Княжий венец

Глава 44.

Если сильный человек решил начать разрушать сам себя – он должен делать это с полной самоотдачей. Иначе «строение» слишком крепкое – не поддастся.

Дивляна прошла только до дверей княжьих покоев – далее не стала. То ли и без того болело сердце материнское, а то ли гордость сына берегла. Никому не нравится, когда его слабым видят. Но у дверей ждать осталась, чтоб, ежели совсем худо станет, попытаться пристыдить озверевшего сына.

Слуги, что толкались поодаль от дверей – врассыпную бросились, едва только их завидели. Ежели сам Ведающий вместе с княгиней вразумлять пришли, значит скоро буря грянет. С громами и молниями. А значит – что? Пересидеть надобно в укромном месте, издали любуясь стихией.

Молчаливая стража с видимым облегчением распахнула перед ними двери. Видать натерпелись. А там, в роскошных хоромах, Драгомира вместе со служанкой ждал погром. Бессмысленный и беспощадный. Девушка тихо охнула и закрыла рот рукой, с испугом озираясь по сторонам. Выглядело так, будто сеча тут стояла не на жизнь, а насмерть. И не поверишь, что один единственный такое учинить мог. С видимым старанием было разбито и раскрошено все, до чего тяжелая княжья рука достала. Черепки стекла и щепки хрустели крошевом под ногами. Ни картины, ни утварь не пожалел князь Миргородский в гневе своем. Одно из окон было открыто нараспашку. Поскрипывая, позволяло холодному осеннему ветру свободно гулять по комнате, ероша куски тканей и раскрошенного дерева. Даже деревянные резные панели на стенах местами порублены были безжалостно. Там же, в углу и обломок меча валялся. Металл, и тот не устоял, супротив человека. Хорошо хоть на людях князь не отыгрался – а ведь и до казней мог добраться, чтобы хоть как-то боль свою унять. Отчего не сделать так, чтоб кому-то хуже стало чем ему самому? Кто б запретил?

Сам Велеслав восседал за тяжелым дубовым столом с лавкой. Единственное, что уцелело в комнате. Да только не сидел, а лежал, уронив голову на скрещенные руки. Вокруг – на столе и подле него – батарея бутылей и бочонков. Видать не первый день князь «гневается». Часть тарелок узорных с остатками еды к краю стола спихнута, часть так и вовсе на пол свалена, будто не золото это, а глина у ленивого горшечника. Приподнял нехотя лохматую голову и прохрипел, не глядя:

- Все вон…

- Ага, разбежался, - невозмутимо произнес волхв и зашагал к столу.

Вскинул Велеслав на гостя мутные синие глаза с красным прожилками. Осерчать думал, да признал друга. Кривая ухмылка исказила красивые губы. С трудом, заплетающимся языком заговорил.

- О, Драг! Дружище. Проходи, а то мне это… хреново… и вы-ыпить не с кем…

- М-да… Пьянка. Банально. Ну, хоть без баб, - хмыкнул волхв, подходя ближе.

- Да ну их! Все беды от… нее. Откуда только свалилась на мою голову. Пробралась вот сюда … - задумчиво потер грудь в распахнутой рубахе, - Вот же… ноет и ноет. Не уймешь. Легче сдохнуть, чем забыть, - после чего подхватил кубок и опрокинул в себя остатки. Поморщился и начал искать глазами чем бы еще поживиться. Протянул руку со сбитыми в кровь костяшками и подхватил с тарелки щепоть соленой капусты.

- Смотрю ты тут надолго устроился.

- А что-о? Мне теперь то-о-оропиться некуда, - князь задумчиво поскреб пальцами многодневную щетину, пытаясь не потерять нить разговора. И вспомнить, о чем говорил ранее, - ох, и муторно… башка трещит… А э-это кто? За-ачем?

- Расскажет она тебе кое-что. Важное. Но в таком состоянии ты ничего не поймешь. И времени нет ждать. Потому…, - Драгомир подошел и несильно хлопнул друга по лбу. Тот дернулся, но через несколько мгновений тряхнул головой, словно наваждение сбрасывая. Глаза начали обретать осмысленное выражение. Вскинул их на друга.

