Карты по этим землям были очень приблизительными. Со слов купцов, в основном или путников случайных. Вот только Тамирис уверенно вела его вглубь Болот, словно по компасу. И Велеслав нехотя отдал ей бразды правления в вопросе выбора дороги.
Но беспокоило не то, что едут они неведомыми тропами. А то, как валорка совершенно безжалостно относилась к себе. Готова был ехать лень и ночь, без отдыха, не жалея сил. Приходилось одергивать, заставлять останавливаться на привал, едва ли не насильно кормить и укладывать отдыхать.
Странное, совершенно неженское упорство. И одновременно – нежность щемящая, когда вытаращится на пичугу какую или куст. И замрет с улыбкой, от восторга немея. И Велеслав рядом замирал, не в силах от нее глаз отвести.
Вся она такая странная и противоречивая, что подступиться к ней боязно. Не от того, что силу свою применит. Страшно было разочарование в фиалковых глазах увидать, ежели он к ней, как к другим девкам – лестью и напором. Потому после долгих бесед с ней засиживался князь у костра, задумчиво рассматривая спящую. Такую сильную и такую хрупкую. Никуда его похоть не делась, но теперь она соседствовала с чем-то таким, чему он и сам не давал объяснения.
Велеслав внушал себе, что это просто любопытство. То, как она отмахивалась или вовсе не замечала его попыток сближения. Могла помогать разбить лагерь – но отказывалась принять протянутую ладонь. Могла наравне с ним чистить коней, не боясь запачкаться, но лежанка ее всегда была строго напротив его. Будто костер мог бы остановить, задумай он худое. Нет, точно это охотничий инстинкт. Стоит только голод первый утолить и пресытиться… Самообман – глупая штука, но им порой увлекаются самые умные.
Сутки целые не происходило ничего. Они ехали, разговаривали, смеялись. Кругом стояла теплая осенняя тишь. Деревья приветливо шумели, птицы перекликивались в ветвях. Не верилось даже, что где-то тут опасность, боль и смерть бродят.
Давненько Велеславу не доводилось чувствовать себя таким свободным. От обязанностей княжеских, от необходимости соответствовать положению и ожиданиям людей, прятать эмоции, мысли облекать в дипломатичную форму. Даже от бритья был освобожден – позволял темной щетине все гуще покрывать щеки.
Вот только маета неутоленного делания никуда не делась. Грызла, не давая покоя ни днем, ни ночью. Закрадывались даже мысли, чтобы подползти под одеяло спящей валорки и… будь что будет. Хоть поцелуй сорвать! Да только доверие ее предать – рука не подымалась. Одна она тут, и он для нее – опора единственная. Ежели предаст, знал откуда-то – не простит. Уйдет и не увидит ее более. От одной мысли об этом сердце словно тиски сжимали.
Не зная, что еще придумать просиживал вечерами, глядя на костер и спокойное, умиротворенное лицо валорки. Не знал, только что и ей не спится. Хотя изо всех сил изображала сон и размеренное дыхание. Как тут уснуть, когда глаза колдовские смотрят неотрывно. Руки сильные норовят помочь и поддержать в дороге. И мурашки по спине. А уж если рядом на привале сядет – так и вовсе кровь по венам взбесившимся табуном бежит. И томление странное где-то в животе. Сбежать хочется и сил нет отодвинуться. Прижаться бы к его плечу, как тогда, в таверне, когда сестру изображала… Сильное плечо, надежное. Сама себе не могла сказать, как поступила бы, если бы протянул руку и обнял. Прижалась бы или оттолкнула?
Утром позавтракали покойно, в седла сели. Как вдруг забеспокоилась Тамирис, заерзала.
- Что такое, птичка моя?
Замерла она, прислушиваясь к себе и к своей силе.
- Ехать нужно. Быстрее.
- Случилось что? – взгляд синих глаз сам собой стал острым.
- Трудно разобрать. Далеко отсюда. Нужно торопиться.
- Веди.
Понукала Тамирис свою лошадку. Но не рысак под ней тонконогий, к которому привыкла. А всего лишь выносливое животное, для больших расстояний, не для бешенной гонки.
Болота, они неполностью покрывают край. Перемежаются со вполне обычной землей, на которой жители скотину мелкую держат. Или выращивают что-то выносливое к здешней погоде – ржу или просо. Такой и была деревня, к которой они выехали. Поля до самого частокола убраны, а вот под частоколом…
Самая настоящая осада шла. Со всех сторон по бревнам пытались ползти мертвяки. Множество. Намного больше, чем встречали ранее. Кучей наваливались, по головам друг друга ползли, но пытались преодолеть высокую стену из остроконечных бревен. Только и жители были не промах: рубили особо ретивых, лили на головы горячую смолу и воду. Понимали, что битва не на жизнь, а насмерть. Вот только смерть мертвяков не страшила. Обугленные, порубленные, а все одно перли наверх. Туда, где теплая живая плоть.
