Княжий венец

Глава 45.

Нежная рука осторожно гладит по волосам. Тами сначала счастливо морщит нос и только потом поворачивает голову. Она сама лежит, свернувшись калачиком. А мама сидит за спиной и улыбается. Тепло, но с легкой грустинкой. Она всегда здесь такая.

- Мама! – хочется броситься ей на шею, но отчего-то нет сил, и она остается на месте. Мама склоняется над ней и целует в лоб. Тамирис жадностью втягивает цветочный запах маминых духов. Цветущая яблоня и легкая горчинка апельсиновой цедры. Ни на ком ее духи не пахли так упоительно. Потому берегла их, как зеницу ока. Даже забрала с собой… куда-то… куда она ехала… зачем? Память сопротивляется, отказываясь выдавать картинки о собственной жизни.

- Девочка моя! Мой птенчик, как же так? Почему ты здесь? – тихо шелестит мамин голос.

- Я не знаю, мам! Не помню…

- Не помнишь? – изящные, как у дочери, брови хмурятся, - неужели и он тоже?

- Кто – он?

- Не важно. Но я хочу, чтобы ты вернулась, доченька! Ты должна жить.

- Ты всегда меня гонишь. А я хочу остаться с тобой. Здесь хорошо – а там больно, - странная фраза вырывается сама собой. Боль? Почему – боль? Сейчас она ничего не чувствует, но это же хорошо, правда?

- Там жизнь – Тами. А в жизни иногда бывает больно. Хотя радости и счастья намного больше.

- А я не хочу!Устала…

- Жизнь всегда лучше не-жизни, мой маленький лотос. Давай, поднимайся. Нельзя здесь лежать.

- Ну, м-а-ам!

Нежные руки настойчиво тянут и приподнимают ее. Тами нехотя садится, потягивает к себе колени и обхватывает их руками.

- Так мне неудобно. Так больнее!

- Знаю, милая, - мама присаживается рядом, прижимая ее к собственному боку, - но так будет лучше. Пока ты чувствуешь боль – ты живешь. И можешь вернуться. А я побуду с тобой. Подожду.

- Чего?

- Не чего, а кого, малышка. Мне очень хочется верить, что он за тобой придет.

Странно – самое первое, что пришло на ум, когда Велеслав открыл глаза. Вокруг стоял туман. Серый, непрозрачный. он клубился, заворачивался волнами, будто диковинный змей. Казалось – жил своей жизнью. Густой – в пяти шагах ни зги не видно. Далее пришло осознание, что он не чувствует собственного тела. Вроде видит его, шевелит руками-ногами – но не чувствует холода, ветра, даже прикосновений этого самого тумана. На мгновение нахлынула паника, но ее тут же придавило железной волей. Он тут для дела – некогда расслабляться и тем более – паниковать. Огляделся по сторонам, в какую сторону идти – непонятно. Значит пойдет в любую. Ориентируясь на внутренние ощущения.

- Та-а-а-ми-ии! – крикнул он зычным голосом.

Туман недовольно заворочался, заклубился еще сильнее. Будто раздраженный чуждыми звуками. Всем видом показывая, как не рад незваному гостю.

- Где ты, сладкая? Я пришел за тобой! Отзовись.

Странные были ощущения – идти дорогой в никуда. В полной тишине идти наперекор инстинктам, страху, здравому смыслу. Идти продолжая кричать, звать, надрывать голос и собственное сердце. Не позволять мелькнуть мысли о неудаче. О том, что он вернется и будет жить без Тамирис. Ни за что!

- Девочка нежная моя! Я без тебя не уйду! Ты нужна мне!

Странно и непонятно, когда совсем не чествуешь времени. Нет ни солнца, ни звезд. Ничего. Сколько он здесь бродит? Час, день, год? Не понятно. Остановиться и отдохнуть? Ни за что!

- Тами, я жить без тебя не хочу! Не хочу и не буду! Отзовись, несносная девчонка! Иначе найду и отшлепаю, неделю сидеть не сможешь!

