Княжий венец

Глава 35.

Осторожно вошел Велеслав в воду. Только обувку, свою и девушки неловко скинул да прямо в одежде погрузился в теплые струи. Мелкие оконца над крышей впускали теплый лунный свет, что чарующими искрами разбегался по вкраплениям на каменных стенах. Ни дать ни взять – чертог сказочный! Да только ничего этого не видал князь. Глаз обезумевших не отрывал от дорого лица. Сел в воду, бережно прижимая ненаглядную. Вода обняла ласковым коконом, чуть покалывали следы зубов и ногтей, да только ерунда это все. Тамирис уютно лежала в его руках, касаясь груди холодеющей щекой. Отвел прилипшие локоны, зачерпнул воды и осторожно умыл. Драг сказал, что вода может помочь. Должна. И он – должен. Вернуть.

Тонкие пальцы в его руках казались совсем ледяными. Растер их и поднес к губам.

- Тами, девочка, возвращайся. Ты… ты нужна мне! Не могу и не хочу без тебя.

Губы нашли и осторожно поцеловали свежие шрамики на запястьях.

- Мы смогли, слышишь? Мы победили. Ты – победила! Нет больше никакой опасности.

Да что ж эта вода не греет совсем? Вроде теплая, а валорка в его руках холоднее статуи мраморной.

- Тами, птичка моя! Вернись. Ты мне еще свару с руганью должна. Что обманул и воином простым назвался. Поначалу посмеяться хотел, а оно вон как вышло.

Не то совсем! Слова плоскими и неживыми кажутся. Не так ее звать надобно. Сердцем. Вот только как это?

Погладил по щеке, прижимая к себе девушку крепче. Впечатать в себя хотелось, чтобы больше ей отдать. Да не больше – все! Ничего ему не надобно, если ее нет рядом.

- Никогда не думал, что так будет… Хотел, чтоб как у друзей моих – душа в душу. А то, что душа эта болеть будет и боль чужая, как своя ощущается – не ведал. И ничего мне не нужно – только вернись. Все выдюжу, любые преграды пройду – только глаза свои колдовские открой и рядом будь. Услышь меня, Птичка, и возвращайся. Серый и мертвый мир без тебя.

Осторожно целовал дорогое лицо, в каждый поцелуй вкладывал зов и нежность. Пусть хоть кричит, как в первый день знакомства, или дурнем обзывает – лишь бы рядом была. Глаза ее видеть, смех звонкий ловить – не это ли счастье ежесекундное? Как всего этого лишиться? Вода тихо журчала в купальне, будто соглашаясь и подтверждая его слова.

- Нет ничего тебя важнее, только ты. Жду тебя и зову. Тами, девочка моя, будь рядом. Наваждение мое, моя радость и сокровище бесценное.

Осторожно приник к губам. Всю тоску и страх потерять вложил. Нельзя, не должно быть так, чтобы все кончилось, не начавшись. Чтобы поманило счастье лесной мавкой – и исчезло.

- Не забирайте ее, Боги пресветлые. Меня лучше – но она пусть живет. Потому как мне без нее и жить незачем.

Да что ж он дурень такой не умелый! Никогда косноязычным не был – а тут все попусту, выходит?

- Вернись, слышишь? – встряхнул и крепко, сердито поцеловал податливые губы, - не хочу без тебя! Нужна мне больше солнца и жизни. Родная моя, единственная! Пусть ничего у меня в жизни не будет – только ты рядом и сего довольно! Вернись! Не рви мне сердце на части, без тебя в нем и так жизни нет.

Неужто чуть-чуть порозовела кожа под его губами? Или мерещится? Бред горячечный? Так или нет, но будет он пытаться! Раз за разом, пока не вернет. Лихорадочно начал целовать щеки, лоб, руки прохладные. Себя готов был наизнанку вывернуть, но чтоб она жила.

- Вернись, прошу, нежная моя. Вернись. Сдохну же от тоски! Уже сдыхаю. Хоть один разочек открой глаза и посмотри на меня. За улыбку твою – все отдам. Вернись, жизнь моя! Свет мой!

