Княжий венец

Глава 37.

Утренний луч затанцевал на щеке, пытаясь пробраться под закрытые веки. Тами недовольно засопела и попыталась глубже зарыться в подушку. Еще и жарко отчего-то, будто она к печке спиной прислонилась. Невольно попыталась отползти, но что-то мешало.

- Не ерзай, сладкая, иначе я сочту это приглашением, - раздалось низкое над ухом.

Девушка испуганно дернулась и замерла. Крупная мужская рука с бедра переползла на живот и по-хозяйски подтянула к себе. Что твердое нетерпеливо уперлось в поясницу.

- Ой!

- Это не «ой», это я. Доброе утро, сладкая.

- Доброе, - пискнула придушенной мышью.

- Как спалось? – искушающе-хриплый ото сна голос, прошелся бархатом по телу.

- Я не помню… - а в голове, как назло, одна за другой начали вспыхивать картинки того, что вытворял с ней князь прошлой ночью. Вмиг порозовело лицо и даже уши.

- Вот как? Хм… значит, повторить придется, - твердые губы начали неспешно путешествовать по пунцовому ушку. Прикусывая и лаская. Посылая искры удовольствия вниз живота.

- Нет! Я… я есть хочу! – ляпнула первое, что в голову пришло.

- Не поверишь, и я голоден, - мягко толкнулись в нее мужские бедра.

- Но так же нельзя! Каждый день.

- Почему? - искренне удивился Велеслав.

- Я не знаю… Но наверное…

- Иди-ка сюда. Глаза твои чудные видеть хочу, - уложил ее на спину, а сам остался на боку, подперев голову рукой. Тами подтянула одеяло до носа, невольно обнажив мужчину по пояс. И в отличие от нее, его это абсолютно не напрягало. Он умудрялся быть неотразимым даже со взлохмаченными волосами и следом от подушки на щеке. Одни его порочные зеленовато-синие глаза с поволокой заставляли сердце биться с утроенной силой.

- Давай еще раз. Доброе утро, ненаглядная! Чего так переполошилась?

- Я не знаю, как себя вести, - пришлось нехотя признаться.

- Хм… А должно быть как-то по-особому?

- Наверное… после того, как с мужчиной…

- Краса моя, - чуть шероховатые пальцы огладили нежную щеку, - после того, как ты мне себя подарила, это я должен. Заботиться, холить и лелеять. Потому как возьму за тебя ответственность пред богами и родом. А ты ничего не должна. Ну, разве только целовать чаще устами сладкими, - нагло ухмыльнулся, любуясь сменой эмоций на дорогом лице.

- Ты..! – вспыхнула валорка, как порох. Едва с кулаками не бросилась. Только этого и добивался. Ох, как же упоительно подмять под себя желанное тело, чувствовать его изгибы, от ощущения которых кровь в ушах зашумела. Ухмыляясь, легко зажал ее руки над головой и начал оглаживать брыкающуюся негодницу.

- Я. Твой будущий муж, - короткие жалящие поцелуи сыпались градом на лицо и нежную шею, - сейчас держусь из последних сил, чтоб вчерашнее не повторить. А мне тебя накормить надобно. Ты когда голодная, всегда злая. Эвон уже как глазами сверкаешь.

- Я не злая! Отпусти! – Тами задергалась, не желая самой себе признаваться как удобно и правильно ощущается тяжесть мужского тела.

- Не злая? Не отпускать? Значит, мой голод утолять будем? – движение мужских бедер даже сквозь одеяло наглядно демонстрировало его «приподнятое» настроение. И стыдно признаться, но неимоверно хотелось согласиться, с головой нырнуть в упоительную ласку и страсть. Если бы не предательское урчание желудка. Нехотя выпустил ее Велеслав из объятий и откатился на спину.

- Беги в купальню, птичка. Пока я не передумал.

Птицей метнулась она с кровати, под негромкий мужской смех. Успела только рубахой подхваченной прикрыться. Да только спину-то не прикроешь! Ох и стыдно!