- Зачем, Драг? - заговорил хриплым, но твердым голосом, без пьяных ноток, - я же нажирался, чтоб забыть, а теперь опять все чувствую. И мне опять хреново! Все внутри горит, внутренности руками разодрать хочется.

- Потерпишь. Выслушай меня и девушку, а потом можешь опять в запой уходить.

- А если я не хочу? – злобно прищурился князь. - Ни жить, ни слышать!

- Придется. Иначе я сомневаюсь, что ты останешься в кругу моих друзей.

- Воттакдаже?!

Гневно раздулись ноздри ровного княжьего носа. Полыхнула в глазах ярость, но привычно придавил ее. Умел управлять ею, не позволяя взять верх. Встал на еще нетвердые ноги, дошел до бочки с водой в углу и макнул в нее голову. Вынырнул, довольно отфыркиваясь, и откинул мокрые волосы со лба. После чего зачерпнул и сделал несколько глотков воды с ладоней. Зыркнул гневно на друга, но смолчал.

Потом повел плечами, разминая затекшее в неудобной позе тело. Пытаясь окончательно прийти в себя, растер ладонями помятое многодневной пьянкой лицо. Глянул на себя, на рубаху замызганную, в остатках еды и медовухи, скривился. Молча потопал в опочивальню, на ходу стягивая вещь через голову и промакивая ею мокрые волосы. Вернулся уже в чистом, кушак небрежно подвязал. Волос причесан, ежели бы не щетина – никто и не догадался бы чем князь занимался в своих покоях всю прошедшую седмицу. Лицом спокоен Ведеслав, а в глазах синих недовольство.

- Я ведь припомню тебе эту выходку, Драг.

- Не только припомнишь, но и благодарить будешь. Присесть не хочешь?

- Нет.

- Захочешь. Первое – Тамирис не замужем.

- Что?! – вскинулся князь, - Брешешь!

- Зачем мне это? Вот она, - кивнул волхв на девушку, - служанка ее, поехала со свадебным обозом под ее личиной. И должна была выйти замуж вместо … сестры Джанибека.

Служанка вместо ответа торопливо закивала. Предупредил ее по дороге волхв, что они идут к местному правителю, оттого та робела, пытаясь совладать со злостью и страхом одновременно.

Вмиг потяжелел взгляд князя, наливаясь тягучим гневом. Оперся о стол, сжав кулаки и не обращая внимания на боль в разбитых костяшках. Задышал тяжело, собираясь с мыслями.

- Отчего тогда служанка здесь? Обман раскрылся, и муж потребовал настоящую невесту? – вскинул глаза на насупленную служанку. Губы скривились в злобную ухмылку. Та испуганно втянула голову в плечи.

В отличие от Надин, Драгомир и бровью не повел. У него страха перед князем не было даже в юности, а сейчас и подавно.

- Не раскрыт обман. Жених, половецкий хан – умер. Мы с Джанибеком догнали караван и увезли девушку со скрытым лицом. Иначе Тамирис грозила бы смерть, ее валорцы должны были казнить за обман.

- Это правда, господин, - негромко произнесла служанка, - таковы наши законы.

Выпрямился князь. Пряча всю гамму чувств, что на лице играла, отошел к окну и оперся ладонями о широкий подоконник. Молчал, только желваки гуляли на высоких скулах. Ох, и тяжело отказываться от убеждений в чьей-то виновности! Особливо, если чужая вина тебе сердце искромсала. Когда сам в душе вердикт вынес – признать ли, что неправ был? Поверить ли словам друга? Так ведь никогда не врал ему Драгомир, если не хотел говорить – не говорил или умалчивал. Но не врал. На честности их дружба все испытания временем и властью прошла.

- Допустим, - нехотя выдавил из себя, Велеслав, напряженно размышляя, - И что теперь?

- А это как ты захочешь, - Драгомир был холоден и безжалостен. Дурь упрямую только болью победить можно. Самому ли не знать, - но я бы сходил и попрощался.

