Княжий венец

Глава 31.

Неожиданно тихо стало после ухода селян. Тамирис поймала себя на мысли, что напрягается и испытывает неловкость оттого, что осталась один на один с десятником. Хотя ведь полпути вдвоем проехали – и не смущало ее это ранее. Что же изменилось? Она невольно покосилась на воина. Красивое лицо было невозмутимо, но недовольство легко читалось по поджатым в линию твердым губам. Под пронизывающим взглядом синих глаз и вовсе стало неуютно. Но в следующее мгновение Тами разозлилась. Да что он себе позволяет? Подумаешь – поцеловал ее Воят в щеку перед уходом! Что такого? Куда лучше той хамской попытки, когда сам десятник полез целоваться в княжьей библиотеке. Вот уж у кого ни стыда, ни совести.

Фыркнула она и направилась к входной двери. Сумку со всем необходимым сжимала перед собой, будто щит от чьей-то мужской непрошибаемой наглости.

- Ты куда? – немедленный вопрос низким будоражащим голосом. Еще и требовательно так! Будто должна она перед ним отчитываться.

- Наружу. Надо подготовится. Думаю, со дня на день сюда колдун придет. Мои печати на других болотах он не снимет. Единственный источник мертвых – только это место.

- Я с тобой.

Сумерки опускались – мягкие, теплые. Вроде и вечерело, а холодно вообще ни разу не было. Оттого без плащей из дому вышли. Белеет ее рубашка на фоне темного леса, а у Велеслава одна мысль в голове скачет – как белеть ее тело на простынях будет. Под его смуглыми руками. Нервно сглотнул, отгоняя наваждение. Если ближайшее время не почувствует валорку под собой – умом тронется! Почти наяву ощущает молочно-белую кожу под пальцами. Как прижмется к ней сзади, впечатывая в собственное тело и целовать начнет шею лебединую.

Еще и ревность жжет внутренности, хоть никогда он не признается в этом. Противное, оказывается, чувство! До нее и не знал, что такое бывает. А как увидал, что в очередной раз Воят руки к ней тянет – за дверной проем схватился что есть мочи, чтобы на месте остаться. А не полезть в драку. Одно остановило – расстроится его валорка. Или того хуже – кинется жалеть и защищать охотника. Вроде как он жертва чужой ярости. А вот их сближение ни к чему. Обо всех должна позабыть, только о нем, о Велеславе думать!

Меж тем Тамирис и вовсе на него внимания не обращала. Отошла шагов тридцать от дома – аккурат, где каменная стена заканчивается, что берег от леса защищает. Постояла, в уме что-то прикинула и начала найденной палкой выкапывать неглубокую лунку.

- Подсобить? – низкое, будоражащее прозвучало над головой.

- Нет. Мне лишь прикопать кое-что надо. «Ох, отошел бы лучше подальше, одним присутствием своим будоражит». Еле-еле сдерживается чтобы не прильнуть к широкой груди, позволяя прижать себя крепко, как только он может.

В образовавшуюся ямку девушка осторожно положила плоский черный камень, с двумя перекрестьями линий на нем. Прикопала тщательно, забросала травой и хвоей. Да только мало ей этого показалось: выпустила на ладонь черную «птичку», поворковала над ней и та, спрыгнув, исчезла на месте прикопанного камня.

- Объяснишь хоть, что делаешь? – не выдержал князь, когда валорка начала повторять свои действия шагах в пяти. Покосилась на него, но все же ответила.

- Это камни поглощения. Они будут вытягивать тьму, ослабляя противника. Не хочу, чтобы узнал о них раньше времени. Прикрою, будто поисковое заклятие здесь.

- А как ты вообще с ним будешь… ну, сражаться? Или как у вас, у колдунов, это называется?

- Я не колдунья, - поморщилась девушка, - я всего лишь пользуюсь своей силой, договариваюсь с ней. Поэтому у меня ограниченный резерв. Я не отдаю Тьме себя, я прошу ее помощи. А «темные», они выжигают свою личность и заполняют ее Тьмой. Отдают больше и получают больше. Но зачем такая сила если не ты владеешь ею, а она управляет тобой? – отряхнув пальцы от прилипшей земли, девушка поднялась на ноги.