Ох, едва душа из тела не вылетела, когда медленно, через силу открыла валорка глаза. Мутные, дымчато-темные, да только ему все одно! Пальцы дрожали, когда по щеке ее огладил, очертил нежно скулы.

- Пришла в себя! Птичка моя, заря моя нежная. Вернулась! Хвала Богам…

В душе птицы орут безумным хором! А из груди по венам радость бежит искрящимся потоком. Здесь она, с ним, не ушла во тьму свою.

Внимательно смотрела на него Тамирис, будто в душу заглядывала. Да только нечего ему скрывать – вот он перед ней. Весь, как на ладони. Сердце ей протягивает.

- Ты? Глаза твои красивые…, Леслав… - шепчет с восторгом. И тут же дергается, посмурнев, - князь…

Горечь в голосе и скорбно поджимаются пухлые губы. Да только не выпустит он ее из объятий. Ни сейчас, ни потом. Как бы не трепыхалась. И печаль ее развеет.

- Вернулась, ненаглядная моя. Как чувствуешь себя?

- Отпусти, - вновь слабо дернулась.

- Никогда! Прости меня. Все с шутки невинной началось, а потом боялся признаться. Боялся, что оттолкнешь и исчезнешь. Не увижу тебя более. Не могу без тебя, Тами! Без глаз твоих дивных и улыбки, без смеха и нежности.

- Ты не должен так говорить. Отпусти!

- Как же отпустить, ежели нет мне без тебя жизни? Рядом ты нужна! Сейчас и навсегда. Никто более.

Обожал он, когда валорка изумленно глаза распахивала. Огромные аметисты столь редкого оттенка, опушенные длиннющими ресницами. Вот и на этот раз – смотрит с удивлением, а ему и любоваться, и смеяться хочется от ее искренности.

- Зачем такое говоришь?

- Правда это. Заболел я тобой, Тами, и выздоравливать не хочу. Оттолкнешь если, все одно – за тобой пойду. Рядом буду, пока не добьюсь, - улыбается он, но глаза смотрят твердо, уверенно. Перестал сам с собой бороться – и вмиг все легко и понятно стало.

Ошарашено захлопала девушка мокрыми ресницами. Опираясь на его плечи села, очутившись лицом к лицу.

- Ты понимаешь, насколько все серьезно? Мимолетной связи я не потерплю.

Не должны они серьезные разговоры в купальне да в мокрой одежде вести, да только устала она бороться. Устала дрожь горячечную скрывать каждый раз, как касаются ее мозолистые пальцы. Устала смотреть на губы мужские и мечтать о поцелуях. Устала прятать румянец, вспоминая как любовалась мускулистым телом и до боли хотела прижаться к твердой груди, ощущая ласку сильных рук.

- Я первый такого не потерплю. Не для утехи, насовсем ты мне нужна, лю́бая моя! – бархатной лаской пророкотал его голос.

Строгий фиалковый взгляд смягчился. Взяла его лицо в ладони. Мелькнуло что-то в ее взгляде, да не сумел он уловить, задыхаясь от радости. Видел уже согласие в глазах.

- И я не смогу без тебя. Ни сейчас, ни потом. Ты теперь – мой, и я твоей буду. А ты запомни все сказанные слова, князь. И не отказывайся от меня. Никогда! Не отказывайся, слышишь?

- Не смогу, разласка[1] моя…

Велеслав не понял, кто первый потянулся губами. Вот только упоительно-сладкий поцелуй разгорелся, будто лесной пожар. От которого вспыхнули оба. Требовательным стал поцелуй, жадным и собственническим. Покорял и заявлял права, подчинял и опалял желанием.

С тихим стоном валорка обняла его за шею, отвечая на поцелуй с неменьшим голодом, прижимаясь к мужчине, позволяя его рукам впечатывать ее в мускулистое тело. Внутри все ликовало от ощущения дрожи желания под пальцами, от его горячего хриплого дыхания. Голова кругом от возможности ласкать и гладить языком мужские губы, проявляя столько смелости, сколько никогда и ни с кем себе не позволяла.