- В каком смысле? – резко повернул голову князь. Взгляд мгновенно стал хищным. - Она уезжает? – а в душе буря поднялась – ни за что! Ни за что и никуда ее не отпустит! Ишь чего удумала! Не разобрался он еще до конца. Расспросить надобно ее и Джанибека о случившемся. Самолично услышать все и решение принять. Город замкнет, но не выпустит!

- Она умирает, князь. Ей жить осталось один день, - словно обухом прервал его размышления Драгомир.

- Что?! – взревел Велеслав.

- Это правда, господин! – с отчаянием воскликнула служанка.

Развернулся всем телом и впился глазами в друга – пытаясь хоть намек на ложь уловить. Искал, да только знал в душе, что не получится себя и свою совесть успокоить. Не врут о таком. Тем более – ближний круг. А тут еще и девка пришлая заревела, закрыв лицо ладонями.

Сглотнул Велеслав, с трудом проталкивая слова в горло.

- Где она? Она ранена? Почему умирает?? Она не может умереть, я не позволю! – схватил друга за лацканы пыльного камзола, - где она, говори!

- Она умирает, потому что ты от нее отказался, - Драгомир добивал без жалости и снисхождения. Глядя прямо в глаза, - тьма не прощает такого. Девочка отдала тебе сердце, а ты растоптал его грязным сапогом.

- Джанибек сказал, что она замужем! - зарычал князь. Затряс друга, сжимая ткань до треска.

- Джанибек мог сказать, что она трехногая и с рогами. Какое тебе дело до его слов? Ты не выслушал свою женщину! Только она и ее слова имеют значение! Хотя зачем я это говорю, если такую очевидную вещь ты не понял сам. - волхв стряхнул руки князя с одежды и развернувшись, направился к дверям. - Тами лежит в комнатах Яры. Если захочешь – приходи. Или продолжай упиваться ущемленной гордостью.

Велеслав, разъяренный и оглушенный одновременно, в несколько шагов догнал друга, оттолкнул и первым распахнул дверь. Дивляна шагнула вперед, переводя обеспокоенный взгляд с одного на другого.

- Матушка, ты-то почему смолчала?!

- Да разве к тебе было подступиться, сыне? – Дивляна заломила украшенные перстами руки и невольно отступила на шаг – столько гнева было в колдовских синих глазах.

- Было! Только из-за нее и надо было!

Толку-то теперь припираться с матерью… Вихрем полетел Велеслав по коридорам и переходам. Гулко стучали шаги, а сердце из груди куда-то к горлу подкатило и трепыхалось там беспомощной птицей. Слуги дворовые испуганно шарахались в стороны, отскакивая и вжимаясь в стены.

Боги, может Драг преувеличил слегка? Может она приболела? Занемогла от переживаний, бывает такое. А память услужливо подкинула блестящие от слез аметистовые глаза и умоляющий шепот: «Ты тоже просил верить!». Она – смогла, а ты..?

Обожгло нутро раскаянием, будто кто раскаленный прут под ребра сунул и для пущей надобности поворачивать начал. Просила же птичка, еще тогда, когда все меж ними случилось, просила – не отказывайся! Никогда не отказывайся! А он и не понял почему. Думал блажь обычная, девичья. Отчего же не рассказала всего, не объяснила? Ох, девочка моя! Да что ж ты опять все сама, все на своих плечах. Гордая. Под стать ему. Эх, ежели бы только знал, к чему отказ приведет – совладал бы с гневом и ревностью, что затопили, начисто разума лишив. Только представил на мгновение – что чужая она, потешилась с ним и сейчас к мужу вернется – враз будто кто на глаза красную тряпку набросил. Даже не сообразил в ярости, что девкой ему досталась – ну какой муж? Ой, дурень! Кругом виноват.

Ворвался в комнаты – в горнице никого, голоса только слышны в опочивальне. Ринулся туда – на кровати Джанибек, принц валорский, сидит и ненаглядную за руку держит. Увидал князя и подобрался весь, как хищный зверь. Поднялся на ноги, встал, будто загораживая кровать, набычился.

- Пришел, значит?