В купальне Тами остановилась у зеркала и внимательно принялась рассматривать себя со всех сторон. Как-то же должна было отразиться на ней потеря невинности? Но, к собственному удивлению, ничего особенного не заметила. Разве только лихорадочный блеск в глазах и яркий румянец во всю щеку. А еще несколько следов мужской страсти на шее и груди. Да легкий дискомфорт в мышцах и внизу живота. О, Небо! Это она вчера была столько распутна? Что о ней должен подумать Леслав? - эм… Велелав? Да как же его теперь называть-то? А может он уже передумал и от своих слов откажется? Та-ак, кажется на пороге запоздалая истерика…

Чтобы хоть как-то отвлечься, Тамирис быстро умылась, кое-как заплела волосы в косу. Рубашку-то она надела, но более никакой одежды не было. Не полотенцем же ей подпоясываться? Придется выставить на обозрение голые ноги, рубаха-то длиной всего до середины бедра. А вдруг Леслав подумает, что она его заманивает? Хотя для чего уже? Все что хотел, он получил еще вчера.

В полном раздрае, валорка вышла из купальни. Стараясь незаметно оттянуть край рубахи пониже. Князь тем временем уверенно метал на стол нехитрые припасы. Сам себе удивлялся, но нравилось ему кормить свою валорку, нравилось подкладывать кусочки повкуснее и видеть довольную улыбку. На легкий скрип двери повернул голову к ней и замер. Хищно дернулись крылья ровного носа, а глаза прошлись по ней невидимой лаской, особенно остановившись на голых ногах. От его вспыхнувшего взгляда Тами самой вмиг стало жарко. А он, греховодник еще и сам рубаху не надел! Стоял перед ней босой, в одних штанах, ослепляя великолепием мускулистого тела.

- Извини, я… сейчас оденусь, - пробормотала она.

- М-м-м, только если в ту крошечную вещицу наподобие вчерашней красной.

- Это белье! – вспыхнула Тами, стараясь бочком добраться до своего мешка.

- Замечательное изобретение. Хочу, чтобы ты накупила себе такого же, когда вернемся, - мурлыкнул мужчина.

- Вот еще! Куплю шаровары до пят!

- Ты мне нравишься в любом виде. Так что – купи. А я даже больше буду хотеть их снять, чтобы добраться до желанного тела.

Тами, порывшись в сумке, встала, пряча белье в кулаке.

- Отвернись!

Мужчина посмотрел на нее с веселым изумлением.

- Тами? После всего, что я вчера видел и делал с твоим телом?

- Мне неловко. Пожалуйста!

- Только если пообещаешь не надевать брюки. Мне очень нравится вид твоих округлых коленок и тонких щиколоток.

- С ума сошел? Чтобы я гарцевала перед тобой в одной рубахе?

Вместо ответа, он с улыбкой преодолел несколько разделявших их шагов. Обнял, проникновенно глядя в глаза.

- Ты нервничаешь, это нормально. Но тебе не следует меня бояться. Ведь знаешь уже, что не обижу. Тебя – никогда. Вот только у нас не так много времени, скоро придется возвращаться. Пока мы тут – позволь себе побыть свободной. Без посторонних глаз, без лишних ушей. Свободной от чужого мнения, традиций, от навязанных предрассудков. Если тебе холодно, ты, конечно, можешь одеться. Но когда еще сможешь щеголять передо мной одной рубахе, не боясь осуждающих взглядов? И сводить меня с ума розовыми пяточками? – добавил с улыбкой.

- Я так не привыкла.

- Знаю. Я тоже не привык делать то, что хочется, без оглядки на долг и расчет. Но сейчас мы с тобой можем именно это. Позволь себе чуть-чуть свободы. Мне кажется – мы заслужили, - Велеслав коротко чмокнул ее в губы и вернулся к столу. Продолжив невозмутимо нарезать что-то к завтраку.

Вот как он это делает? Дает право выбора и одновременно подталкивает туда, куда нужно ему. Лучшие качества для правителя, но как с таким уживаться? Ведь придется отстаивать свою свободу шаг за шагом. «Вспомни, а сколько свободы было у тебя на родине?» - щелкнул по носу ехидный внутренний голос, - «Сколько тебе пришлось воевать, чтобы признали твое право на собственное мнение. А твой мужчина уже сейчас к тебе прислушивается. И даже идет навстречу, хотя не всегда согласен. Твое мнение важно, твои слова слышат».