С полверсты от всадников до осажденного поселения было, а даже сюда долетали рев мертвых и крики живых пока еще жителей. И даже отсюда было понятно – на чьей стороне рано или поздно будет перевес. Живые могут уставать и истекать кровью.
Тамирис раздумывала всего пару мгновений, после чего легко соскочила на землю.
- Делать что? Круг чертить будешь?
- Нет, сейчас день – силы не те для круга. Да и не услышат мертвые зов – кровь почуяли.
- Тогда что?
- Постараюсь ослабить, насколько смогу. Добивать придется руками. Надеюсь, жители догадаются помочь. Если нет – к нам «неспящие» рванут.
Сжал Велеслав зубы. До хруста. Ох, совсем у валорки страха смертного нет. Вновь за-ради людей незнакомых готова собой рисковать.
Тем временем, достала девушка из заплечной сумки пузырек крошечный, вырвала пробку, сургучом залитую и залпом выпила содержимое. Поморщилась, будто лимон с солью укусила. Головой тряхнула, проталкивая противное содержимое в желудок.
- Приготовься, Леслав.
- Готов я, Птичка, - меч с мягким шорохом вышел из ножен.
- Подойти ближе надо. Так мне легче будет.
- Идем. Я рядом.
Опасно, ох и опасно дополнительную Тьму звать. И принимать в себя, со своею смешивая. Рассчитать надо точно, сколько тебе нужно, не хватить лишнего. И суметь потом обратно вернуть, ибо сама она может не уйти, а в тебе остаться. Приближая еще на шаг по дороге в безвременье.
На сотню шагов пришлось подойти к побоищу. После чего раскинула Тамирис руки, прокричала повелительно-надрывное. Ранее у князя мороз по коже пробегал от ее умений, а сейчас и подавно. Слетели на этот раз с пальцев темные капли, полетели вперед увеличиваясь, становясь птичками, наподобие той, что она выпускала ранее. Да только на этот раз не для разведки улетали пичуги. Сели каждому из мервяков на голову, и растеклись мутной жижей, закрывая глаза, пытаясь проникнуть в уши и голову. Много неспящих было, очень много. Потому и силы у «птичек», чтобы уничтожить супостатов не хватало. Замедлить, заставить кружиться на месте, нелепо размахивая руками – не более.
Повернулась она, свою часть сделав, кивнула. Рванул тот в перед, на ходу выкрикивая:
- Навались на них, честной народ! Долго не удержим! – и рубанул с размаху, снося голову ближайшему. Добрый у него меч – подарок Яры-воительницы. Такое рубит, что обычному оружию не под силу.
Замешкались люди за частоколом, заволновались. Странная подмога пришла – двое всего. Из них девка-чародейка, что незнамо что с мертвяками сделала. И мужик неробкого десятка, один вышел супротив толпы. Переглядывались люди, и наверняка мелькнула у многих мысль – а ну как оставим как есть? Посмотрим. За стенами крепкими – оно надежнее. А вдруг добрый молодец и сам справится? Боязно выходить, себя последнее защиты лишая.
- Да что же вы медлите? Как последние трусы! – звонкий девичий голос сумел перекричать вой катающихся и рычащих мертвяков. В отличие от сомневающихся жителей осажденной деревни валорка не медлила: выхватила длинный засапожный кинжал и следом в атаку рванула. Порубить на куски своим оружием не могла, но знала, где и как подрубить сухожилия, чтобы тело обездвижить. А через глаза можно и до мозга добраться… Не впервой ей один на один с мертвяками входить. Бывалые воины не раз и не два бежали с поля боя, напуганные восставшими из могил противниками. Несколько раз на волоске жизнь висела. Как впрочем, и в этот раз. Понимала Тамирис, если победить у них на сей раз не получится, то хоть продадут они с Леславом свои жизни подороже.
- Ты что творишь? – прошипел князь, заметив подле себя тонкую фигуру, ловко орудующую кинжалом.
- Вместе приехали, вместе и помирать будем.
- Не дождутся…
Звонкие ли обидные слова повлияли, или то, что девка в бой бросилась – не известно. Да только заскрипели ворота, выпуская толпу высоких деревенских жителей. Закипела битва с утроенной силой, замахали топоры да копья, с которыми обычно на медведей ходили. Подспорьем большим было, что мертвяки жертв не видели, чуяли только. Бросались бестолково в разные стороны, размахивая руками. Разделившись на группки, селяне сначала теснили, а потом планомерно уничтожали рычащих и воющих врагов. Крики, кровь, куски плоти. Все смешалось в калейдоскоп битвы. Сражались и пришлые, и местные плечом к плечу. Тамирис кружилась возле князя, фланги прикрывая и не давая с тыла ударить, если воин резко шел вперед, прорубая дорогу среди копошащихся, еще не поверженных, мертвых. Сколько битва шла – никто не знал. Только сердце грохотало в ушах и руки работали, раз за разом поднимая оружие. Себя и других спасая.
Не сразу стало понятно, как все закончилось. Смолкли крики, рычание и хрипы предсмертные. Люди ошарашено заозирались – неужели все? Кончено?
