Развод. Испеку себе любовь

42. На грани

Суд был адом. Адвокат Ильи, подобный острому холодному скальпелю, методично вскрывал каждую слабую точку Али. Временная аренда? "Показатель неуверенности в собственном будущем". Растущий, но ещё не стабильный бизнес? "Рискованное предприятие с непредсказуемым доходом". Даже её усталость, проступившая тёмными кругами под глазами, была представлена как "эмоциональная нестабильность, нежелательная для воспитания ребёнка".

Илья сидел с каменным лицом, изредка бросая на неё взгляды, в которых читалось не торжество, а… удовлетворение. Удовлетворение от того, что всё идёт по его плану.

Судья, пожилая женщина с усталыми глазами, выслушивала обе стороны с одинаковым бесстрастием. Решение было отложено на две недели — для "изучения дополнительных материалов". Это была не победа и не поражение. Это была пытка ожиданием.

Аля вышла из здания суда, чувству себя выжатой и опустошённой. Холодный осенний ветер обжигал разгорячённые щёки. Рука Артёма мягко коснулась её локтя.

— Всё в порядке? — его голос прозвучал приглушённо, будто сквозь вату.

Аля лишь молча покачала головой, не в силах вымолвить слово.

Артем отвёз её в пекарню и извинился со словами, что ему нужно отъехать по делам. Аля не смогла оставаться среди запаха хлеба, который вдруг стал пахнуть не победой, а тяжким трудом, оказалось невыносимо.

Аля зашла в мамину квартиру, чувствуя себя выжатой лимоном. Дверь открыла Маргарита Вениаминовна — и по одному взгляду на дочь всё поняла.

— Отложили? — тихо спросила она, пропуская Алю внутрь.

Та лишь кивнула, не в силах говорить. Всё тело ныло от напряжения, а в ушах до сих пор звучали холодные формулировки адвоката Ильи: "нестабильность... риск... непредсказуемость..."

— Я только вещи заберу, — прошептала Аля, направляясь в свою бывшую комнату. — Поеду на ту квартиру.

Благодаря Артему у нее была такая возможность. Пару дней назад Аля стояла на пороге своей новой, временной квартиры и не могла поверить глазам. Вместо пыльных углов и пустых полок её встречал чистый блеск поверхностей, аккуратно застеленная кровать и аккуратные стопки свежего постельного белья. На крошечной кухне красовался простой, но качественный набор посуды — ничего лишнего, всё продуманно и практично.

Она знала, что это Артём. Он вызвал клининг и накупил кучу всего не спрашивая, нужна ли ей помощь. Он просто решил проблему, не требуя благодарности, не ставя её в неловкое положение.

В горле встал комок. После месяцев унижений, после попыток Ильи доказать её несостоятельность, эта простая, деловая забота значила больше, чем любые слова. Он не пытался её "спасти". Он просто создал условия, в которых она могла сама собраться с силами.

Мать молча последовала за ней. Пока Аля механически складывала в сумку немногочисленные вещи, Маргарита Вениаминовна стояла в дверях, сжав руки в кулаки.

— Он... многое про тебя говорил? — наконец не выдержала она.

— Достаточно, — коротко бросила Аля, глядя в стену. — Что я ненадёжная. Что бизнес мой — это авантюра. Что у Сони должна быть стабильность.

Она резко застегнула молок на сумке.

— А твоя пекарня? — в голосе матери прозвучала горькая обида. — Твой хлеб, который весь город ест? Это что, не стабильность?

— Для опеки — нет, — Аля повернулась к матери, и в её глазах стояли слёзы, которые она не позволила себе пролить в суде. — Для них стабильность — это стены. Квадратные метры. А не... — она смахнула непослушную прядь со лба. — не вера в себя.

Маргарита Вениаминовна вдруг резко подошла к ней и обняла — крепко, по-матерински, так, как не обнимала с самого детства.

— Ты самая стабильная дура на свете, — прошептала она в её волосы. — Упрямая, как сто ослов. И Соня это знает. Помни это.

Аля прижалась к маме на мгновение, почувствовав, как комок в горле немного рассасывается. Потом осторожно освободилась.

— Мне нужно идти.

— Иди, — кивнула мать, провожая её до двери. — Но помни — здесь твой дом навсегда. Сколько бы тебе ни было лет.

Спускаясь по лестнице с тяжёлой сумкой, Аля думала, что, возможно, мама права. Стабильность — это не стены, а место, где тебя ждут, несмотря ни на что.

Квартира встретила её ледяным безмолвием. Сейчас скартира показалась ей такой чужой — пустые стены, безликая мебель, запах… Она включила свет, и её отражение в тёмном окне показалось ей призраком — бледным, размытым, нереальным. Она прошла в спальню, села на край кровати и закрыла лицо руками. Тишина давила на уши, и в ней чётко звучали слова адвоката Ильи: "…неспособность обеспечить стабильные условия…"

Слёзы не шли. Внутри была лишь чёрная, бездонная пустота. Она проигрывает. Она теряет Соню. Все её усилия, вся её борьба — всё это было лишь жалкой попыткой отсрочить неизбежное.

Вдруг раздался тихий, но настойчивый стук в дверь. Аля вздрогнула. Никто, кроме Артёма и мамы, не знал её нового адреса. Она медленно подошла к двери и посмотрела в глазок. На площадке, под тусклым светом лампочки, стоял Артем. В руках он держал два контейнера с едой и пластиковый стаканчик.

Она открыла дверь.

— Как ты… — начала она.

— Вика не дозвонилась до тебя, поэтому звонила твоей маме. Она сказала, что ты уехала сюда. Я подумал, что ты, наверное, не ела, — он вошёл, его взгляд скользнул по её лицу, по пустой, неуютной комнате. — Алёна… — его голос сорвался.

И этого было достаточно. Все плотины, все укрепления, которые она так тщательно выстраивала, рухнули в одно мгновение. Она не плакала. Она просто стояла, глядя на него, и всё её отчаяние, вся усталость, весь страх были написаны на её лице.

Он отставил еду на полку в прихожей и просто открыл объятия. Она шагнула в них, прижалась лбом к его груди, и её тело обмякло, отдавая ему всю свою тяжесть. Он молча держал её, его руки были твёрпдыми и надёжными на её спине. Они стояли так посреди чужой гостиной, и это молчаливое прикосновение было красноречивее любых слов.

— Я всё потеряю, — прошептала она наконец, её голос был глухим и разбитым.

— Нет, — твёрдо сказал он. Его пальцы вцепились в ткань её свитера. — Нет. Слушай меня. Ты не одна. Мы пройдём через это. Я не позволю ему забрать у тебя дочь.

Он повёл её на кухню, усадил на стул, разогрел еду в микроволновке. Аромат горячего супа наполнил маленькое помещение. Он не уговаривал её есть, просто сидел напротив и смотрел, пока она машинально заставляла себя глотать пищу.

Позже они оказались в спальне. Не было страсти, не было желания — была лишь потребность в близости, в тепле, в подтверждении того, что ты не один в этой тёмной пустоте. Он помог ей снять свитер, его прикосновения были бережными, почти отеческими. Она прильнула к нему в холодной постели, ища защиты от призраков, населявших её сознание.

Он обнял её, прижал к себе, и его дыхание на её волосах было ровным и спокойным.

— Спи, — прошептал он. — Я здесь. Я никуда не уйду.

И она заснула — почувствовала себя в безопасности и разрешила органиму расслабиться. Заснула, прислушиваясь к стуку его сердца — ровному, уверенному ритму, который заглушал все голоса страха.