Дорога тоже не ощущалась – ни колдобин, ни рытвин, ни горизонта. Просто шаги складывались в десятки и сотни. Вот только было непонятно: по прямой он идет или петляет пьяным зайцем.

- Жизнь моя, дыхание мое! Где ты? Наваждение мое и погибель. Тами-и-ирис!

Странно, что сердце – единственное, что князь ощущал в этом туманном месте. Оно трепыхалось, болело и жгло за грудиной. И он поневоле радовался этой боли, как доказательству того, что сам еще жив. А не заблудился здесь навсегда, превратившись в бесплотную тень.

- Не уйду без тебя слышишь? Найду, где бы ты не пряталась!

Остановился, в очередной раз прислушиваясь. Может хоть какой-то звук будет в этой гробовой тишине.

- Тами, ну, где же ты, свет мой? – пробормотал, когда уже все слова были сказаны.

Показалось или белесое что-то, там, меж клубами дыма? Рванул, что есть мочи, разрывая плотную серую стену. А туман и впрямь светлеть начал.

- Как же ты надоел. Вот – настырный! – раздался недовольный голос. Мощный и властный, такой, что пробирает до мурашек. Еще и звучал будто бы отовсюду.

Велеслав после длительной, режущей слух тишины, даже опешил. Непонятное творилось. К добру аль к худу, но хоть на кого-то наткнулся.

- Ты кто? Кто здесь?

- Я – хозяйка всего, что тут есть. Можешь звать меня… хм… Темнейшая! – хмыкнул голос.

- А прячешься зачем? Покажись!

- Не только настырный, но и наглый, как я погляжу. Ну, вот она я! – заклубился туман загустел, а потом враз осел. И вышла из него женщина красы писаной. Высокая, статная, длинные черные волосы по спине струятся, а кожа лица алебастрово-белая. Глазища темные, глубокие – утонуть можно. Губы алые, в усмешку надменную сложены. Еще и платье на незнакомке дивное – черное, да только серебром и каменьями – будто ночное небо расцвечено. Длинное, в пол, а плечи открытые, манят округлостью. На голове корона с острыми зубцами, еще больше высокомерия придает. Одно слово – Хозяйка. А туман вокруг ее ног, точно пес верный кружит, ласку выпрашивает.

- Здравия тебе, Темнейшая, - поклонился ей князь со всем уважением. Вызвав удивленный взлет темной брови. Но – оценила, посмотрела с большей благосклонностью.

- Ишь ты, про манеры вспомнил. Ну здравствуй, Велеслав, князь Миргородский. Зачем пожаловал?

- За невестой своей.

- А разве она ею была? Ты же притворялся. От ревнивой жадности, чтоб не ушла в другие руки, - ехидно отметила, уперев руки в стан тонкий. Говорила прямо, выражений не подбирала.

- Было так поначалу, - согласно кивнул князь, - да только позже понял я все. Про нас с ней. Что нужна она мне более всего на свете. Оттого и предложил ей замуж выйти. Верни ее!

- Я вернула. Но ты не оценил подарка.

- Она сама в прошлый раз вернулась!

- Ишь какой знающий нашелся. Девочка на Болотах себя и свою кровь мне в жертву принесла. И я приняла ее. Не должна она была очнуться. Но просили за нее сильно… - пробормотала чуть тише.

- Кто просил?

- Многие. В том числе – ее мать. И моя дочь – та частичка меня, что живет в ней и делает ее Говорящей. А кроме того, увидала я в ее сердце любовь яркую, сильную. К тебе. Ту, что способна разогнать любую тьму. Оттого пожалела девочку и тебя, думала оценишь. А ты болваном оказался, хоть и князь! Иди откуда пришел! – рявкнула, сердито тряхнув волосами. Туман поднялся выше, завиваясь угрожающими кольцами. Вмиг все вокруг враждебным стало. Хотя прежде смотрело на него с глухим недовольством.

