Аля проснулась от того, что в комнату пробивался странный, незнакомый свет. Он был мягче, чем свет в её старой комнате у мамы, и падал на стену под другим углом. Несколько секунд она лежала в полной прострации, пытаясь понять, где находится. Потом память вернулась — суд, пустая квартира, Артём…
Артём.
Она повернула голову на подушке. Артем спал на боку, повёрнутый к ней. Его лицо в рассветных лучах было безмятежным, без привычной лёгкой усмешки или сосредоточенной складки между бровями. Он выглядел совсем юным и беззащитным. Одна рука Артема лежала на подушке между ними, ладонью вверх, будто приглашая ее, Алю, коснуться его.
Аля не шевелилась, боясь отпугнуть от себя то хрупкое спокойствие, что окутало её. Вчерашнее отчаяние отступило, оставив после себя странную, почти звенящую пустоту. Как будто после долгой и страшной бури наступил полный штиль, и можно было просто лежать и слушать тишину.
Артем пошевелился, его дыхание изменилось. Тёмные глаза медленно открылись, встретились с её взглядом. В них не было ни удивления, ни сожаления, ни вопросов. Был просто тихий, глубокий покой. Он не отвёл взгляд и не попытался сказать что-то, чтобы заполнить пространство. Он просто смотрел. И его молчание было красноречивее любых слов.
— Утро, — прошептала она, и её голос прозвучал хрипло от сна.
— Утро, — согласился он, его губы тронула чуть заметная улыбка.
Он не спросил "Как ты?" или "Что будем делать?". Он медленно протянул руку и коснулся её щеки. Его пальцы были тёплыми. Это прикосновение было не страстным и не утешающим. Оно было… подтверждающим. Как печать на невысказанном договоре.
— Мне нужно в пекарню, — сказала она, не двигаясь с места.
— Я знаю, — кивнул он. — Я отвезу тебя.
Они поднялись и молча собрались. Никакой неловкости, никаких лишних движений. Они двигались вокруг друг друга с новой, интуитивной грацией, будто делали это всю жизнь. Заварили кофе в её новой, ещё пахнущей заводской смазкой кофеварке. Пили его стоя у окна, глядя на просыпающийся двор.
— Судья запросила дополнительные документы по бизнесу, — сказала Аля, глядя на свой стаканчик. — Отчёт о движении денежных средств за последний месяц.
— Елена Викторовна уже готовит, — отозвался Артём. — Цифры хорошие. Рост на тридцать процентов — это сильный аргумент.
Артем сказал это обычным, деловым тоном, но когда их взгляды встретились, в его глазах было нечто большее. Была гордость — не за цифры, а за неё.
Когда они вышли из подъезда, утренний воздух был холодным и свежим. Аля глубоко вдохнула. Вчерашний страх не исчез совсем, он ждал своего часа где-то на периферии, тёмный и холодный. Но теперь между ней и этим страхом стоял Артем. Его присутствие, его рука, лежавшая на её спине, когда он открывал ей дверцу машины.
Они ехали в пекарню, и солнце, поднимавшееся над крышами домов, золотило стёкла. Аля смотрела на его профиль, на руку, лежавшую на руле, и понимала, что всё изменилось. Не потому, что они провели ночь вместе. А потому, что эта ночь стёрла последнюю невидимую границу между ними.
Они подъехали к цеху, в котором уже бурлила жизнь — Денис начал утреннюю выпечку. Артём заглушил двигатель и повернулся к ней.
— Готовься, сегодня будет жаркий денёк, — сказал он. Но в его глазах было не предупреждение, а обещание. Обещание, что что бы ни случилось, они встретят это вместе.
— Я знаю, — ответила Аля. И впервые за долгое время эти слова не звучали как признание поражения. Они звучали как готовность к бою.
Она вышла из машины и направилась к двери пекарни. Не оборачиваясь, она знала, что Артем следует за ней как человек, который теперь был частью её жизни и частью ее борьбы. И это знание придавало её шагу твёрдость, которой не было ещё вчера.