Вот только инициативу ей никто надолго отдавать не собирался. Мужские руки, что сомкнулись на талии, легко, как пушинку ее приподняли и усадили на себя, позволив оседлать крепкие бедра. Буквально впечатали в твердое мужское тело, лишая возможности вести дальше.

- Ты… как чувствуешь себя, сладкая? – бормотал он между поцелуями, - может позже..? – последний шанс на отступление, хотя тело все кричит от желания.

- Мне хорошо. Мне очень-очень хорошо! Я – жива и я с тобой. Не смей останавливаться… - юркий язычок заставил его замолчать. С хриплым стоном Велеслав сдался, вновь впиваясь в нежные зацелованные губы. Целуя в ответ так требовательно и жарко, что только и оставалось, как со стоном сдаться… позволить… И таять, когда его язык затеял порочный танец, скользя так настойчиво, так умело, что внутри все сжималось ощущением ноющей вибрирующей пустоты. Тело выгнулось ему навстречу, прося еще больше ласки, еще больше прикосновений.

Одежда внезапно стала раздражающей преградой, она мешает – срочно нужно избавиться. Женские пальцы беспомощно заскребли по широким плечам, умоляя и требуя от нее избавиться. Велеслав лихорадочно стянул нагрудник, потом рубаху, с удовольствием ловя восхищение в потемневших фиалковых глазах. Не давая ей опомниться, вновь и вновь целовал пухлый рот, ловя ее стоны губами. Девушка инстинктивно заерзала на его бедрах, лишая своими движениями последней выдержки.

Пытаясь чуть приглушить беснующее желание, князь спустился цепочкой поцелуев по нежной щеке на шею, а пальцы накрыли гордо торчащие через мокрую рубаху горошинки сосков. Тамирис ахнула. Попыталась отстраниться, но искры желания в ее крови выгнули тело навстречу ласковым рукам. Он начал прокручивать твердые ягодки меж пальцами, постукивать, высекая новые искры удовольствия. Ощущая ее отзывчивость и мучительным узлом скручивающее внутренности удовольствие. Надолго его не хватит! С гортанным стоном девушка оторвалась от мужских губ, потерянно заглядывая в его глаза, ощущая, как стягивает желанием низ живота, и как сжимаются внутренние мышцы в отчаянной попытке получить … что?

Руки сами собой стянули с нее мокрую рубаху. И задохнулся вмиг от вида высокой полной груди с коричневатыми сосками. Дернулась, попыталась отстраниться стыдливо, но не дал.

- Не прячься от меня. Красивая, аж душа замирает, - и столько восторга в синих глазах, в хриплом срывающемся шепоте, что замерла она. Позволила мужским губам прижаться и втянуть один сосок в рот.

- А-ах! - острое удовольствие искрящейся молнией пробежало по телу. Настолько острое, что первой мыслью было отодвинуться. Но как это сделать, если хочется еще и еще? Ощущать эти губы, этот жалящий язык и осторожное прикусывание.

Застонала от новых ощущений, что раз за разом дарили горячие губы. Ласково и умело затанцевал по твердой вершинке язык. Словно молнии крошечные прошили, заставив выгнуться навстречу, впиться пальцами в темные волосы. А он терзал, целовал и прикусывал одну грудь, потом перешел на вторую, продолжая мучительную сладкую пытку. Бормотала что-то валорка, вскрикивала, себя потеряв в водовороте головокружительных ощущений. И вторило ей хриплое мужское дыхание, да жадные руки скользили по телу, превращая кровь в жилах в густую лаву желания. Ноющая пустота внизу живота ширилась, терзала неуемной жаждой, заставляя ерзать на мужских бедрах, изнывая от чего-то непонятного.

- Леслав… я… пожалуйста…

- Обхвати меня ножками, сладкая. Не гоже первому разу в воде быть.

Тамирис послушно выполнила просьбу, с испуганным предвкушением ощущая, как что-твердое упирается ей в промежность. Хотелось и отстраниться, и прижаться крепче, чтобы наконец-то узнать каково это – быть с мужчиной. Заглянула в потемневшие грозовые глаза, ощущая бешенную силу его желания, которую князь уверенно сдерживал железной рукой самоконтроля.