- Хочешь сказать, он сильнее тебя будет?

- Хочу сказать, что у него разнообразнее варианты действий. Атаковать он будет больше и чаще. Поэтому защитный круг для нас я обязательно поставлю. Чуть дальше отсюда. Там мы с тобой и будем находиться.

- А мне что делать? Как тебе подсобить?

- Никак. На этот раз твой меч бессилен, воин. Это наша с ним битва. Темная.

- Не должно так быть чтоб раз за разом я, как пень, рядом стоял. Скажи, что делать и я сделаю, - как же приятно видеть беспокойство в колдовских глазах с поволокой.

- Не геройствуй понапрасну. Не давай врагу лишний козырь в виде своей жизни.

- Беспокоишься за меня? – нахально улыбнулся воин.

- Конечно. Мне ж потом князю объяснять куда его десятник делся.

- Э… Думаю, он тебя поймет. И простит за самоуправство.

- Да мне как-то его мнение… – пожала валорка плечами, - где я и где он. Не пересечемся мы никогда. Может мельком только если.

- Ой, не говори «гоп», - насмешливо блеснули колдовские глаза.

- Не в этом дело. Сама стараюсь держаться подальше от высоко сидящих. Ничего там хорошего нет. Только жажда власти и нетерпимость к мнению, отличному от своего. Мне у любого трона душно будет. Я слишком самостоятельна и не привыкла молчать. Таких не любят. Особенно в стане дворцовых прихлебателей.

- Ты же не знаешь князя. С чего решила, что он твою прямоту не оценит?

Тамирис, до этого сосредоточенно рисовавшая защитный круг на земле, подняла голову и насмешливо сдула прядь, упавшую на лоб.

- Сам-то в это веришь? Когда человек обладает неограниченной властью – у него так же неограниченно раздувается самомнение. Даже если он сам замечает этого. Оттого у властителей не бывает друзей, только подданные. Разной степени верности. Власть – как гора, там можно стоять только в одиночку.

- Хм… А жена?

- Вот тут вообще смешно. Если властитель не особо слушает советников, разве будет слушать жену? Вот скажи, какая роль уготована супруге любого правителя? Правильно – рождение наследников. Кто-то интересуется ее мнением или желаниями? «Рожай, вышивай, молчи». Этих жен выращивают, как племенных кобыл, которые дальше прялки и украшений ничего не видят. В своей примитивной покорности они смиряются с появлением наложниц, успокаивая себя тем, что «это мужская натура и им можно». Разве с такой будут советоваться о войне и политике? Нет, она просто удобна. Как бессловесное устройство для рождения детей, которое при случае можно заменить на более свежее. Вот тут я точно не гожусь. Своего мужчину не делила бы ни с кем.

- Из ревности?

- Из брезгливости. Тебе разве нужна женщина, от которой пахнет другим мужчиной?

- Фу!

- И я о том же.

Велеслав задумался и замолчал, позволив девушке сосредоточится на создании защитного контура. На этот раз она с особым тщанием выводила руны, отслеживала направления и стороны. От малейшей оплошности их жизни могли оборваться с первым же ударом колдуна. Ну уж нет! Не доставит она ему такой радости. Усиливающее заклятие, усиленный контур. Под ее Тьмой вся конструкция слегка ушла в землю, чтобы активироваться в нужный момент.

- Уф, кажется все, - она поднялась на ноги, разминая затекшие плечи. Вокруг окончательно стемнело, только окна домика горели приветливым светом. Там тепло и уютно. Там – дом.

- Не замерзла? Пойдем скорее.

- Нет, все хорошо, - ругала себя на все лады, а все ж таки позволила взять себя за руку. Всегда была самостоятельной, а сейчас отчего-то нравится чувствовать, что ее оберегают. Надежная рука, сильная. Крепко, но бережно держат мозолистые пальцы. Вот только покалывает странно, будто крохотные искры от ладони разбегаются по телу. Странно и щекотно.

