Развод. Испеку себе любовь

48. Грань

Лучи утреннего солнца нежно золотили пол в спальне Артёма. Аля проснулась от того, что его рука лежала у неё на талии, а его ровное дыхание щекотало ей шею. Она не стала шевелиться, продлевая это состояние безмятежного покоя. Не нужно было никуда бежать, ничего решать. Просто быть.

Он потянулся, не открывая глаз, и притянул её ближе.

— Утро, — его голос был хриплым от сна. — Который час?

— Рано, — прошептала она, поворачиваясь к нему лицом. — Можно ещё пять минут.

— Пять? — он приоткрыл один глаз, и в уголке его губ дрогнула улыбка. — Скуповато. Я торгуюсь до пятнадцати.

Они провалялись в кровати еще почти полчаса, лениво перебрасываясь словами, его пальцы перебирали её волосы, а её ладонь лежала на его груди, ощущая спокойный ритм сердца. Никакой спешки, никакой паники. Только тихий уют и тепло совместного пробуждения.

Наконец, с неохотой, они поднялись. Процесс сборов на работу превратился в неторопливый, почти домашний ритуал. Артём, стоя у кофемашины в одних боксерах, варил два капучино, в то время как Аля, закутавшись в его слишком большой для неё халат, намазывала масло на свежий тост.

— Ты сегодня везешь образцы в "Гастроном"? — спросил он, протягивая ей кружку.

— Да, после обеда. А у тебя созвон с бухгалтером в одиннадцать, не забудь.

— Как же без тебя я раньше справлялся? — он поцеловал её в висок, проходя мимо.

Они двигались по кухне, словно в слаженном танце, уступая друг другу дорогу, передавая сахар, молоко, чувствуя себя не любовниками, украдкой крадущими мгновения, а парой, которая начинает свой день вместе. Это была простая, бытовая близость, которая грела душу куда сильнее страсти.

Идиллию нарушил звонок телефона Али. На экране светилось "СОНЯ". Сердце её ёкнуло — обычно Илья не позволял дочери звонить в такое время.

— Солнышко? Что случилось?

— Мамочка, привет! — голос дочери звучал бодро, но с ноткой грусти. — Ничего не случилось. Я просто... я просто по тебе очень соскучилась.

Аля присела на барный стул, и Артём, видя её выражение лица, притих, внимательно наблюдая.

— Я по тебе тоже, моя радость. Очень.

— Вчера мы с папой ужинали в красивом ресторане. Было так здорово, всё блестело, и мне разрешили съесть целых два десерта! — Соня сделала паузу, и её голос стал тише, доверительным. — Но... но я всё равно скучала. По нашим вечерам. И по твоему хлебу. У папы хлеб невкусный, магазинный. А твой пахнет... домом.

У Али перехватило дыхание. Она смахнула предательскую слезу.

— Я испеку для тебя самый особенный хлеб, как только ты приедешь. С изюмом и мёдом, как ты любишь.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Мама, а я тебя нарисовала! — снова послышался восторженный голос Сони. — Тебя и нашу пекарню. Ты стоишь в красивом фартуке, а вокруг — булочки и караваи. И всё пахнет... ну, на рисунке не пахнет, но я знаю, что пахнет вкусно!

Аля закрыла глаза, представляя этот рисунок. Эта простая детская работа была для неё дороже любой бизнес-победы.

— Обязательно покажешь мне его, ладно? Я очень хочу посмотреть.

— Конечно! — Послышалась ещё одна пауза, на этот раз неловкая. — Мам... Папа говорит, что у тебя теперь новая жизнь. Без нас. Это правда?

Сердце Али забилось чаще, она сжала телефон так, что костяшки побелели. Артём, видя, как побледнело ее лицо, нахмурился, его тело напряглось.

— Нет, солнышко, это неправда, — голос Али дрогнул, но она заставила себя говорить мягко и чётко. — У меня очень много работы, чтобы вернуть наш с тобой дом. Чтобы мы с тобой могли быть вместе. Это сложно, и поэтому я не могу видеть тебя так часто, как хочу. Но ты — самая главная часть моей жизни. Понимаешь? Самая главная.