Заскрипел князь зубами, но сдержался.

- Болван ревнивый – твоя правда! Да только все оттого, что люблю я ее – также пламенно и сильно.

- Ты? – раздался глубокий мелодичный смех, - так любишь, что ни разу об этом вслух не сказал? Сколько раз девочка тебе о любви говорила? А ты ни разу ответил на ее признания. Все потому, что гордый. Чувства – это слабость, так ведь? Ты даже сейчас слишком горд, чтобы раскаяться в содеянном. В том, что она здесь из-за тебя, - прищурила насмешливо черные глаза. - Ну-ну, знала я, что у людей больше ласковых слов на могилах звучит, чем на праздниках и свадьбах, да ты только что подтвердил это.

Странный разговор заходил в тупик. Чем возьмешь эту женщину надменную? Смеется и в грош не ставит. Единственное, что остается – не таясь рассказать о том, что в самых потаенных уголках души прячется. Опустился князь на землю, положил локти на согнутые колени.

- Твоя правда – не привык я чувствовать себя виноватым. С малых лет в меня вбивали, что княжий венец можно удержать лишь твердой уверенностью в своем праве, лишь силой и разумом. Они – главные союзники, потому что важны для управления землями. Вот только их недостаточно, чтобы заглушить одиночество.

А потом появилась она – странная, непонятная, гордая. Красивая и неприступная, сильная и хрупкая. Тамирис научила меня радоваться обычным вещам, замирать от ее улыбки и нежного взгляда, показала, как бесконечно сладко может быть только оттого, что твоя женщина рядом. Словно лихоманка проникла в кровь и душу своей нежностью, лаской, добротой. Своим светом. Она моя! Она вверила себя мне, доверилась, отдалась щедро, целиком и полностью. Стала необходимой, важной, самой нужной. Прежде я не знал этой нужды, этой жажды. Оттого отгораживался, обманывал сам себя, что все будет как прежде. Как я решу. Упрямый глупец! Да, я не привык чувствовать себя виноватым, но и тут она одной слезинкой выбила землю у меня из-под ног. Мое равнодушное прежде сердце теперь рвется на части. Знаю, что причинил ей боль, и это сжирает изнутри раскаянием. И страхом ее потерять. Она нужна мне! Более жизни, более света. Более меня самого. Отдай ее мне, Темнейшая, или забери тогда нас обоих, потому что без нее я не вернусь.

Повисла тишина. Из раздраженной она стала какой-то… задумчивой что ли? Велеслав, ощущая себя полностью выпотрошенным, не двигался. Сидел и смотрел прямо перед собой. Вырвавшаяся наружу правда оглушила его самого. Неужели он мог быть настолько слеп? Так глупо и упрямо держался за свои убеждения, горделивую привычку повелевать, уверенность в собственной непререкаемой правоте? Какая пустая шелуха все эти принципы и правила, когда рядом нет любящего сердца, нежных рук и преданного взгляда. Он ведь купался в ее восхищении, в ее несмелом восторге! Нырял с головой, но думал, что будет получать все по щелчку. А на первом, плане будет он сам – непоколебимо правый всегда и во всем. Только его чувства, его мнение, его слово будет имеет значение. Горделивый князь, который прав всегда и во всем, только на том простом основании, что венец украшает его голову. Да пропади оно все пропадом! Разве нужно ему хоть что-то, если рядом не будет его птички?

- Как же вы меня бесите, смертные! – рявкнула Темнейшая, но как-то беззлобно. Хоть и ногой притопнула, - вы не видите очевидного и не цените самого важного. За свою короткую жизнь вы успевает наделать столько глупостей, что хватило бы на целый город.