Внутри избы было тепло. Тами присела на лавку, с удовольствием прислонившись к теплому камню стены. Запустила пальцы в волосы и легонько помассировала. Часто так расслаблялась после ночей за книгами. Или в дальней дороге, когда голова гудит от усталости. Вроде бы мелочь – а всегда помогало. Девушка улыбнулась и даже глаза прикрыла от удовольствия. Как же хорошо! Эх, знала бы до чего хороша и нежна была в эту минуту! Изо всех сил сжались мужские кулаки, чтобы не сграбастать это чудо. И не начать целовать яркие губы цвета спелой земляники.

- В печи вода согрелась. Выпьешь со мной взвару? – хрипло спросил мужчина, - знахарка травы передала, сказала тебе с них польза будет.

- Давай.

Будто заправская кухарка, князь залил горячей водой пару щепоток травы, как учила старуха. Ей ведь, Птичке, силы понадобятся. Совсем себя не щадит, бежит как оглашенная, любому на помощь, не разбирая насколько для нее тяжело и опасно это. А теперь еще и колдун на горизонте. Эх, достать бы его мечом или стрелой, чтобы не пришлось ей силы тратить. Или что еще хуже – собой рисковать. С нее станется!

- Держи, - поставил перед ней кружку с настоянным взваром.

- Спасибо, - она неохотно распахнула глаза. Расслабилась в тепле и тишине. Ох, и утонул он в озерах фиалковых, век бы не выныривал. Чувствовал, что ведет его, как юнца безусого. Из последних сил удерживал голодный блеск в глазах, чтоб не спугнуть установившееся хрупкое перемирие.

- Пей горячим, так знахарка сказала.

- Хорошо. Сладкого только не хватает, - смущенно добавила Тами.

- Сладкое любишь? – присел рядом, на табурет во главе стола.

- Очень. Особенно фисташковую пахлаву или варенье из лепестков роз. Мне в детстве не разрешали много сладкого, чтобы не испортить зубы. Но я убегала и всегда находила чем поживиться. А еще люблю инжир. Он так упоительно пахнет, когда начинает плодоносить! Я часто просиживала в саду с книгой, просто вдыхая его неземной аромат. Каждый раз как вспоминаю – мне хочется улыбаться.

- У нас тут из сладкого, в основном, ягоды растут. Фруктов немного бывает, слишком холодно.

- У вас суровый край. Он закаляет не только деревья, но и людей. Чем больше узнаю, тем больше восхищаюсь. Вы не отступаете, не знаете слово «невозможно». Живете в суровых условиях, но не озлобились и не очерствели. Вас не развратило золото и обилие удовольствий. В самых тяжелых обстоятельствах главное – сохранить душу, сохранить в себе человека… И вы смогли это сделать. Возможно поэтому боги берегут ваши края, не позволяя злу утвердиться.

Тамирис осторожно допила взвар и поставила кружку на стол. Поиграла пальцами по пузатой поверхности, украшенной незатейливыми узорами. Ох, в себя надо прийти. Пока говорила, слишком долго любовалась совершенным мужским лицом, глазами колдовскими. Аж голова кругом. Еще и сердце так заполошно бьется, что кажется из любого уголка дома слышно. А уж когда с восхищением посмотрел, так и вовсе сердце к горлу подпрыгнуло.

- Ты хорошо сказала про наши земли. Спасибо, - Велеслав был удивлен, и что греха таить, приятно было что про его княжество такие слова звучали. Искренне, от чистого сердца.

- Говорила, что думаю, - пожала она плечами.

- Знаешь, крепко я над твоими словами задумался. И вот что скажу – если бы выбрал женщину по сердцу, обязательно слушал, что она мне скажет. Ведь ближе ее не будет, а значит и худого она не посоветует, - жаром полыхнули синие глаза, заставив порозоветь нежные щеки.