Вздохнув, Тами натянула белье и присев на сундук, начала старательно расчесывать волосы. Ну и шайтан с этими штанами! Если ее мужчине нравится видеть ее голые ноги... Ей вот тоже нравится смотреть на его широкую спину. Как лениво перекатываются литые мышцы под гладкой кожей. Увы, не везде гладкой…

Торопливо заплетя косу с лентой, Тамирис подошла к князю и несмело прикоснулась к спине.

- Новые шрамы…

Крупное тело вздрогнуло под ее пальцами.

- Ерунда. Не в первой.

Тонкие пальцы бережно огладили розовые неровные рубцы на плече, перебежали на лопатку. Вот и вторая рука легла на широкую спину, изучая, ощупывая, жалея.

- Так много боли… Меня ужасно злит, что кто-то делал тебе больно.

Мышцы под ее пальцами окаменели. Велеслав даже затаил дыхание, боясь спугнуть первую несмелую ласку будущей жены.

- Я – воин, Тами, - хрипло ответил он, откладывая нож. Да он весь день так готов стоять, позволяя прохладным пальцам гулять по его телу как вздумается, - на войне не бывает по-другому.

На месте пальцев оказались нежные губы. Глубоко вздохнула, наслаждаясь чуть терпким, будоражащим запахом мужчины.

- Я бы хотела залечить все твои раны, - прошептала Тамирис. Опираясь на широкие плечи, приподнялась и поцеловала новый шрам у лопатки, - все до единой.

- А я готов получить еще столько же ран, если ты, сладкая, будешь лечить поцелуями.

Кожей почувствовал ее улыбку.

- Все мои поцелуи и так принадлежат тебе, князь, - она поднялась на цыпочки и обняла его со спины, прижавшись крепко-крепко, - а я хочу защитить тебя от мира. Потому что очень боюсь потерять.

Велеслав развернулся, мгновенно поймав в кольцо сильных рук.

- Это я должен защищать тебя, птичка. Оберегать, заботиться, нежить. И рычать на всякого, кто на тебя не так посмотрит.

- Не так – это как?

- Неужели не видишь, как мужчины плывут от твоей улыбки, от блеска чудных глаз, от того, как ты грациозно двигаешься и нежно смеешься? Как похотливо смотря вслед? Ты одна – а сплошное искушение и соблазн.

- О!

- И я сейчас из последних сил сдерживаюсь, чтобы не усадить тебя на стол и не залюбить до беспамятства.

Лукаво сверкнули фиалковые глаза.

- Не сдерживайся.

Мгновение, один стук сердца – и под ошалевший блеск синих глаза ее усадили прямо на стол. Мужчина вклинился телом меж ее бедер и смял губы в жарком порочном поцелуе. Язык, словно захватчик, проник в рот и начал вытанцовывать там, лаская и оглаживая. Не прекращались поцелуи, сыпались градом, не давая вдохнуть толком.

- Я же покормить хотел…

- Не больно-то и хотелось, - пробормотала она, подставляя многострадальную шею по жалящие поцелуи-укусы. Ох, и прибавится на ней в ожерелье синих следов!

Скинута ее рубаха ненужной тряпицей, руки жадные вмиг грудь накрыли, заставляя выгибаться и цепляться за широкие плечи, наслаждаясь умелыми движениями шероховатых пальцев. Высекает Велеслав из нее стоны, раз за разом – и сам теряет голову окончательно. Стоны и вздохи страстные – лучшая это музыка, что он слышал. На губы его, что очутились на ее груди, реагирует Тами еще острее – стонет громче, выгибается, запускает пальцы в волосы, невольно прижимаясь еще крепче. Хочет и требует еще ласки. А он дуреет от ее голоса, от запаха атласно-нежной кожи, от следов собственных жадных поцелуев на молочно-белой коже. Изнывая, трется о него валорка всем телом, предвкушая и молчаливо требуя заполнить ту пустоту, что жадно пульсирует сейчас внизу живота.

Подтолкнув, укладывает ее на стол, любуясь раскрасневшимися зацелованными губами, жадным блеском в потемневших фиалковых глазах. В глазах этих разгорается несмелое предвкушение удовольствия. Мужские губы раздвигаются в порочной улыбке – ведь не знает еще его девочка, что он задумал. Оглаживает он всей ладонью желанное тело, от шеи хрупкой, по ключицам, потом грудь, что сейчас тяжело вздымается. Талия тонкая, следом – животик впалый и бедра округлые, манящие. Прикрывает валорка стыдливо глаза, и стонет, прикусив губу, умоляя жар крови унять.