Легко будто она ничего не весит, Велеслав поднялся на ноги и вышагнул из купальни. Схватив с полки полотенце, накрыл хрупкие плечи, ничуть не заботясь о том, что теплые дорожки продолжают стекать по могучим плечам и спине. На которых прибавилось свежих, едва заживших шрамов. Ничто сейчас не имеет значения. Только та, что сейчас доверчиво жмется к его рукам и груди. Та, которую он сейчас сделает своей окончательно.

Сам не помнил, как вышел и оказался с драгоценной ношей на руках у широкой постели. Опустил ее на ноги, и осторожно промокнул плечи полотенцем.

- Верь мне, сладкая, - ласково, срывающимся голосом, просил мужчина, - верь и не бойся. Иди ко мне, согрею.

Мужские губы прижались к ее, усиливая чуть пригасшее желание. Девушка едва не вскрикнула, почувствовав столько плотное прикосновение к горячей коже мускулистого тела. Сильные руки сжали ее, словно хотели намертво впечатать в широкую грудь. Твердые вершинки ее сосков царапали, изнывая, требуя ласки. Жадные, умелые мужские губы ласкали и нежили, заставляя забыть обо всем, кроме его прикосновений. Желать еще и еще, до дрожи по всему телу. А жажда внутри все ширилась, требуя утоления, которое подарить мог только он.

Мужские руки уверенно спустились на бедра и потянулись к ее штанам.

- Давай сниму. Мокрое все. Еще заболеешь, - голос хриплый будоражил похлеще вина.

- Какой заботливый. Сам намочил - сам снимает, - Тами удивлялась, что еще в состоянии связно говорить.

- Так и ты позаботься – меня раздень, - прожег ее потемневший синий взгляд, - хочу твои ручки на своем теле.

- Я никогда не раздевала мужчину…

- Это радует, душа моя, - улыбка искусителя заиграла на мужских губах. Мокрой ненужной тряпкой ее брюки упали к ногам. Белье еще оставалось, но большие руки уже легли на округлые бедра. Оглаживая, и намереваясь снять последний кусочек одежды.

- Я… я сама!

- Скромница, - ухмыльнулся Велеслав, - лезь под одеяло. Простудишься еще.

Думал мышкой сиганет под ворох одеял. Но и тут удивила валорка. Отступила к постели и повернулась к нему спиной. Взгляд мгновенно прикипел к округлой попке, на которой красовались невыносимо короткие шелковые шортики. Бордово-красные! Это вот такое безобразие она под одёжей носила? Хорошо, что не знал, иначе окончательно озверел от желания. Повернулась Тамирис, через плечо глянула так, что у него волос на затылке дыбом встал. Усмехнулась хищно, уверенно – это ж кто еще кого соблазнять сегодня будет? Потянула ленту в косе, распуская влажный волос. Мучительно-медленно тряхнула головой, позволяя густым прядям окутать спину. Иссиня-черный шелк на молочной коже – да он сейчас умом тронется! Окутала полотенцем, что еще на плечах лежало, и отбросила его царственным жестом. Руки сама опустила себе на талию, огладила, потом медленно соскользнула на бедра. И вновь этот взгляд искоса, насмешливый и страстный. От которого внутренний зверь на дыбы встает. Медленно потянула шортики вниз, играя на его выдержке, которой и так ни на щепоть нет!

- Тами! – хрип пополам с рыком вырывается из горла.

- Да, господин? – голос низкий, завораживающий. От которого у него волос на затылке дыбом. А шортики замирают на полпути, открывая очаровательные ямочки на пояснице.

- Бегом в постель, иначе я сейчас умом тронусь.

- О!

Перешагнула через мокрое белье уверенно, с идеально-ровной спиной. Округлые ягодицы манили к ним прикоснуться. И ноги длинные, стройные с тонкими щиколотками, которые он заласкает и зацелует сегодня. Едва устоял на месте, чтобы не сграбастать. Пусть еще минуту будет так, как она хочет. Для ее уверенности, чтоб меньше страха не было. И без того неизвестность девку страшит.

