Развод. Испеку себе любовь

34. Смена со вкусом соли

Тишину цеха нарушал только ровный гул оборудования. Аля стояла у большого стола, замеряя температуру воды для закваски. Ритуальная точность действий успокаивала. Градусник показал ровно тридцать два. Идеально. Она влила воду в большую миску с опарой, и та отозвалась тихим, пузырящимся вздохом. Живой организм, более предсказуемый и честный, чем люди.

Дверь цеха скрипнула. Аля вздрогнула, не оборачиваясь. Знакомые шаги.

— Я не сплю, — сказала она, продолжая вымешивать тесто. — И нет, я не собираюсь "взять паузу". Поспала немного в смену Галины Ивановны.

Артём остановился по другую сторону стола, положив руки на деревянную столешницу. Он был в простой темной футболке и пах ночным городом и дорогим кофе.

— Привез ужин. И… кое-что ещё, — он помахал веером из документов. — Это все жалобы Ильи в контролирующие органы за последний месяц. Я достал их через знакомого юриста.

Аля оторвалась от теста, её глаза расширились. Перед глазами замелькали заявления в Роспотребнадзор, пожарную инспекцию, трудовую инспекцию — все с пометками о скорых внеплановых проверках.

— Думал, тебе стоит знать, с чем придется столкнуться на этой неделе, — его голос был спокоен, но в глазах читалась напряженность. Он стал быстро зачитывать одно заявление за другим.

Аля молча смотрела то на Артема, то на листы в его руках, чувствуя, как подкатывает тошнота. Каждый листок был идеально составлен — ни к чему нельзя было придраться, только ждать визита проверяющих.

— Он хочет задавить нас бюрократией, — прошептала Аля. — Зная, что у нас нет ни времени, ни денег на юристов...

— У нас есть я, — Артём жестом предложил ей пройти в офис. — И есть твой хлеб. Проверки мы переживём. Главное — не дать ему сломить тебя морально.

Аля оставила тесто подниматься и, помыв руки, прошла в офис, где ее уже ждал Артем, а на столе стоял куриный суп. Она взяла ложку, руки слегка дрожали. Первый глоток тёплого супа вернул ощущение реальности.

— Спасибо, — сказала она, глядя на документы. — За то, что предупредил. И за ужин.

— Ешь, — он разложил листы по стопкам. — Завтра с утра начнём готовить ответы. Я уже связался с юристом, который специализируется на таких проверках.

Аля снова зачерпнула супа, и вдруг её губы тронула слабая улыбка:

— Знаешь, а ведь он сам подписывается под этими жалобами. Это же доказательство его целенаправленных действий против меня.

Артём поднял на неё взгляд, в его глазах вспыхнула искра понимания:

— Именно. И когда мы соберём все эти бумаги воедино...

— Это будет уже не просто спор о ребёнке, — закончила мысль Аля. — Это будет доказательство систематической травли.

Аля отложила ложку и медленно обвела взглядом цех, словно ища точки опоры в знакомых очертаниях печей и столов.

— Он привёз её сегодня утром, — начала она тихо, глядя на свои руки в муке. — Стоял у ворот с таким видом... будто привёз ребёнка в зоопарк на экскурсию. "Посмотри, Соня, где твоя мама работает"...

Она замолчала, сглатывая комок в горле.

— А потом... потом он просто вырвал у неё из рук булочку. Ту, что я испекла специально для неё. Бросил на землю и растоптал. Говорил что-то про антисанитарию, про то, что я кормлю её отбросами...

Голос её дрогнул, и она сжала край стола так, что костяшки побелели.

— А Соня... она так плакала. Смотрела на меня такими глазами... будто просила прощения за то, что не может ничего сделать. И я ничего не могла сделать. Просто стояла и смотрела, как мой ребёнок плачет, а он увозит её в свою идеальную, стерильную жизнь.

Аля наконец подняла глаза на Артёма, и в них стояли слёзы, которые она не позволяла себе пролить до этого момента.

— Я ненавижу себя за эту беспомощность. За то, что не могу защитить собственного ребёнка.

Артём молча слушал, не перебивая. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах бушевала буря. Когда Аля замолчала, он медленно подошёл к ней.

— Дай мне руки, — тихо сказал он.

Аля с удивлением протянула ладони, которые Артем взял в свои, тёплые и сильные.

— Ты не беспомощна, — его голос прозвучал твёрдо и ясно. — Ты строит здесь не просто пекарню. Ты строишь дом. Настоящий дом, где пахнет хлебом и любовью. И Соня это чувствует.

Он сжал её пальцы.

— Илья может уничтожить булочку. Но он не может уничтожить тот свет в глазах дочери, когда она видит тебя за работой. Не может отнять вкус твоего хлеба, который она запомнит навсегда.

Артём отпустил одну руку и мягко коснулся её подбородка, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Ты даёшь ей не просто еду. Ты даёшь ей пример. Пример силы, упорства и настоящей любви. И это никому не отнять.