- Леслав, пожалуйста…

- Сейчас, сладкая, сейчас…

Стягивает он с нее белье и накрывает гладкую, словно бутон промежность. Гортанный, мурлыкающий звук срывается с зацелованных губ. Пока еще несмело раздвигаются ноги. Влага ее позволяет пальцам легко скользить по складочкам, лаская и высекая низкие, гортанные стоны. С замирающим от восторга сердцем смотрит Велеслав как красиво отдается его валорка страсти, несмело двигает бедрами, беспомощно скребет пальцами по столешнице. О, сейчас еще слаще будет милая! Склоняется и накрывает ее промежность ртом, широко и мягко оглаживая складочки языком.

- Ты что…? – едва не слетает со стола валорка. Да только предусмотрительно положил ладонь на подрагивающий животик. Властно заставил лежать на месте, познавая свою женщину на вкус. И впадая в лютую зависимость от первого глотка со вкусом пряностей и карамели.

- Лежи! Ох, и сладкая ты у меня… - преодолевая легкое сопротивление, поднимает сначала одну ее ножку и ставит пяткой на стол. Потом другую. От вида ее влажной, идеальной промежности в паху становится больно. Стыдливо зажмурившись, Тами лежит на столе вся пунцовая, беззащитная, полностью открытая ему. И это заводит и пьянит не хуже вина заморского. Многообещающе улыбнувшись, князь вновь склоняет голову между гостеприимно раздвинутых бедер.

Ей мучительно стыдно, но она никак не может удержать стон, от прикосновения языка… кто бы мог подумать – там! Но это так невыносимо приятно, так греховно-упоительно! Она и помыслить не могла, что такие ласки вообще возможны! И чтобы этот властный, высокомерный мужчина сейчас… О, Небо! Его язык танцует, оглаживает, а губы мягко прихватывают комочек ее удовольствия, слегка сжимая. От пронзившего острого удовольствия она кричит, пальцы крепко вцепляются в темноволосую голову, невольно умоляя не останавливаться, притягивая к себе еще ближе. В крови словно запустили пригоршню золотых пузырьков, что лопаются и рассыпают удовольствие по всему телу. Невыносимо-острое настолько, что хочется брыкаться, кричать и кусаться. Только бы он не останавливался. Ее терзают мучительно-сладкие ласки, от которых хочется рычать. Когда его язык глубоко проникает в нее, она со стоном выгибается навстречу, еще шире раздвигая ноги.

- Да! Пожалуйста… еще!

На смену языку приходит палец, а губы плотно накрывают клитор. Вместе с языком ласкают, терзают, нажимают, постукивают. К одному пальцу, добавляется второй. Боги, какая же узкая и манящая! С ее губ срываются непрекращающиеся крики, то умоляющие, то яростные. Тело трясет как в лихорадке, слишком острые ощущения, слишком много, слишком за гранью… Да!

Не любил Велеслав эти ласки, редко кому из его женщин перепадало такое. Предпочитал, чтоб его ласкали. Но тут… Понял, что будут у его валорки зацелованными не одни губы. Стал вмиг от ее вкуса зависимым. Уверенно подводил к финалу, изнывая от желания нырнуть членом туда, где сейчас находились его пальцы. Вот только видеть, как твоя женщина взлетает за облака в сотню раз приятнее, чем самому испытать. И осознавать, что ты довел ее до огненной вспышки лишь руками и губами. Вздрагивает его девочка, выгибается, запрокинув голову. Судороги волнами накрывают тело, а пальцы внутри будто сжимает бархатной перчаткой. Не сразу убирает он руку, усиливая лаской финальные толчки, растягивая ее удовольствие.

Только после того, как она затихла, притянул к себе обессиленную девушку, заставляя сесть. Безвольные руки послушно обнимают за шею, а ноги осторожно обвивают талию, когда одним толчком, до упора входит, наконец, в манящую глубину. Фиалковые глаза удивленно распахиваются, и он успевает заметить в них затухающие искры удовольствия. Не задумываясь, накрывает ее губы поцелуем.

- Чувствуешь, какая ты сладкая? – ухмыляется, когда девушка краснеет, впервые познакомившись с собственным вкусом.