- Пришел. И теперь никуда не уйду.

- Что же раньше не приходил? Гордостью упивался? И как? – выбрасывая издевательские слова, шагнул каганчи к собеседнику, кулаки сжимая.

А тот впился взглядом в фигурку на кровати, что за его спиной виднелась. А во взгляде боль и радость перемешались. Моя ненаглядная! Зашагал к ней, глаз не сводя с темноволосой головы.

- Хреново. Даже не представляешь насколько. Уйди с дороги, Джанибек. Не доводи до греха. Меня сейчас никто и ничто не остановит.

Обошел он каганчи, как преграду незначительную. Тот нехотя посторонился, изо всех сил сдерживаясь чтобы не подправить ровный княжий нос.

Присел Велеслав на постель, взял ручку девушки в ладони. А она холодна, будто в снегу лежала!

- Что ж ты, милая, никак замерзла совсем? Потому спишь так долго? Еще и ерунду какую-то говорят, будто уходить собралась куда-то? Никуда я тебя не пущу, даже не думай, птичка моя, - нежными поцелуями покрыл ее пальцы, силясь согреть. Всегда на поцелуи его откликалась, отчего ж теперь...?

Огладил лицо мраморное, щеки нежные. А внутри все перевернулась, когда слезы ее вспомнил, что по этим щекам бежали хрустальными дорожками. Из-за него…

- Боль ты моя и радость. Нельзя тебе уходить, слышишь? Не смогу без тебя, без улыбки и глаз твоих чудесных. Моя Тами, суженая моя … - склонился и коснулся гладкого лба губами, вложив в поцелуй всю тоску и нежность. Страх потери полоснул острой невыносимой болью.

Нехотя выпрямился князь, почувствовав, что друг подошел и рядом стоит.

- Сделай что-нибудь Драг. Ты же можешь…

- Я многое могу, но не это, - сдавленно произнес волхв, отводя глаза.

- Может ее на капище? Или какое-то место особое?

- Не нашим богам она молится, нельзя девочку на капище. Тьма ее – так вообще что-то за гранью понимания. Оттого она сейчас даже не в Нави, а в каком-то особом месте, которое не вижу. Нет мне туда ходу.

- Но что-то же можно сделать? Я не могу ее потерять!

- Прости, друг… Тьма действительно не дает второго шанса.

- Нет! Я сказал – нет! – рявкнул Велеслав так, что задрожали стекла. – Я ее не отдам! Сам пойду, сам найду способ, чтобы…

- Погоди, – замер волхв, обмозговывая внезапно вспыхнувшую мысль.

- Драг, я на все согласен! – князь вскочил и схватил друга за плечо.

- Что делать нужно? – к ним подскочил Джанибек.

- Помолчите все… Дайте пару минут, - сцепив руки за спиной, верховный волхв перекатывался с пятки на носок, разглядывая внутренним взором идею, как диковинное насекомое. В обычное время он отмахнулся бы как от бредовой ерунды. Но сейчас… Когда не знаешь, что делать – сделай самую нелогичную, невозможную чушь, что пришла в голову. Ибо неспроста она пришла именно к тебе.

- Ну? Не томи! – первым не выдержал Велеслав

- Не знаю, что выйдет… Но, ладно, попробуем. Джанибек, Дивляна – выйдите и ждите нас в горнице. Лера – остаешься здесь, будешь помогать.

- А почему это мы должны выйти? – возмутился каганчи.

- Потому что мне нужно будет раздеть твою сестру, чтобы она кожей чувствовала эту жизнь. Здешнее тепло и здешний воздух. Ты точно хочешь при этом присутствовать?

- Это обязательно нужно? Неприлично же! Никак по-другому? – смутился каганчи.

- Раз ты такой умный, то и делай сам. А я подожду на лавке в горнице, - бросил недовольно Драгомир.

- Не ссорьтесь, прошу, - вмешалась Дивляна. Мягко уговаривая, повела валорца вон из опочивальни, - пойдем, уважаемый. Посидим вместе в горнице, я велю съестного принесть. Поди устал с дороги, умыться не помешает, правда?

