Арден
Правда вырвалась из меня так легко, что это шокировало. Особенно учитывая, что я оберегала ее, как собственную жизнь, больше тринадцати лет. Но Линку я отдала ее просто так. Будто он заслужил право знать все мои тайны. А может, и правда заслужил. Или, может, было что-то в нем, что заставляло меня раскрываться до самого дна.
И именно это, по идее, должно было заставить меня бежать без оглядки. Но я осталась. Осталась и наблюдала, как его взгляд меняется, как слова достигают цели, как в его глазах появляется осознание.
Карие глаза с золотыми вкраплениями потемнели, в них бушевала буря — та, что обещала расплату.
— Кто. Причинил. Тебе. Боль?
Я чувствовала, как в нем идет борьба — между желанием удержать меня осторожно и яростью, с которой он сдерживал себя, чтобы не напугать. Но я не боялась. Его злость была для меня как бальзам. Я знала, что не должна рассказывать. Единственные, кому я доверяла безоговорочно, — это моя семья. Но все равно заговорила. Будто голос принадлежал не мне. Будто я слушала себя вместе с ним.
— Моих родителей убили, когда мне было одиннадцать, — начала я. — Я все видела. По крайней мере, маму. Она спрятала меня в потайной шкаф, но места для нас обеих не хватило.
Горло сжалось, желудок скрутило, как будто я снова оказалась в том шкафу. Чем старше я становилась, тем больше понимала, чем она пожертвовала.
— Я видела, как мужчина издевался над ней, а потом приказал своему человеку убить ее. Все из-за жадности моего отца. Из-за того, что ему все было мало.
Со временем я поняла: мама знала, чем он занимается. Главарь знал ее. Обратился по имени. Возможно, она уговорила отца все бросить. Или он сам решил остановиться. Но это не меняло сути: именно его жадность запустила цепочку событий, которая стоила ей жизни.
Я выдохнула, дрожа от злости и боли:
— Как будто нам было мало. Дом был больше, чем нам нужно. Машина — самая дорогая. Одежда — безупречная. Но ему все было мало.
На лице Линка появилось замешательство:
— Он что-то украл?
Я покачала головой:
— Он был судьей. Брал взятки.
Линк выругался сквозь зубы.
— По-видимому, в какой-то момент он решил остановиться.
— А им это не понравилось, — заключил Линк.
— Нет, — прошептала я. — Не понравилось. И тогда я сидела в шкафу, в кромешной темноте, и смотрела, как в нее стреляют. Смотрела, как она делает последний вдох. Смотрела, как ее кровь разливается по ковру в гостиной. Как уходит ее жизнь. Я ждала… Часами. Пока сосед не заметил, что дверь в дом открыта, и не вызвал полицию. Но даже тогда я не смогла выйти. Меня пришлось усыпить, чтобы вытащить оттуда.
— Черт… — выдохнул Линк, и его руки тут же обвили меня, окутали, как броня. Он обнял меня так крепко, что я утонула в этом и это было прекрасно.
Впервые за больше чем десять лет я почувствовала себя по-настоящему в безопасности. Будто никто не сможет до меня добраться, пока он держит меня так. Я впитывала в себя все, что было в Линке. Этот запах бурбона и кедра, его тепло, ощущение силы.
Он не отпускал долго. Так долго, что мне показалось — солнце за окном успело опуститься ниже. Но для меня этого было все равно мало. Когда он наконец отстранился, его ладони — шершавые, крепкие, с мозолями бойца — обрамляли мое лицо. И в этом тоже было чувство безопасности.
— Скажи, что их поймали. Скажи, что эти ублюдки гниют в тюрьме.
Как же мне хотелось сказать «да». Хотелось знать, что я никогда больше не услышу их шагов за спиной. Но я не могла.
— Одного поймали. — Я сглотнула. — Я видела, как стрелял именно он. Не тот, кто отдавал приказы. Но моего описания хватило, чтобы его нашли. Мое показание отправило его за решетку.
Большой палец Линка погладил мою щеку:
— Ты чертовски сильная.
Я не была сильной. Все еще боялась темноты. Все еще держала всех на расстоянии. Но я не сказала ему этого. Вместо этого — выдохнула другую правду:
— Главаря так и не нашли. Того, кто отдавал приказы. Тот, кого поймали, так и не сдал его. А я видела только его ботинок. Слышала голос, как он издевался над мамой… и как сказал, что найдет и меня.
Пальцы Линка сжались, лицо потемнело:
— Черт возьми…
— Полиция пыталась связать его с отцом или с наемником. Но следы денег исчезли в Швейцарии.