- Я… Ты ужасно испорченный… Ах! – резкий толчок внутри выбивает все возмущенные мысли.

- Да, милая. И тебя буду портить с завидной регулярностью. А теперь держись, - князь сразу же берет широкий, размашистый темп, слишком много в крови возбуждения, чтобы быть медленным и неторопливым. И с радостью замечает, что нравится это валорке. В такт его движениям начинает подмахивать бедрами. Губы жадно отвечают на его поцелуи-укусы. Шальным хмелем гуляет жар в крови, а стоны и крики ее лишь подстегивают, разжигают его еще ярче. И он рычит, вторит ее стонам, вторгаясь в ее тело еще глубже, еще резче. Одно она с ним! Единое целое! Оттого и накрывает их одновременно. Протяжно вскрикивает Тами и безвольно повисает в его руках. Успел Велеслав лишь кулаком на стол опереться, когда распылила его волна на звездную пыль. Через сколько времени стянуло и собрало обратно – не понял. Прикрыв глаза, наслаждался тем, как осторожно поглаживали нежные руки его влажную спину.

- Как ты? – шепчет, целуя в плечо.

- М-м-м, очень стыдно говорить, но если это было вместо завтрака – то мне понравилось.

Раскатисто и довольно рассмеялся, нехотя выходя из нее, но не выпуская из рук. Словно пушинку привычно понес в купальню, хотя ох, как не хотелось смывать с нее свое семя и следы своих поцелуев.

- Да, уж! Горячее подал на завтрак. С пылу с жару.

- Угу.

Бесконечно расслаблена девушка в его руках. Настолько вымотана удовольствием, что почти не брыкается, когда он бережно омывает ее бедра и промежность. Один короткий взгляд только на него бросила, в котором восторг чистый плещется. И опустила ресницы. Еще никто на него так, словно на божество какое не смотрел! Взвыть хотелось от счастья.

- Кажется я скоро привыкну, что ты меня моешь и на руках носишь, - бормочет Тами, когда ее, закутанную в полотенце, принесли и усадили на кровать.

- Вот и правильно. Самое место тебе – на руках моих. Потому как для меня и моих рук тебя Боги создали. Или меня для тела твоего дивного, - поцеловал губы долгим поцелуем и все же нехотя отстранился, - одевайся, Птичка. Обещал же покормить.

- А потом?

- В лес пойдем, по грибы-по ягоды. А еще целовать тебя буду у каждого дерева.

- У каждого? – ахнула валорка. Это же – лес, тут деревьев без счету!

- Ладно, у осины не буду, примета плохая, - ухмыльнулся князь, вновь устанавливая емкость с остывшей водой на огонь.

- А мне теперь и отказать нельзя будет? – одетая валорка осторожно присела на скамью. Ноги еще немного подрагивали от неги и отголосков удовольствия. И очень неловко было смотреть на край стола, где только что отдавалась князю с бешенной страстью.

- Если действительно не хочешь – то, конечно, можешь. А ежели всего лишь стесняешься – то ни в коем разе! Мужа стыдиться – дело последнее.

- Иначе начнет на сторону смотреть? – скептически подняла она тонкую бровь.

- Иначе думать начнет, что противен. А кому по нутру такое?

- И найдутся охотницы доказать обратное? – ухмыльнулась и скорчила рожицу.

- Не без этого. Ревнуешь? – смешинки заискрились в синих глазах.

- Вот еще!

- Жаль. А я тебя – до одури. Ешь, - перед ней поставили тарелку с нарезанным холодным мясом, хлебом и сыром, - сейчас еще взвару налью. Вода-то остыла, пока мы… страстью горели, - подмигнул, заставив девушку сердито засопеть.

Как можно быть таким невыносимо раскованным! Ни тела нагого не стыдится, ни разговоров о запретном. Мужчины в нравах, понятное дело свободнее женщин, но ей достался и вовсе бесстыжий. Удивляло только, что он, при всех его умениях постельных, о ее удовольствии думал в первую очередь. А значит – небезразлична она ему! Хоть и не говорит о чувствах, но ведь мужчины редко когда вообще задумываются об этом. По иному у них голова устроена. Подождать надобно, глядишь после разговоров о ревности и до любви дело дойдет.