Мгновение – и нырнула Тами под одеяло, натянув его до самого носа. Щеки пунцовые от смущения, а в глазах желание и вызов. От смеси этой гремучей у князя по венам не кровь, а чистейшее безумие разлилось. Да только не будет он торопиться, как бы не хотелось. Предвкушение – оно еще большую остроту придает. А ведь смотреть не только мужчины любят. Глянул на девушку с опасной ухмылкой предвкушения. А глаза ее уже вовсю жадно по телу крепкому скачут, оглаживают литые мышцы. Нравится ей!

- Смотри, девочка. Твое это все. Я весь – твой.

Закусила она смущенно губу пухлую. Да только ярким желанием глаза фиалковые вспыхнули. Вроде ж не единожды видала князя без рубахи, но сегодня в его действиях столько неотвратимости, что дрожь предвкушения пробегает по телу. Сегодня все свершится, не остановится он на полпути!

Мужские руки потянулись к завязкам мокрых штанов. Потянул он их вниз, не сводя горящих глаз с ненаглядной своей, каждой черточкой его любуясь. Да только смелость у скромницы кончилась. Отвела взгляд в сторону. Ничего, научит еще в его постели стыд забывать. Шагнул к кровати и оперся коленом на ковать.

- Посмотри на меня, Тамирис, - сказал властно, с хрипотцой.

Пунцовая до самых ключиц, она повернулась и утонула в черно-синих глазах. Там такой ураган стоял, что вмиг стало воздуха не хватать.

- Сегодня я возьму все, что ты захочешь мне дать. И дам все, о чем попросишь. Главное – верь мне.

- Верю, - доверчиво прошептали губы, которые он немедленно накрыл поцелуем. Тонкие пальцы несмело зарылись в его волосы, проверяя границы дозволенного. О, тебе девочка, можно все! Старательная ему ученица попалась, с самыми сладкими губами.

Лег рядом, чтобы не пугать. Целовал сначала ласково, потом все жарче и жарче, распаляя желание у обоих. Оглаживал бережно, чтоб к рукам привыкла и не чуралась. Да только сама к нему жмется, не понимает зачем. Тело ее лучше знает, чего хочет. Огладил шею лебединую, плечо хрупкое. Кожа под пальцами – шелк чистый. Приспустил он одеяло, в которое девочка его закуталась. Рука накрыла грудь пышную. Застонала валорка и тут же стыдливо губу закусила.

- Не бойся своих желаний Тами. И не бойся о них заявлять.

- Разве женщина не должна быть тихой? – удивленно спросила она.

- Женщина должна в постели получать удовольствие. И если она при этом кричит, царапается и даже кусается, то главная это радость для мужчины. А никак не обладание молчаливым безвольным телом.

Полная, красивая грудь у валорки, еще в купели едва с ума не сошел, когда сквозь мокрую рубаху смотрел ее округлости с коричневатыми сосками. Приятной тяжестью лежит в руке, притягивая гордыми пиками. Рот мгновенно слюной наполнился. На смену пальцам на гордой вершинке сомкнулись мужские губы. Кожа ее пахнет чем-то нежным, будто цвет весенний. Искусать всю хочется, поцелуями своими пометить. Но потом это, сейчас он посасывает твердый камешек, оглаживает языком, поигрывает, осторожно прихватывает зубами.

Гортанный стон раз за разом срывался с девичьих губ. Оглушенная удовольствием Тами совсем позабыла про вбитую с юности необходимость молчать. Что он с ней делает? Ее руки в ответ оглаживают могучие плечи, широкую мускулистую спину. Неужели это все ее? Этот мужчина – ее?

В голове шумит от пьянящих поцелуев и ласк. Тело дрожит, а кожа чувствительная горит от прикосновений рук и губ. Теплый комочек где-то внизу разрастается, пульсирует желанием. Почти с облегчением валорка встречает мужскую ладонь, которая сначала сползает на живот, а потом спускается ниже.

- Идеальная! Какая же ты идеальная. Моя! – бормочет князь, целуя ее горячими губами. Хотя она сама уже горит! Тело налито непонятной истомой, ее потряхивает от возбуждения и предвкушения. Сделай же уже что-нибудь!

