Развод. Испеку себе любовь

5. Первые попытки

Хорошо все-таки на природе! Поют птицы, соседская ребятня носиться по улицам и заливисто смеется. Но главный звук — это настойчивое, почти злое шипение ледяной воды из-под крана во дворе. Аля мыла тазы. Два больших эмалированных таза, которые нашла в том же сарае, пахнувшие пылью и прошлым веком.

Идея, родившаяся так внезапно, за несколько часов превратилась в абсурдный, но неотвратимый план. План, который сейчас упирался в необходимость вымыть посуду, чтобы было в чем замешивать тесто.

Аля стояла на летней кухне — небольшом, покосившемся срубе под отдельной крышей в глубине участка. Здесь не было электричества, только запах сухих дров, глины и сладковатый дух прошлогодних яблок, разложенных на полках для хранения. И в центре всего этого — она. Большая, беленая глиняная печь, которую её дедушка сложил своими руками ещё при Хрущёве. Рядом валялась охапка хвороста и берёзовых полешек. Хоть здесь ей повезло.

— Ну что, красавица, пора просыпаться, — прошептала Аля, засовывая в топку смятый комок газеты и щепочки. Она уже провела полчаса, изучая агрегат: красавица-печка повидала на своём веку больше пирогов, чем вся московская кондитерская, куда она водила Сонечку по выходным.

Из сумки на ящике с инструментами она достала телефон. Вика, верная своему слову, засыпала сообщениями:

"Присылай локацию!"

"Я уже упаковала свет, жду сигнала!"

"А что печём? У меня подписчики голосуют за чиабатту!"

Аля усмехнулась. Чиабатта. В её положении это звучало как шутка из другой жизни. Она ответила коротко: "Простой деревенский хлеб. Мука, вода, соль, закваска. Как у бабушки".

"Идеально! #настоящийвкус #ностальгия", — ответ пришел почти мгновенно.

Закваски, конечно, не было. Пришлось импровизировать. В ход пошли остатки дрожжей, найденные в квартире у мамы, и щепотка сахара. Аля поставила опару в дочиста вымытый тазик, накрыла её чистым, хоть и выцветшим кухонным полотенцем и поставила на единственный свободный уголок стола, сколоченного дедушкой из досок. Полотенце это было подарено мамой, поэтому Аля и забрала его с их с Ильей квартиры.

Стол примыкал к стене сарая, а крышей над ним служила старая строительная сетка, оплетенная виноградной лозой. Она посмотрела на дом. В окнах было темно. Илья, конечно, не ночевал здесь. Зачем? Он добился своего — поставил новый замок, обозначил границы. Он был хозяином, а она — непрошеной гостьей в собственном детстве. Эта мысль обжигала сильнее, чем пар от только что вымытых тазов.

Телефон завибрировал — не Вика. Неизвестный номер.

— Алёна Игоревна? Геннадий Ильич, нотариус. Извините, что поздно, — голос звучал устало. — Я сверился с документами. Суд установил крайний срок погашения долга — четырнадцатое июля.

Аля молча пересчитала в уме. Сегодня 17 апреля. Осталось 88 дней. Почти три месяца, чтобы найти почти два миллиона.

— Поняла. Спасибо, — её голос прозвучал хрипло.

— И ещё... — нотариус помедлил. — Ваш... гм... бывший супруг внёс предоплату за налоговые задолженности. Чтобы остановить начисление пени. Сумма долга теперь фиксированная — 1.8 млн. Ровно.

Это было похоже на Илью. Создать проблему, а потом бросить спасательный круг, чтобы ты чувствовала себя обязанной. Контроль. Всегда контроль.

— Он что, хочет, чтобы я ему благодарна была? — не удержалась она.

— Я лишь передаю информацию, — нотариус вежливо попрощался.

Аля опустила телефон. 88 дней. 1.8 миллиона. Цифры висели в воздухе, давя тяжелее, чем мешок с мукой, который Вика пообещала привезти утром. Она подошла к миске с опарой. Пузырьки на поверхности лопались тихо, но уверенно. Жизнь. В этой липкой массе уже была жизнь.

Она достала из коробки кухонные весы. Батарейка, к счастью, еще не села. Отмерила муку. Не ту, что продают в красивых бумажных пакетах в московских супермаркетах, а простую, в целлофановом мешке из местного магазинчика "У дяди Васи". Просеяла её через сито, найденное в маминых запасах. Мука легла пушистой горкой, похожей на снег. Аля вдруг вспомнила, как в детстве лепила с отцом снеговика на этом самом участке.