- Похвально. Вот только твоя женщина должна заставить себя уважать. Иначе не услышишь ее слов, - разговор в опасную сторону сворачивал. И в душе горько стало, едва представила рядом с ним другую… Ту, на которую он будет смотреть с восторгом, ту которую будет целовать… Провалилась бы эта незнакомка к шайтанам! Встала девушка из-за стола и, с трудом удерживая невозмутимость, сделала вид, что идет мыть пузатую глиняную кружку.

- А если скажу, что уже уважаю ее безмерно? Как никого и никогда.

Валорка резко обернулась. Десятник тоже поднялся на ноги. Оперся кулаками о стол, глянул исподлобья. Пронзительно и остро. От взгляда, которым он ее окатил, мгновенно бросило в жар. Дыхание сбилось, и мучительно-сладко потянуло где-то внизу живота.

- Могу сказать, что… рада за тебя, - голос предательски дрогнул. Значит есть у него кто-то! А она так, попутчица и развлечение в дороге… От боли нахлынувшей и под пронизывающим взглядом синих глаз Тамирис невольно отшагнула назад.

- Другое я хотел услышать от своей женщины. Но пока и так сойдет, - сделал он шаг ей навстречу.

В душе от его слов будто пожар вспыхнул. И страшно стало. Правда это? Или она в словах запуталась?

- Не понимаю, о чем ты? – ноги вновь отшагнули назад.

- Все ты понимаешь, Тами, - опасно ухмыльнулись мужские губы. Да так, что коленки дрогнули. И еще один его шаг к ней.

- Ты… ты трофей в дороге завоевать хочешь! Словно вещь я. Не подходи! – она выбросила руку перед собой, ладонью вперед.

- Какая опасная у меня женщина. А я все же рискну, - сделал вид, что не замечает, как тонкая сотканная из дымки веревка коснулась шеи.

- Не подходи. Я не шучу, - за спиной оказалась стена, отступать было некуда.

- Я тоже. Не вещь ты и не трофей, нежная моя. Дорогамне стала, как никто и никогда. Не могу без тебя, тянет будто магнитом! Сил нет, как хочу тебя коснуться. Поцеловать губы твои сладкие.

- Это так ты готов с моими желаниями считаться? – чуть крепче стянулась удавка. И будто не заметил князь этого, еще двинулся.

- Ты сама свои желания разве слышишь? Честно ответь себе, ведь хочешь того же, что и я. Что и у тебя голова кругом и сердце от одного взгляда бьется, как безумное. Тянет нас друг к другу!

- Это… это ничего не значит!

- Еще как значит, - остановился он в двух шагах, чуть нахмурившись от того, что ощутимо уже сдавило шею, - с ума меня сводишь! Высушила почище лихоманки какой, под кожу влезла. День и ночь только о тебе и думаю, – низкий мужской голос обволакивал словно бархат. Лаская и будоража. Странная дрожь прошла по телу. И мурашки радостной толпой в рассыпную бросились.

- Это похоть обычная. Пройдет и лица моего не вспомнишь, - подбородок предательски дрогнул от одной мысли об этом.

- Никогда. И поверь, могу я похоть отличить. Никогда бы ради обычной бабы не стал кашеварить или рубахи стирать. На руках носить и умирать от беспокойства, что в себя не приходишь. Да и ревности никогда до тебя не испытывал. Такой, что любого, кто на тебя глянет, убивать хочется.

- Все равно не подходи!

- Не могу, Тами. С ума сойду, если не коснусь тебя, сладкая. Отзови свою тьму, - он шагнул вперед, напрягая жилы.

- Нет. Нельзя!

- Я все равно подойду к тебе, девочка. Или убьешь меня за один поцелуй? Которого ты также мучительно хочешь? Ведь хочешь же?

- Перестань! Что ты делаешь?! – прошептала она, когда один шаг оставался да нее. Мужское лицо потемнело от натуги, но он не сводил с нее горящих восхищенных глаз. И улыбался!

- Отзови свою Тьму, Тами. Иди ко мне. И не бойся своих желаний.