— Скрывал следы, — процедил Линк.
— Да. И использовал эту анонимность, чтобы попытаться снова. Он не хотел рисковать. Вдруг я запомнила больше, чем думал.
Линк отпрянул, как будто боялся, что может сделать мне больно. Провел рукой по волосам, потянув за пряди:
— Что значит… попытаться снова?
Я тяжело сглотнула.
— После смерти родителей меня определили в приемную семью. Из родни осталась только дальняя тетя, но она не могла взять меня к себе. Я жила в доме с несколькими другими детьми. И однажды ночью кто-то вломился туда. Позже выяснилось, что взломали базу соцслужб, чтобы узнать, где я.
Кулаки Линка сжались, он зарычал, будто хищник.
— Женщина, которая управляла домом, миссис Дирборн, спасла мне жизнь. Должно быть, услышала шум. Вышла из спальни и наткнулась на человека в маске у моей двери. Нет, не человека — киллера. Наемника. Ее ударили, но она успела закричать, чтобы я бежала. Как и мама, она спасла меня.
Я выдохнула, горло горело от воспоминаний:
— Я так испугалась. Выпрыгнула в окно и бежала, пока не упала от усталости. Без обуви, на голых ногах. Я не знала, куда идти.
Слезы наворачивались на глаза, воспоминания ударяли одно за другим.
— В конце концов, я добежала до церкви. Моя семья не была религиозной, но я подумала, что там будет безопасно. Забилась в последний ряд и, должно быть, уснула. Очнулась, когда меня разбудила монахиня и спросила, все ли в порядке.
Линк смотрел на меня, не двигаясь. Боль и ярость застыла у него на лице.
— Потом приехала полиция и отвезла меня в участок. Тогда меня и оформили в программу защиты свидетелей.
Глаза Линка распахнулись:
— Защита свидетелей? — повторил он.
— Меня отправили на другой конец страны. Даже Нора с Лолли не знали, кто я и откуда. Только то, что мне нужен был дом и забота. Они были терпеливыми. Никогда не лезли с вопросами. Просто были рядом. Опорой. Я никогда не смогу отплатить им за это.
Линк снова подошел ко мне и заключил в объятия:
— Сейчас ты в безопасности.
И я чувствовала, что эти слова он говорил не только мне — себе тоже. Мне хотелось поверить. Хотелось. Но я не была уверена, что смогу.
— Записка… — прошептала я.
Линк отстранился, но все еще держал меня за плечи:
— Ты думаешь, кто-то узнал?
— Я знаю, кто ты на самом деле, — повторила я красные буквы.
Он выругался:
— Тебе нужно связаться с куратором по делу.
— У меня его больше нет. Я вышла из программы, когда мне исполнилось восемнадцать.
Глаза Линка потемнели:
— Почему?
Я выпрямилась, будто внутри что-то взбунтовалось:
— Ты понятия не имеешь, каково это. Постоянные запреты — кому что можно говорить. Ощущение, что за тобой наблюдают каждую секунду. Что даже ту крошечную жизнь, которую ты с трудом построила, все время изучают под микроскопом. Я хотела свободы.
Пусть я пока не добилась всего, чего мечтала, пусть страх все еще мешал тянуться к большим мечтам — но это мой выбор. Не решение какого-то агента, сидящего у меня за спиной. И теперь я могу идти к жизни теми шагами, которые выбираю сама. Когда буду готова.
Как сегодня. То, что я рассказала Линку… Черт, это было гораздо больше, чем просто крошечный шаг. Это был гигантский скачок. И я решилась на него из-за того, что он заставлял меня чувствовать.
Он чуть расслабил плечи и вновь прижал меня к себе.
— Мне так чертовски жаль. Даже представить себе не могу, через что ты прошла.
Я вздрогнула в его объятиях, вновь сжав пальцами мягкую ткань его футболки. Мне нужно было за что-то держаться. Зацепка, чтобы не провалиться назад — в те кошмары, что всегда были рядом.
— Кто знает? — спросил Линк.
— Колсоны. Пара человек в бюро. И маршалы.
Он выдохнул:
— Нужно звонить Трейсу.
Теперь я отстранилась:
— Я не уверена...
— Арден. — Он прервал меня. — Это серьезно. Если кто-то знает, кто ты на самом деле…
Моя жизнь могла быть под угрозой. Живот скрутило от страха.
— Звони, — прошептала я.
Хотя знала: это будет началом конца моей свободы. Снова.