Она добавила муки в опару и начала замешивать. Сначала ложкой, потом — руками. Тёплое, податливое тесто обволакивало пальцы. Это был гипнотический, почти терапевтический процесс. Мысли о долгах, об Илье, о неудавшейся карьере отступили, уступив место простому физическому усилию. Меси да сминай. Здесь не нужны были стратегии и презентации. Нужны только сильные руки и терпение.

Запах свежего теста, сладковатый и успокаивающий, смешивался с душистым дымком от берёзовых поленьев. Аля не заметила, как стемнело окончательно. Она подбросила дров в печь и задвинула заслонку, оставив маленькое окошко для тяги. Теперь её мир ограничивался кругом света от керосиновой лампы, которую она нашла на полке.

Заскрипела калитка. Аля вздрогнула и обернулась, инстинктивно сжимая в руке скалку.

— Это я, родная! — послышался встревоженный голос Маргариты Вениаминовны. Она шла через сад, кутаясь в халат, с термосом и фонариком в руках. — Что ты тут впотьмах делаешь? Я смотрю из окна — огонёк в летней кухне мигает. Думала, хулиганы залезли, а ты тут ночевать вздумала.

— Тесто мешаю, мам, — Аля вытерла лоб тыльной стороной ладони, оставив на коже белую полосу муки.

— Ночью? — мама подошла ближе и с недоумением посмотрела на печь и миску с тестом. — Аля, ты с ума сошла? Замерзнешь ещё! На, выпей чаю горячего.

Аля взяла термос. Тепло мгновенно разлилось по застывшим пальцам.

— У меня нет выбора. Всего 88 дней.

— Я знаю, Илья звонил, — вздохнула Маргарита. — А ты что придумала? Решила денег хлебом заработать что-ли? — В её голосе слышалась явная тревога. — Доченька, это же непросто. И где ты его продавать-то будешь? У нас тут рынок по пятницам, да и то народ скупой. И оформиться надо, а для этого помещение зарегестрировать…

— В интернете, мам. У Вики подписчиков много. Будем принимать заказы.

— В интернете? — мама покачала головой. — Хлеб по интернету... Ну, раз решила. Я тогда хоть посижу с тобой. Вдвоем не страшно.

Пока Маргарита Вениаминовна грелась у печи, Аля сформировала первый каравай. Она провела рукой по своду — печь была почти готова, жар от неё шёл ровный, сухой. Помолясь, она лопатой, найденной тут же, отправила хлеб в раскалённое нутро.

Через полчаса по саду пополз умопомрачительный аромат свежеиспечённого хлеба. Тот самый, печной, который пахнет не просто выпечкой, а дымом, летом и детством. Аля с помощью кочерги и лопаты извлекла румяный, потрескавшийся сверху каравай. Корочка выглядела многобещающе. Румяный, потрескавшийся сверху каравай лежал на противне, словно сошедший с картинки из её детства.

В этот момент зазвонил телефон — Вика, на этот раз видеозвонок.

— Ну что, шеф, показывай результат! — её лицо сияло в экране.

Аля перевела камеру на хлеб, лежащий на деревянной лавке, и на печь.

— О боже! — визг Вики чуть не оглушил. — Это идеально! Снимай мне контент! Прямо сейчас!

Пока Вика что-то энергично наговаривала в телефон, рассказывая Але, какое именно видео ей нужно и как правильно держать телефон, Маргарита Вениаминовна тихо сидела на крыльце своего дома и смотрела на дочь. Обернувшись, Аля увидела в её глазах, помимо тревоги, что-то новое — изумление?

— Держи, мам, — Аля отломила горбушку и протянула матери. Маргарита попробовала. Помолчала.

— Как у моей мамы, — тихо сказала она. — Только... с перчиком.

Аля улыбнулась:

— Это я немного розмарина добавила. Для аромата.

Они сидели в темноте, при свете лампочки из сарая, ели тёплый хлеб и пили чай из термоса. Аля знала, что маме не нравится ее затея, и что они наверняка вернутся к этому разговору. Но сейчас, впервые за долгие годы между ними не было ни упрёков, ни советов "как лучше". Было просто тихое, хлебное перемирие.

Аля загрузила вторую партию. Тесто подошло лучше, чем она ожидала. Оно было живым, отзывчивым. Оно не предавало.

Она посмотрела на таймер в телефоне: *88 дней 23 часа 10 минут*.

В кармане завибрировал телефон. Уведомление от Вики: "Твой хлеб уже в трендах! #возвращениеали #печнойхлеб Нам пишут, спрашивают, где купить! Готовься, завтра будет адский день!"

Аля посмотрела на таймер. Каждая минута была на счету. Она сделала глубокий вдох, пахнущий хлебом и ночной прохладой. Впервые за этот бесконечный день она почувствовала не пустоту, а ярость. Яростную, чёткую решимость.