— Поняла... — Соня, кажется, успокоилась, но в её голосе все ещё слышалась неуверенность. — Мне папа зовёт, надо идти. Пока, мамочка! Я тебя люблю!

— И я тебя люблю, солнышко. Очень.

Она положила телефон на столешницу и несколько секунд просто сидела, глядя в пространство, сжимая в руке кружку с остывающим кофе. По её щеке скатилась слеза, оставив солёный след.

Артём молча подошёл сзади, обнял её и прижал подбородок к её макушке.

— Всё в порядке?

— Да, — выдохнула она, положив свои ладони на его руки. Просто... дочь скучает по моему хлебу. И нарисовала меня в пекарне. — Она обернулась к нему, и в её глазах стояли слёзы, но на губах дрожала улыбка. — Кажется, это лучший отзыв в моей жизни. А ещё... Илья уже вовсю промывает ей мозги. Говорит, что у меня "новая жизнь без них".

— Он боится, — тихо и твёрдо сказал Артём. — Боится, что твой хлеб и твоя любовь пахнут для неё сильнее, чем все его рестораны и подарки. И он прав.

Они стояли так несколько минут, в тишине кухни, залитой утренним солнцем. Аля всхлипнула, вытирая лицо рукавом его халата.

— Он не остановится, правда? — прошептала она. — Он будет использовать её против меня до самого конца.

Артём мягко развернул её к себе, заставив посмотреть на себя. Его взгляд был спокоен и суров.

— Слушай меня. Не волнуйся из-за этой его болтовни. Он играет грязно, потому что чувствует, что почва уходит у него из-под ног. Чувствует, что вот-вот проиграет.

— Но проверки... — начала Аля. — Он же завалил нас жалобами. Ты сам приносил эту папку.

— Именно. И где эти проверки? — Артём приподнял бровь. — Прошла уже уйма времени. Если бы он был так уверен в своей победе и в наших "нарушениях", Роспотребнадзор и пожарные уже давно бы хозяйничали в цеху. Штрафы выписаны, производство остановлено. Но ничего этого нет. Только бумаги. Это не атака, Аля. Это паника. Он бросается на нас бумагами, как гранатами, в надежде, что хоть одна сработает и выведет тебя из строя. А раз нет — значит, мы крепко стоим на ногах.

Аля задумалась, в его словах была железная логика.

— Но... разве не ты помог нам их избежать? — уточнила она. — Ты же говорил, что у тебя есть связи, что ты "улаживаешь"...

Артём покачал головой, и на его губах появилась кривая улыбка.

— Я встречался только с одним представителем инспекции. Всего один раз. Чтобы лично вручить ему увесистый пакет документов. Наши сертификаты, все разрешения, заключения на новое оборудование, финансовые отчёты. Всё, что доказывает, что мы работаем чисто и прозрачно. Я не просил его ничего "закрывать". Я просто показал, что любая проверка будет пустой тратой времени.

Он взял её за подбородок, мягко приподняв её голову.

— Понимаешь? Он не всесилен. Его власть заканчивается там, где начинаются факты. А у нас с тобой, Алёна Игоревна, с фактами всё в полном порядке. И с дочерью, которая скучает по маминому хлебу, — тоже.

Его слова действовали лучше любого успокоительного. Паника и ощущение ловушки медленно отступали, уступая место трезвой, холодной уверенности. Илья не был титаном. Он был просто человеком, который боялся потерять. А когда боишься, совершаешь ошибки.

— Значит, мы просто продолжаем делать своё дело? — тихо спросила она.

— Именно так, — кивнул Артём. — Печём хлеб, собираем документы для суда и помним, что каждая буханка, проданная тобой, и каждый рисунок, присланный дочерью, — это пощёчина его иллюзии о твоей "несостоятельности". А теперь допивай кофе, шеф-повар. Пекарня ждёт.