- Я не голоден, - буркнул он, тем не менее позволяя себя увести.

- Вот и славно. Со мной посидишь. Расскажешь чего, поди много где бывал, люд разный видал. А правду бают…

- Мне чем помочь? – вмешалась служанка.

- Ступай с ними. Ты не понадобишься.

- Лера, - когда за Надин закрылась дверь, - раздень подругу до белья.

Но едва огневка шагнула к кровати как ее остановило властное:

- Я сам.

- Но… - стушевалась Лера.

- Оставь, малышка. Пусть делает, - волхв обнял жену и отошел к двери. Но мысль о том, что князь может в последний раз раздевать свою женщину, тяжелым молчанием повисла в воздухе.

Велеслав лишь крепче сжал челюсти. Нет, нет и еще раз нет! Он не смирится и не позволит этой мысли даже мелькать в голове. Ни на кого не обращая внимания, князь с величайшей осторожностью избавил Тамирис от рубахи и штанов. Глаза раз за разом с любовью оглаживали желанное тело. Губы заныли от желания коснуться атласной кожи, ощутить ее вкус, разукрасить вновь отметинами своей страсти. Нежно-голубые шелковые шортики ладно обтягивали округлую попку. Не удержался, обвел пальцами ямочки на пояснице. Сколько раз любовался ими, когда его валорка изгибалась под ним ласковой кошкой? Ох, зачем же теперь свешивается безжизненно голова, словно цветок обломанный? А глаза чудные закрыты, скрывают редкий фиалковый оттенок. От которого у него сердце каждый раз заходилось, как безумное.

- Сладкая моя… ненаглядная… свет мой! - сами собой бормотали губы.

Бережно уложил ее Велеслав и укрыл меховым одеялом.

- Теперь что? – глухим голосом спросил князь.

Драгомир, стоявший к кровати спиной, обернулся.

- Как что? Раздевайся и рядом ложись.

- Потешаться вздумал?

- А то! Самое место и время, правда?

Ругнулся князь себе под нос, но беспрекословно выполнил наказ. Скинул одежду и нырнул под одеяло к своей девочке. Обнял ее, прижимая прохладное тело, согревая. Против воли наслаждаясь тем, как ладно ее изгибы к его подходят. Вдохнул едва слышный пряный аромат волос. Никого слаще нее нет! Нет и не будет.

Вот уже не думал никогда князь, что на него в постели друг глазеть будет. Да не один, а с женой. Хотя та, надо отдать должное – смущенно глаза прятала.

- Хорошо, - Драгомир невозмутимо подошел к кровати, - через Тьму ее не пробиться. охраняет надежно. Одна надежда на маячок, что девочка ставила на тебя перед битвой. Не убрала она его. Вот по нему и пойдем. Только на этот раз не ты ее маяком будешь, а она – твоим. Понял?

- Нет, но говори, что делать.

- Вот этот шнурок на шею надень. А вот этот, – Драгомир снял с шеи, - давай свою и ее … пожалуй, левые руки… оно к сердцу ближе будет, - ловко связал их руки хитрым узлом, - я проводником пойду. И я же тебя вытащу, если ничего не получится.

- Мне незачем возвращаться без нее.

- Придется, иначе останешься там навсегда. И да – вот тут точно второго шанса не будет. Тьма оборвет нам эту последнюю лазейку. Буду держать тебя сколько смогу, но там скорее всего безвременье, а я не всесилен. Поэтому – постарайся, Леслав, и поторопись. Не знаю, что там будет, но зови ее. Даже против воли Тамирис тебя услышит. Зови губами, зови сердцем. Расскажи все, что чувствуешь. Зови сюда, в этот мир. Она должна почувствовать вкус жизни. Захотеть вернуться.

- А что делать мне? – вмешалась Лера

- Дай руку, мышонок, мне понадобится твоя сила. Она чуть более родственна тьме, чем моя. Будет легче обмануть и пройти.

Верховный волхв склонился ближе к князю и произнес напоследок:

- Ты уж там расстарайся, дружище. Я очень хочу вот эту княгиню на трон. А сейчас – закрывай глаза.