прежде всего, тебе нужна медицинская помощь?

Шеп тут же напрягся:

— Думаешь, если бы это было так, я бы не позвонил доктору Эйвери?

— Мне нужно уточнить это у Теи, — спокойно ответил Трейс, словно вовсе не заметил раздражения брата.

Я не винила его за вопрос. Уверена, я выглядела так, будто сейчас в обморок грохнусь.

— Врача не нужно. Просто... это был шок.

Энсон передал Трейсу письмо, запечатанное в зиплоке. Я увидела, как изменилось его лицо. Мельком, на секунду, но я заметила. Маска спокойствия исчезла, и вместо нее появилось выражение ярости. Но оно так же быстро исчезло.

Челюсть Трейса сжалась:

— Расс?

Я даже не подумала о том, что письмо мог прислать Расс Уилер. Хотя, пожалуй, злобы в нем хватало. Где-то внутри меня зародилось слабое облегчение. Лучше уж он, чем Брэндан.

Пальцы Шепа сильнее сжали мою руку:

— Может быть.

Энсон пристально уставился на письмо.

— Ты не согласен, — произнес Трейс. Это был не вопрос, но Энсон все равно ответил.

— Не укладывается в тот профиль, который я составлял. Расс любит видеть последствия своих действий. Ему нужно быть рядом. Он еще и импульсивен до крайности. А на это письмо потребовалось время — сделать снимок, распечатать, подбросить в почтовый ящик The Mix Up.

Меня снова затошнило, и я вцепилась в ладонь Шепа.

Трейс перевел взгляд с меня на Шепа:

— Есть кто-то еще, кого мне стоит проверить?

Шеп посмотрел на меня, дожидаясь. Он бы дал мне столько времени, сколько нужно. Это был его способ отдать контроль мне. А я знала, как тяжело ему дается подобная неопределенность.

Слюна скапливалась во рту, а слова — нет. С чего начать? Глаза жгло, живот скручивало от тревоги. Потому что всегда есть страх, что тебе не поверят. Что и Трейс не поверит.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться. Все, что я могла — сказать правду. Я не могла контролировать, что с ней сделают другие. Но, может, хотя бы сам факт ее произнесения сделает меня сильнее. Я сделала шаг. Начала:

— Я раньше встречалась с Брэнданом Бозманом.

Дальше все выливалось из меня урывками. Я возвращалась назад, чтобы объяснить, добавляла детали, которые забыла. Это не было гладким рассказом, временами путаным. Но Трейс не перебивал, задавал вопросы только тогда, когда это действительно было необходимо.

Саттон вытирала молча текущие слезы. Пальцы ее побелели, сжимая чашку. Мне было больно видеть, как она переживает, но одновременно это было и даром — знать, что ей не все равно.

Энсон молчал. Наблюдал. В своей особенной манере, когда он соединял пазлы. Тянул за ниточки, которых я даже не видела. И не хотела. Потому что его дар имел свою цену.

— Так что я просто... живу здесь, — закончила я. — Подальше от всех. Пользуюсь вторым именем, ничего не выкладываю в интернет. Ни следа, ни намека.

Шеп наклонился, коснувшись губами моего виска:

— Такая, блин, смелая.

Трейс молчал долго. В какой-то момент он начал делать записи на блокноте, который ему передал Энсон. Страниц было уже не сосчитать. Наконец его темно-зеленые глаза встретились с моими.

— Мне жаль, что с тобой это случилось, Тея. Эти слова — ничто по сравнению с тем, что ты пережила, но это все, что я могу сказать.

По телу прошла волна облегчения. Как будто после дня под палящим солнцем тебя, наконец, окатил прохладный воздух кондиционера. Или как будто ты нырнул в реку после долгого лежания на берегу.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле. Перед глазами всё поплыло:

— Ты мне веришь?

Пальцы Шепа вздрогнули в моей ладони.

— Я тебе верю, Тея, — сказал Трейс, в его голосе слышалась боль. — И сделаю все, что смогу.

Я вдохнула через нос, чтобы сдержать слезы:

— Но, мне кажется, ничего делать нельзя. Любое движение приведет Брэндана ко мне.

— Тогда я прямо сейчас погуглю, как нанимают киллера, — отрезала Саттон. — И он больше тебя никогда не найдет.

На лице Трейса мелькнула тень улыбки:

— Сделаю вид, что не слышал.

— Все равно, — огрызнулась Саттон. — Когда это дело дойдет до присяжных, они увидят, что я сделала доброе дело — избавила мир от мрази.

— Аминь, — пробормотал Энсон.