- Это правда, - вскочил Велеслав на ноги, - но мы…

- Не перебивай, мальчишка! Если бы вы не были так безрассудно храбры, защищая то, что вам дорого, и не любили так самозабвенно, как никому более не дано – тогда бы я совсем не поняла, зачем вас создали и продолжают оберегать. Иди, но знай – она тебе не верит. Если пойдет за тобой сама – отпущу. Но поторопись – у тебя мало времени. Она почти моя.

Махнула темноволосая куда-то за его спину. Белесый туман расползся в сторону ленивыми толстыми котами, а за ними… Она! Хрупкая фигурка, с грустно лежащей головой на коленях. Смотрит отрешенным взглядом куда-то в сторону.

- Тами! – рванул что есть мочи, но шагах в пяти со всего маху налетел на невидимую стену. Да так, что даже назад откинуло. Не обращая внимания, что что-то теплое бежит по подбородку, рванул обратно, и вновь уперся ладонями в стену. Вот же она, ненаглядная, почему достигнуть ее не может? Уловки хозяйки этого места или это девочка от него отгородилась?

- Тами! – взревел что есть мочи. - Вернись! Я люблю тебя!

Валорка вздрогнула всем телом.

- Вернись, прошу тебя! Ты нужна мне! Вернись! Вернись в жизнь, верни в наш мир улыбку свою.

Медленно двинула головой, будто прислушивалась. Выходит – слышит его? И ведь Драг говорил, что слышит, даже против воли своей.

- Тами, птичка моя. Знаю, что слышишь. Вернись, умоляю. Посмотри, пред тобой на коленях стою, - не раздумывая опустился, - ни перед кем такого не делал. А пред тобою буду. Всю жизнь буду у тебя прощения просить. Только вернись. Ничего в жизни не надо – только ты. Ты мое сердце, моя душа, моя жизнь. Более всего на свете тебя люблю!

Подняла она наконец голову и посмотрела на него. Да только все внутри похолодело, потому как фиалковые глаза смотрели на него равнодушно или будто сквозь. Не узнает его? Не могла же позабыть?

- Ты – единственная, с кем жизнь прожить хочу. От тебя детей хочу с твоими глазами и упрямым характером. Хочу твоих жарких ночей и поцелуев. Хочу еще раз вернуться в избушку на Болотах. Хочу княжество мое тебе показать и с тобой править. Заново хочу эту жизнь открывать и пробовать. С тобой. Ты мне вернула вкус жизни. Слышишь, любимая?

В фиалковых глазах появился слабый интерес. Склонив голову, девушка с трудом поднялась на ноги и пошатываясь, сделала шаг. К нему. Осторожно, будто у нее совсем не осталось сил.

- Ну же, милая. Это я, твой «десятник». Иди ко мне.

Еще шаг.

- Вернись в мои руки, сладкая. Вернись, любимая.

Еще один шажок, но девушку сильно покачнуло, она едва устояла на ногах. Словно совсем-совсем обессилела. А в глазах мелькнуло узнавание? Что-то беззвучно прошептали самые желанные в мире губы.

- Иди ко мне, - он поднялся на ноги, упираясь ладонями в ненавистную стену. Развел руки в приглашающем жесте, - вот он я. Я твой, весь. А ты мой Свет, слышишь?

Тамирис делает последний шаг, касается осторожно прозрачной стены. Невольно Велеслав прислоняет ладонь туда, где лежат ее пальцы. Чтобы попытаться ощутить ее – такую близкую и такую далекую.

- Даже твоя Тьма стала моим Светом.

В ее чудных глазах вспыхивает изумление. Губы пытаются растянуться в несмелую улыбку. Он с нежностью смотрит на свое сокровище. Любимая! Но… Князь в бешенстве ревет раненным зверем, потому что на его глазах фигурка девушки начинает бледнеть, будто растворяться в воздухе. Неведомая сила тянет ее прочь от стены. Она умоляюще тянет к нему руки, но…

- Не-е-ет! Тамирис! – кричит что есть мочи, но его куда-то неумолимо утягивает, хотя он изо всех сил пытается зацепиться за проклятую стену, обламывая ногти.