Чуть шероховатые мужские пальцы крадутся ниже и накрывают идеально гладкий лобок.

- Ишь, гладкая какая!

- У нас принято так... Тебе не нравится? – она инстинктивно сжимает ноги, проклиная настой из молодого грецкого ореха.

- Нравится, лапушка моя. Не знал просто, что так бывает. А теперь трогать хочу безостановочно.

Палец уверенно раздвинул плотно сомкнутые лепестки, лаская и растирая влагу. Заставив девушку сладко и гортанно застонать. Да он же сейчас обезумеет окончательно от ее стонов! Хотя сам себе обещал быть терпеливым. Не должен его голод отвратить ее от постельных утех.

- Не была еще с мужчиной? – решил все-таки спросить.

- Нет, - вскидывает она глаза и стыдливо закусывает губу, - ты у меня первым будешь.

Радость глупая и бешеная вспыхивает за грудиной. Никто до него этого тела не касался. Никому ласк своих не дарила! А ведь не связывался он обычно с девственницами – маета одна. Ничего не умеют, лишь трясутся от страха. А здесь распирает от гордости и благодарности, что сберегла себя для него.

- И первым, и последним, сладкая. Запомни.

Нажимает в сокровенном месте так, что она вскрикивает от удовольствия, впиваясь ногтями в широкие плечи. Бесстыдные пальцы оглаживают, трогают, постукивают так невыносимо-сладко, что бедра инстинктивно начинают двигаться им навстречу. А порочные губы продолжают терзать попеременно то ее рот, то грудь. Заставляя стонать, метаться, бормотать что-то невнятное, умоляя не останавливать сладкую пытку.

Когда мужской палец осторожно проникает в нее, Тамирис инстинктивно пытается отодвинуться.

- Тихо, сладкая, не бойся. Подготовить тебя нужно. Чтоб не навредить.

- Разве ты можешь? - удивленно шепчет она.

- Увы – могу. Маленькая ты у меня и узкая. Хочу, чтоб тебе хорошо было. Хорошо же? – пальцы прокручивают между подушечек комочек клитора, срывая с губ гортанное:

- Да-а-а…

- Вот и славно. Покричи для меня, птичка моя!

И она кричит, стонет и мечется не в силах справиться с лавиной ощущений, что обрушили на нее опытные пальцы и губы. Разгоняет он ее удовольствие, из последних сил сдерживаясь. Так отзывчива на ласку, так красива в своем возбуждении с жадно блестящими глазами. А стоны ее хлыстом желание в крови подгоняют, хотя куда уже. Но страх навредить, поранить не дает Велеславу сорваться. Хотя распалил девушку настолько, что сама невольно на пальцы насаживается, скребет беспомощно по плечам, а губы умоляют не останавливаться. Вот-вот до предела дойдет и шагнет за край.

Когда мужчина невольно отстранился и убрал пальцы с ее промежности, она разочарованно захныкала, подалась вперед бедрами.

- Леслав, пожалуйста…

- Ш-ш-ш, сладкая, - князь осторожно опустился на нее, удерживая вес рукой у ее головы, - верь мне. И помоги. Расслабься, - второй рукой направил себя в нее. С глухим стоном проникая в хоть и в подготовленное, но такое невыносимо-узкое лоно. Так это было сладко, на грани боли, что зашипел он сквозь зубы.

- Я…, я не…, - почувствовав незнакомое распирание, она попыталась инстинктивно увернуться.

- Ты – моя, девочка. Прости… - плавным и уверенным движением вошел в нее до конца, заглушая стон боли поцелуем. Сжалась под ним девушка, не понимающе и с обидой смотрели на него распахнувшиеся фиалковые глаза.