В его словах не было пустого утешения. Была простая, железная правда, которая заставила Алю выпрямиться.

— Если он хочет войны — тихо сказала она. — Хорошо. Но это будет война не только за дочь. Это будет война за право быть собой. И я не проиграю.

— Вот это я понимаю, правильный настрой, — улыбнулся Артем. — Кстати … кое-что ещё.

Она наконец подняла на него глаза. Он держал в руке маленькую, кривовато слепленную из глины фигурку кошки, раскрашенную в рыжие пятна. Подарок Сони.

— Нашёл у ворот, — пояснил Артём. — Теперь я понимаю, что это могло выпасть из кармана Сони, когда Илья её… затаскивал в машину.

Аля медленно взяла фигурку. Глина была холодной. Она сжала её в ладони, пытаясь согреть. Ком в горле встал такой, что стало трудно дышать. Она закрыла глаза, чувствуя, что сейчас точно не сдержит слез. Нет, только не сейчас. Не перед ним.

— Аля, — его голос прозвучал совсем рядом, и она почувствовала, как его пальцы осторожно касаются её сжатых кулаков. — Можно?

Она с сопротивлением разжала пальцы, выпуская из рук глиняную кошку. Вместо неё Артём вложил в её ладонь что-то маленькое, твёрдое и неожиданно тяжёлое. Аля разжала пальцы и увидела старый, потертый гаечный ключ.

Она с недоумением посмотрела на него.

— Для печи, — коротко объяснил он. — Расшаталась одна гайка, подкрути, когда будешь свободна. Работа ждёт.

Это было так неожиданно, так далеко от ожидаемых слов утешения, что Аля фыркнула — странный, сдавленный звук, помесь смеха и рыдания. И это сломало плотину. Слёзы хлынули ручьём, но теперь это были не слёзы беспомощности, а слёзы облегчения.

— Он её испугал, — прошептала она, глядя на фигурку руке Артема. — Она плакала. А я просто стояла и смотрела.

— Ты не просто стояла, — поправил он её, прислонившись к столу. — Ты не стала устраивать истерику на глазах у дочери. Ты приняла удар и осталась на ногах. Это требует куда большего мужества.

— Какой в этом толк? — в голосе Али прозвучала усталость. — Опека на пороге, долг висит дамокловым мечом, а я тут ночами хлеб мешу, как сумасшедшая…

— Толк в том, — Артём обвел рукой помещение, — что ты создаешь нечто настоящее: из муки, воды и соли. А Илья разрушает из страха, злобы и высокомерия. Рано или поздно Соня это поймёт. Если уже не поняла.

Его слова падали на благодатную почву. Аля глубоко вздохнула. Он был прав. Эта пекарня была не просто бизнес-проектом, это был её ответ миру, который пытался её сломать. Ответ Илье. Ответ самой себе.

— Новый рецепт, — сказала Аля, возвращая Артему гаечный ключ. — "Утренник". Ржаной, на солоде, с цветочным мёдом. Чтобы сладкое никогда больше не ассоциировалось с болью.

Аля посмотрела на Артема, и впервые за этот вечер в её взгляде не было защиты, а только уязвимость и вопрос.

— Почему ты всё это делаешь? Инвестиции, ночные дежурства, мои истерики… Вика говорила, что прочитала, будто бы тебе предлагали долю в московском коворкинге. Более надёжную историю.

— Потому что здесь пахнет будущим, — тихо ответил он. — А в Москве пахнет фальшю. И мне… надоело.

Артем на мгновение задумался, глядя на Алю.

— В Кремниевой долине я научился различать запахи, — начал он медленно. — Есть запах стартапа-однодневки — сладковатый, как подгнивающий фрукт. Инвесторы в восторге, команда ликует, но через год от проекта остаётся только красивая презентация. А есть запах настоящего дела. — Он провёл рукой по деревянной столешнице, оставляя след на пыльной поверхности. — Он всегда с горчинкой.

Артём встретил её взгляд.

— Я устал вкладываться в красивые обёртки с пустотой внутри. Там, за океаном, я был профессиональным мечтателем — продавал фантазии о будущем. Но здесь... — он кивнул в сторону печи, — здесь будущее уже наступает. Его можно пощупать руками.

Он не стал развивать тему дальше. Взгляд его скользнул по её лицу, задержался на губах, потом снова встретился с её глазами. Воздух сгустился, наполнившись невысказанным. Будильник на телефоне Али пропищал, возвещая, что пора сажать хлеб. Заклинание рассеялось.

— Ладно, шеф-повар, — Артём отступил на шаг, и его голос вновь приобрёл деловой тон. — Давай выпекать этот твой "Утренник" с характером. А утром я позвоню своему юристу. Надо готовить контратаку против опеки. Пассивная оборона — проигрышная стратегия.

Первый каравай отправился в огонь. Они стояли рядом и молча смотрели, как через стеклянную дверцу тесто начинает медленно подрумяниваться, а по цеху разносится тёплый, хлебный запах — запах дома, который она обязательно вернёт.