Трейс тяжело вздохнул и сжал переносицу.

— Сначала посмотрим, что можно сделать через суд.

Шеп продолжал гладить меня по руке. Шершавые мозолистые пальцы скользили по коже, и от каждого движения я чувствовала себя чуть спокойнее. Он был рядом. Все еще со мной.

— Я думал насчет охранного ордера, — сказал он. — Но тогда будет раскрыто местоположение Теи. А с контактами Бозмана нам вряд ли удастся получить постоянный ордер.

Вот в чем дело с могущественными людьми: к ним не применяются те же законы, что к остальным. Они могли подстроить любую систему под себя. И какая бы команда юристов у Брэндана ни была — они меня раздавят.

На лице Трейса дернулась мышца.

— Может, он и звезда в Голливуде, но это тебе не Лос-Анджелес.

— Это не важно, — тихо сказала я. — Ты его не знаешь. Не знаешь, насколько он убедителен. Не просто так он в каждом списке номинантов. Он умеет использовать свои актерские навыки. И добился с их помощью успеха. Разве что использовал их, чтобы разрушить мою жизнь.

Трейс положил предплечья на стол и подался вперед:

— Я не поверю ему. Обещаю. И если понадобится, мы найдем судью, который встанет на нашу сторону. Но сейчас я хочу провести пару осторожных запросов. — Он откинулся на спинку стула и перевёл взгляд на Энсона. — В деле?

— Уже кое-что копаю, — спокойно ответил Энсон.

Шеп виновато посмотрел на меня:

— Я мог... заплатить Энсону, чтобы поговорить с ним по правилам конфиденциальности, как у психотерапевтов.

— Ты заплатил мне, блядь, доллар, — буркнул Энсон.

— Эй, два доллара, — возмутился Шеп. Потом снова посмотрел на меня. — Мне нужно было с кем-то поговорить. О тебе.

Меня это почему-то не разозлило, хотя вроде бы Шеп раскрыл чужому человеку то, что принадлежало только мне. Все, что я чувствовала, — это благодарность за то, как он постарался защитить мои тайны. И как нелепо, мило и по-шеповски было то, что он заплатил другу доллар за «терапию».

Я повернулась к Энсону:

— Один доллар, да? Дешево ты себя продаешь.

— Только не распространяй, — проворчал он. — Я не открываю частную практику.

Губы Трейса дернулись:

— Вряд ли ты подходишь под определение «доброго и чуткого», так что это, наверное, к лучшему.

Энсон показал ему средний палец.

Саттон, подняв голову от чая, не разделяла веселья:

— Ты что-нибудь нашел?

Энсон сначала посмотрел на нее, потом на меня:

— Пока все говорит о том, что Брэндан не покидал район Крэсент-Лейк, где идет съемка. Ни одной транзакции по его картам за пределами локации.

— Я этого не слышал, — проворчал Трейс.

У меня округлились глаза:

— Ты влез в его банковские счета?

Энсон оскалился, и от его ухмылки стало немного не по себе:

— Ну, технически — нет. Я привлек кое-какую помощь.

— Помощь? — переспросила я.

Шеп сжал мою руку:

— Когда Энсон работал в ФБР, он сотрудничал с лучшими хакерами мира.

— Один «белый хакер», — пояснил Энсон. — Этично работает. Но когда я рассказал ему кое-что о том, что с тобой сделали — особенно про техчасть — он тут же включился. Сказал, что фото и видео удалось удалить почти ото всюду, кроме пары уголков даркнета. Он сейчас сражается с ними. Обещал, что за неделю-две они исчезнут совсем.

Слезы хлынули тут же. Горячие, обжигающие щеки.

— Все удалено? Никто больше не увидит?

Шеп снова прижал меня к себе, усадив на колени и крепко обняв:

— Все исчезло, Колючка.

Из груди вырвался всхлип:

— Я думала, что это невозможно... Думала, никогда не исчезнет...

— Вот черт, — выдохнул Энсон.

— Пожалуй, пересмотрю свою позицию насчет Гугла и наемников, — буркнул Трейс.

— А я — нет, — огрызнулась Саттон. — Уж я-то прикончу его собственноручно.

Я оглядела всех, кто сидел за столом. Всех, кто был готов драться. Ради меня.

— Спасибо, — прошептала я сквозь слезы. — Спасибо, что помогаете мне вернуть мою жизнь.

И я имела в виду не только интимные фото. Благодаря им я снова поняла, что жизнь — это не прятки. Это про то, чтобы жить по-настоящему.

Шеп прижался губами к моей шее:

— Ты больше не одна. Никогда.