Тяжело дыша, обернулся князь, ища глазами девушку. Цела? Жива? Сам был перепачкан кровью с ног до головы, да только и остальные вокруг не краше. Даже Птичке на личико и одежду попало. Тами ободряюще улыбнулась, кивнула, словно мысли его прочитав. Смогли они! Победа! Радость затопила нутро. Не в силах сдерживаться, в несколько шагов оказался рядом, обхватил лицо ладонями и накрыл губы своими. Пусть хоть режет!
Не оттолкнула! Растерялась поначалу да велика была радость и пыл битвы в крови гулял. Раскрылись нежные губы навстречу, принимая ласку. Позволяя нежить ее, осторожно, бережно. Да только жар битвы не сдержать, поцелуй настойчивым, жадным становится. А в голову будто хмелем крепким ударило. Не бывает такого, чтоб от поцелуя разум сносило! Да только вот оно – рядом, упоение в каждом прикосновении. Толкнулся языком внутрь и едва не застонал. Оглаживал ее рот, ласкал, прикоснулся языком к ее, увлек в коротком головокружительном танце. Сейчас бы продолжения жаркого, да только люди кругом. Коротко и крепко поцеловал напоследок и улыбнулся в затуманенные фиалковые глаза, отстраняясь. А руки сами собой ее стан обняли, не желая расставаться.
Тамирис, чувствовала, что голова кружилась, как в детстве, когда кто-то из братьев раскручивал ее, держа за руки. Открыла глаза и замерла, не в силах оторваться от улыбающихся синих омутов. Что он с ней сделал? За спиной будто крылья выросли! Отругать его надо за самовольство, да только слова все из головы повылетали…
Еще не придя в себя от новых, будоражащих ощущений, девушка пошатнулась. Инстинктивно Велеслав прижал ее в оберегающем жесте. И она прижалась, радуясь, что есть плечо, к которому можно прислониться. Чуть-чуть только позволит себе эту вольность, чтобы дух перевести. Тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Никто и никогда не целовал ее так! Бережно и голодно одновременно.
Князь развернулся к деревенским. Лицо спокойное, да только всего можно от людей ожидать. А ну как испугаются? Решат, что они имеют какое-то отношение к атаке мертвяков? У страха как известно… А тут смертный страх люди пережили. Смотрели с опаской, мялись, переглядывались
Из толпы шагнул крепкий плечистый мужчина. Лет сорока, но с абсолютно седой густой шевелюрой. Загорелое лицо, нос с горбинкой, внимательные серые глаза. Пришлось нехотя разжать объятья и повернуться к нему.
- Не знаю, кто вы, путники, но вы спасли нас, всю деревню. Я – Хват-охотник, местный староста. Пойдемте, отдохнуть нужно и потолковать.
- Меня зовут Леслав. А это Тамирис. Мы здесь, чтобы помочь с этой напастью.
- Тогда нам благодарить Богов нужно. Вы очень вовремя. Пойдемте.
- Нет. Сначала разожгите костры. Нужно уничтожить тела, - вмешалась Тамирис, еще больше отстраняясь от воина. Стало неловко за то, что пошла на поводу у своих желаний. Не доведут до добра!
- А ты не будешь из них вытягивать… ну, как в круге? – повернулся к ней князь. Неохотно выпустил, да только цапнул ее ладонь в свою руку. Очень уже не понравились заинтересованные взгляды местных на девушку.
- Нет. Из уничтоженных «неспящих» тьма утекает в землю сама. Я лишь наложу здесь запирающее заклятье.
- Я гляжу – чародейка? - староста смотрел с уважением, без страха.
- Немного, - смущенно улыбнулась Тамирис.
- А и хоть как себя назови, красавица. Ежели бы не вы – нас бы мертвяки на куски порвали.
Быстро разожгли большой костер. По руководством валорки мужчины начали стаскивать тела в огонь. Велеслав, уже видал, что Тамирис с огнем делает, а вот деревенские охнули и как один отступили. Рядом с князем остался староста.
- Сильна, - с уважением поглядел тот в спину девушки, - дозволь спросить – кто она тебе? Мужики наши поголовно с нее глаз не сводят. Спрашивать будут.
Велеслав немедленно перевел взгляд туда, где нестройно стояла группа мужчин. И ведь только что сражались плечом к плечу, а уже разевают рот на чужое. Со опасением глядят, да только искры мужского интереса ни с чем не перепутать. Сам так глядит, пока она не видит. Руки зачесались от желания кое-кому из настырных зрителей гляделки внутрь развернуть. Спокоен был, только чуть крепче сомкнулись челюсти. Успокаивая себя мыслью о том, что всего лишь покой нужен и лишний интерес со стороны местных ни к чему, произнес:
- Жена, - произнес и сам удивился, как ладно на языке лежит это слово. Прежде ненавистное.
- Красивая…
- Знаю. А скажи, староста. Где у вас обручье купить можно? Утеряла супружница моя в дороге.
- Сделаем для нее. И иное, что надо будет.