Завод "Прогресс" встретил их бетонной пустотой и эхом. Громадные, выцветшие корпуса стояли как мертвецы, на которых уже выросли новые паразиты — граффити, сорняки и объявления о сдаче в аренду. Аля и Вика стояли у ворот, в ногах у них лежали три картонные коробки с теми самыми семьюдесятью булками.
Было 7:50. Утро было холодным, и Аля куталась в лёгкую куртку, сжимая в кармане ключи от маминой "Лады". Они приехали на этой тарахтелке, и теперь она стояла тут же, добавляя к индустриальному пейзажу ноту жалкой провинциальности.
— Может, он не приедет? — с надеждой спросила Вика, прыгая с ноги на ногу, чтобы согреться.
— Приедет, — безразлично ответила Аля. Её взгляд был пуст. Она всё ещё видела испуганные глаза Сони и равнодушное лицо Ильи. По сравнению с этим встреча с инвестором казалась сущей ерундой.
Ровно в восемь со стороны города подкатил чёрный внедорожник. Аля оценила машину: дорогая для региона, но без московской вычурности, которая в их провинции выглядела бы немного комично. Или трагично.
Из водительской двери вышел мужчина. Невысокий, спортивного сложения, в тёмных джинсах и простом чёрном бомбере. Он не был похож на стереотипного олигарха. Скорее, на успешного IT-специалиста в свободное от работы время.
— Алёна? — он подошёл к ним, протянув руку. Его рукопожатие было твёрдым и коротким. — Артём Кириллов.
— Алёна Молчанова, — кивнула она. — Это Вика.
— Привет! — тут же оживилась Вика, включая режим "блогерши". — Снимать можно? Для блога?
Артём коротко улыбнулся.
— Пока нет. Сначала — дело. — Он посмотрел на коробки у их ног. — Это всё?
— Это всё, что удалось спасти, — честно сказала Аля. — Ночью у нас взорвалась одна печь. Половина заказа сгорела.
Она ждала насмешки, снисходительной улыбки. Но Артём лишь нахмурился.
— Взорвалась? Никто не пострадал?
— Нет, — удивилась Аля его реакции. — Только хлеб.
— Жаль. Но люди важнее, — он открыл верхнюю коробку, достал одну из булок. Она была неидеальной, чуть непропечённой сбоку. Он отломил кусок, попробовал. Жевал медленно, внимательно. — Вкусно. Чувствуется ручная работа. И... борьба.
Аля вздрогнула. Он угадал.
— Вы не выполнили условия, — констатировал он, доедая булку. — Двести булок. У вас на вид будет семьдесят.
— Мы знаем, — вздохнула Вика. — Это полный провал.
— Провал — это не попытка, — парировал Артём, его глаза упёрлись в Алю. — Провал — это сдаться и не приехать. Вы приехали. Значит, вам важно. Расскажите, что произошло.
И Аля рассказала. Коротко, без прикрас. Про развод и ультиматум, про пожар, про испорченный хлеб. И про то, что случилось потом — как бывший муж смеется над ней и манипулирует ребенком.
Артём слушал молча, не перебивая. Когда она закончила, он кивнул.
— Понятно. Ситуация сложная. Но интересная. — Он сделал паузу, покрутил головой, рассматривая завод. — Я верю в потенциал. Ваш хлеб — хороший продукт. Ваша история — сильный бренд. Но вам нужны не две печи в саду. Вам нужна настоящая пекарня.
Аля замерла, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.
— Я готов инвестировать два миллиона рублей, — чётко сказал Артём. — Этой суммы хватит на старт. На оборудование, ремонт, легализацию. На то, чтобы выпекать не две сотни, а две тысячи булок в день.
— И... какие условия? — тихо спросила Аля, уже зная, что бесплатного сыра не бывает.
Артём повернулся к ней. Его взгляд был прямым и жёстким.
— Пятьдесят процентов доли в компании. Вы управляете бизнесом, я — капиталом и стратегией. И... — он сделал едва заметную паузу, — одна ночь. С вами.
Воздух вокруг Али застыл. Вика ахнула и зажала рот рукой. Аля почувствовала, как кровь отливает от лица. Вот он, крючок. Тот самый, которого она боялась.
— Одна ночь? — переспросила она, и её голос прозвучал холодно, как утренний ветер. — Это что, часть инвестиционного предложения?
— Только бизнес, — парировал Артём, ничуть не смущаясь. — Без обязательств, без намёков на отношения. Проверка на совместимость. Я должен понимать, с кем имею дело не только на производстве, но и в ситуации стресса. Доверие строится на разных уровнях. Вы мне нужны целиком. Или не нужны вообще.
Он говорил это так спокойно, так расчётливо, будто предлагал продегустировать йогурт в супермаркете. В его словах не было пошлости, только холодная деловая логика. И от этого было ещё противнее.
— Вы хотите купить меня за два миллиона? — спросила Аля, и в её голосе зазвенела сталь.
— Я предлагаю партнёрство, — поправил он. — На моих условиях. Вы свободны отказаться. Ваш дом уйдёт с молотка, а дочь будет расти с отцом, который демонстрирует ей, что такое "успех". Или вы принимаете правила игры и получаете шанс всё изменить. Выбор за вами.
Он посмотрел на часы.
— У вас есть два дня на раздумье. Мой номер у вас есть. — Он развернулся и пошёл к своему внедорожнику.
— Артём! — крикнула ему вдогонку Аля.
Он обернулся.
— Да?
— А вам не кажется, что то, что вы предлагаете — это просто более изощрённая форма унижения?
Он снова коротко улыбнулся. На этот раз в его улыбке было что-то печальное.
— Алёна, в бизнесе нет унижения. Есть цена и возможности. А всё остальное — лирика.
Он сел в машину и уехал, оставив их стоять на ветру с тремя коробками недопечённого хлеба и ультиматумом, который был хуже любого поражения.
Вика первая нарушила молчание.
— Аля... это же просто... это ужасно! Мы найдём другие деньги! Я одолжу, мама продаст что-нибудь...
Аля не слушала. Она смотрела на точку, где исчез чёрный внедорожник. Перед ней был выбор. Между потерей всего и потерей себя. Между шансом вернуть дочь и дом — и необходимостью заплатить за этот шанс самой собой.
Она повернулась, подняла одну из коробок и понесла её к машине.
— Поехали, Вика. Нам нужно печь хлеб. И думать.
Она ещё не знала, какой выбор сделает. Но она знала, что этот выбор навсегда разделит её жизнь на до и после.