Развод. Испеку себе любовь

54. Не только партнёры

После ухода Ильи в пекарне воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающих корок. Вика первая нарушила молчание, свистнув:

— Вот это драма! Я чуть не поседела! Аля, ты королева! А ты, — она ткнула пальцем в Артёма, — просто бог! "Здесь не торгуют детьми"! Это в цитатник!

Но Аля не слышала её. Она стояла, глядя в ту точку, где только что был Илья, и вся дрожала мелкой, нервной дрожью. Рука Артёма всё ещё лежала на её плече, и это было единственное, что удерживало её от падения.

— Всё, шоу окончено! — скомандовала Вика, хлопая в ладоши. — Расходимся! Продолжаем печь хлеб! — Она показала пальцем на Алю: — Берёшь отгул! На весь день! Обнимашки, там, и всё такое!

Артём мягко развернул Алю к себе. Его лицо было серьёзным.

— Всё в порядке? — спросил он тихо.

Вопрос был простым, но он подействовал на неё как щелчок. Вся броня, всё напряжение последних месяцев вдруг рухнули. Она не зарыдала, не закричала. Она просто обмякла, и слёзы беззвучно потекли по её лицу. Это были не слёзы боли или слабости. Это были слёзы огромного, накопившегося облегчения.

Он не стал ничего говорить. Он просто притянул её к себе, обнял так крепко, будто хотел защитить от всего мира, и позволил ей плакать. Она плакала о всех унижениях, о всех страхах, о всех ночах отчаяния. Она плакала, чувствуя, как яд, который годами вливал в её душу Илья, наконец выходит наружу.

Когда рыдания стихли, она отстранилась, вытирая лицо рукавом.

— Извини, — прошептала она.

— Никогда не извиняйся за это, — он провёл большим пальцем по её мокрой щеке. — Ты имеешь право на слёзы. Ты имеешь право на усталость.

— Я просто… я наконец поняла, — сказала она, поднимая на него красные, но сияющие глаза. — Он бессилен. Все эти годы он имел надо мной власть, потому что я ему её давала. А сегодня… сегодня я увидела его настоящего. Жалкого, трусливого человека, который готов купить и продать собственного ребёнка. И он больше не может меня пугать.

Артём смотрел на неё, и в его глазах светилось что-то новое — глубочайшее уважение и восхищение.

— Ты была великолепна, — сказал он. — Абсолютно великолепна.

Он наклонился и поцеловал её. Поцелуй, который ставил точку в прошлом и открывал будущее. В нём была гордость, преданность и обещание.

Когда они разомкнулись, Аля улыбнулась сквозь слёзы.

— Знаешь, что? Я сейчас чувствую себя так, будто могу свернуть горы. Или испечь самый лучший хлеб на свете.

— Хватит на сегодня хлеба, идем отдыхать, — улыбнулся он в ответ. — Сначала… — он взял её за руку и повёл к выходу. — Мы идём забирать Соню.

Аля остановилась как вкопанная.

— Что? Но… как? Суд же ещё не состоялся!

— После сегодняшнего спектакля, — его глаза хитро сверкнули, — я сомневаюсь, что Илья захочет доводить дело до суда. Но мы не будем его ждать. Мы позвоним Елене Викторовне, опишем ситуацию. Его предложение — это железный аргумент против него самого. Мы просим срочно пересмотреть порядок общения. Сегодня. Сейчас. Потому что твоей дочери нужна её мать. А матери — её дочь.

Они вышли на улицу, и солнечный свет ударил Але в глаза. Она зажмурилась, но это был свет новой жизни. Она шла рядом с ним, держа его руку, и знала — они больше не просто партнёры по бизнесу. Они — команда. И ничто и никто не сможет их разлучить.

Елена Викторовна, сотрудница опеки, выслушала их с каменным лицом, но когда Артём передал ей телефон с записью разговора, её строгие черты дрогнули. Фраза Ильи "подпиши отказ от родительских прав" прозвучала как приговор ему самому.

— Ждите моего звонка, — коротко бросила она и положила трубку.

Они ждали, сидя в машине напротив школы, где Соня проводила дни в лагере. Аля не могла усидеть на месте, её пальцы нервно барабанили по двери машины. Артём молча взял её руку в свою, и это простое прикосновение вернуло ей немного спокойствия.

Через двадцать минут, которые показались вечностью, телефон Артёма наконец завибрировал. Он выслушал, сказал "Благодарю вас" и повернулся к Але, его глаза сияли.

— Всё. Идём за нашей девочкой.

Когда Соня выбежала из школьных дверей и увидела их стоящих вместе — маму и Артёма, — её лицо озарилось такой радостью, что у Али снова подступили слёзы. Девочка бросилась к ним, обняла обоих сразу за ноги, а потом запрыгнула на руки к матери.

— Мамочка! Мы домой? К бабушке?

— Да, солнышко. Мы все вместе едем к бабушке.

Маргарита Вениаминовна, увидев в дверях эту троицу — сияющую дочь, смущённо-счастливого Артёма и захлебывающуюся от восторга внучку, — на мгновение потеряла дар речи. Потом её глаза наполнились слезами, и она, не говоря ни слова, просто раскрыла объятия, впуская их всех в свой маленький, уютный мир, пахнущий ванилью и домашним уютом.

За столом, ломящимся от пирогов, царило счастье. Соня взахлёб рассказывала бабушке всё подряд, Артём терпеливо отвечал на её тысячу вопросов, а Аля просто молчала, напитываясь этой атмосферой мира, которого ей так не хватало.

Позже, когда Соня утащила Артёма смотреть свои рисунки, Маргарита Вениаминовна жестом позвала Алю на кухню — "помочь донести чайник". На кухне она взяла дочь за руки и пристально посмотрела ей в глаза.

— Алёнушка, дитя мое... — она говорила тихо, чтобы не слышали из гостиной. — Ты уверена? Сердце-то береги. Оно у тебя и так всё в шрамах.

Аля понимающе улыбнулась. Она обняла маму, эту мудрую, вечно переживающую женщину.

— Мама, я никогда не была так уверена. Он... он не залечивает мои шрамы. Он просто делает так, что я перестаю их стыдиться. С ним я больше ничего не боюсь.

Маргарита Вениаминовна внимательно посмотрела на дочь, и в её глазах медленно растворилась тревога, уступая место тихому, светлому счастью. Она потрепала дочь по щеке.

— Ну, ладно. Раз так... Вижу, человек он правильный. Глаза не врут. И пироги он мои уплетает за обе щёки, это хороший знак. — Она взяла поднос с чашками. — Идём, а то Соня нашего гостя совсем замучает расспросами.

Вернувшись в гостиную, Аля увидела картину, от которой у неё сжалось сердце от нежности. Артём сидел на полу, и Соня, устроившись у него на коленях, показывала ему свой самый большой рисунок — тот самый, где Аля стоит в пекарне, а вокруг летали булочки. Артем очень внимательно слушал Соню, и на его лице была такая тёплая, мягкая улыбка, которую Аля видела впервые.

Аля села рядом, и Артем, не прекращая слушать Соню, протянул руку и взял её ладонь в свою. Так они и сидели втроём на полу — взрослые, уставшие, но бесконечно счастливые люди, и маленькая девочка, которая наконец-то была дома.