- Прости! Прости, родная! Это в первый раз только… Не бывает по-другому… - торопливые извиняющиеся поцелуи нежно, как крылья бабочки, покрывали ее лицо. С удивлением Тами заметила, как бешено бьется жилка на виске у мужчины, как каменно-напряжены мускулы рук и спины. Но он не двигался, терпеливо позволяя ей привыкнуть к новым ощущениям. Лишь глаза смотрели с тревогой и нежностью. - Сейчас пройдет. Ох, лучше б меня ножом резали, чем тебе боль причинить…

И так это было трогательно, что ее боль для мужчины хуже своей собственной. Вдруг защемило где-то в груди и вспыхнуло солнцем ярким, ослепительным. И все стало предельно ясно, без утайки даже от самой себя. Он, только он – и не надо ей другого. Потому и прошептала, в глаза синие глядя:

- Я люблю тебя! – и прижалась изо всех сил, обнимая мускулистую шею.

Вспыхнул в синих глазах огонь яркий, неистовый.

- Девочка моя, ненаглядная…сокровище мое, - и вновь целовать начал ее нежно и упоительно. А она обхватила его бедра ногами, ибо не было больше боли. Странно было, непривычно, но боли не было. Заполненность только, цельность какая-то, что щекотала и будоражила. Понял он намек, осторожно подался назад, внимательно следя за ее лицом. И как бы не было в ней мучительно-сладко – готов был остановиться и прекратить даже, только бы не делать ей снова больно. Но нет, нет боли в фиалковых глазах, удивление только. И румянец возбуждения возвращается на бледные щеки. Новое все для нее, но доверилась ему, всю себя ему доверила. Ох, как же правильно ощущается Тамирис в его руках, вся до последнего изгиба или родинки на плече – для него только!

Хоть и припылила страсть короткая вспышка боли, но не ушло никуда, также в крови бурлит. В рваном дыхании слышится. Под его руками и поцелуями вновь по телу побежали мурашки, собираясь в искрящие удовольствием ручейки. Через несколько ударов сердца с девичьих губ сорвался первый стон удовольствия, от которого князя молнией по позвоночнику прошибло. Более размашистыми стали движения и вторили ему женские бедра, подающиеся навстречу, желая заполучить его до конца. А стоны перешли в крики, заметалась под ним валорка. Удовольствие, головокружительное, пьяняще-опасное ширилось и поднималось, грозясь накрыть с головой. И убежать от него хотелось, и нырнуть во всю глубину. Ничего и никого вокруг не существовало, только она и ее мужчина, что сейчас сдерживался из последних сил, чтобы не сорваться в запредельный темп. Подгоняемый страстью, он раз за разом со стоном и хрипом вколачивался в сладостную глубину ее тела. Жестким ритмом безжалостных движений уносил ее и себя все ближе и ближе к эпицентру шторма. Никогда еще ни одна женщина не доводила его до такого упоительного безумства. Не покоряла тем, настолько открыто и красиво отдавала всю себя. Ныряя в жаркое марево страсти и утягивая его за собой.

Не понимая, растворяясь в головокружительных ощущениях, Тами лишь крепче прижималась к мускулистому телу, гладила сильные руки и лихорадочно целовала волевой подбородок и высокие скулы. Он вторил ее умоляющему шепоту рычанием пополам с ласковыми словами и нежностями. Волна удовольствия подступала все ближе, заставляя тело подрагивать от мучительного предвкушения. Мышцы едва не сводило от напряжения, но князь не позволял себе сорваться. Только она сейчас важна. Вот, наконец, первая короткая судорога прошла волной по женскому телу.

- Леслав, я… Что это? – беспомощно прошептала она непослушными, подрагивающими губами.

- Взлетай, птичка моя!

Под закрытыми веками вспыхнули разноцветные яркие звезды. С беспомощным нежным вскриком Тами вытянулась в струнку, впиваясь ногтями в его плечи. И сжимая внутренними мышцами так, что он едва не взвыл от острого мучительного наслаждения. Еще несколько размашистых, рваных движений и колючие искры метнулись по позвоночнику прямо в затылок. Последним рывком Велеслав почти рухнул на девушку, с глухим рычащим стоном. Изливаясь в нее затухающими толчками. С удивлением понимая, что только эти тонкие руки, что сейчас обнимают его спину, способны удержать его почище любых канатов. В этой жизни и не только.

[1]Разласка- так ласково называли человека, с которым завязывались серьёзные отношения.