Со всхлипом отпустила она удавку и в этот же момент очутилась в кольце крепких мужских рук. Твердые губы накрыли ее в жадном, собственническом поцелуе. Будто клеймил ее губами, утверждал свое право. Щедро делился своей страстью, да так, что вспыхнула валорка, как лучинка березовая. Раскрыла губы, принимая все, что он готов был ей дать.

Мужской язык по-хозяйски проник в ее рот, заставив глухо выдохнуть от удовольствия. Исступленно, жадно, раз за разом припадал Велеслав к девичьим губам, будто напиться не мог ее дыханием. Цепочкой поцелуев спустился по лебяжьей шее. Прикусил тонкую ключицу и тут же зализал укус. И вправду птичка! Эвон косточки какие тоненькие. А руки нетерпеливо спустились на тонкую талию и далее расположились на округлых бедрах. Диво как удобно лежат, будто для него ее тело. Тихо стонет под его поцелуями валорка, совсем теряя голову. И у князя раскаленное желание бежит по венам, заставляя пальцы мелко подрагивать от предвкушения. Чувствует мужским нутром, что еще немного и окажется девушка на гостеприимно расстеленной постели.

Вот только впереди битва. А Тамирис слишком серьезна, чтобы на самотек все пустить. Прижмет после «всего» к стенке расспросами. И выложит он ей все как на духу, уже не отвертишься. Что князь он, а потому на ней, безродной, жениться не сможет. Не поймет ни совет боярский, ни Миргород. А бабы, они ж какие? В слезы и сопли. Как ей в таком состоянии воевать? А значит он, князь, все дело под угрозу поставит своей несдержанностью. И пусть в паху болезненно ноет, а перед глазами круги красные, но должен остановиться. Как бы не сбивалось дыхание. Как бы жадно не шарили руки по желанному телу, что так ласково и доверчиво прижимается, идеально совпадая изгибами. Будто под него, под его руки создавали Боги эту девушку.

Мучительно, с глухим стоном, Велеслав оторвался о ее губ. Прижал ненаглядную к груди, осторожно поглаживая чуть влажные темные волосы. Заговорил хрипло, с трудом, из-за сбитого дыхания.

- Обещал тебе… что после битвы только… слово мое крепко.

- Шайтаны бы побрали… твое слово, - пробормотала девушка то, что сердце наперед разума сказало. Замерла пичугой, вслушиваясь, как в широкой груди рождается раскатистый смех. Ласково рассмеялся князь, не выпуская ее из объятий.

- Не буди лихо, милая. Итак, едва держусь. Погоди немного, но потом уж не обессудь – моей будешь.

- Я подумаю, - она отстранилась и насмешливо посмотрела в потемневшие синие глаза.

- Поздно думать. Не отступлюсь я, сладкая. И не отпущу тебя.

- Сегодня пожалела, а в следующий раз могу и не отозвать Тьму.

- Нешто убьешь за то, что вновь поцеловать тебя захочу?

- Нет, но…

- А потом уж не до твоих умений будет. Моими будешь наслаждаться, - порочно улыбнулись мужские губы. Те, что так головокружительно целуют.

- Прекрати. Не хочу сейчас об этом слышать, - покраснела девушка.

- Главное – думай про это. И предвкушай, как моей станешь.

- Ох, и наглый ты, десятник. Тебя, часом, за такое не били? – Отшагнула от него и присела, чтоб поднять с пола кружку. Выпала она из ослабевших пальцев, едва мужчина ее губ коснулся. Вот как он с ней это делает?

- Смельчаков не нашлось, - хмыкнул мужчина.

- Хм… Значит я первая буду, - ушла в угол, где сполоснула посуду и поставила на полавочник. Не зная, чем себя занять в ограниченном пространстве дома, присела на стоящий у двери сундук. Мысль была трусливо сбежать, чтобы вернуть хладнокровие, но она запретила себе. Не проявит она трусости! Знала точно – решительное «нет» и отступит мужчина. Вот только где взять силы на это короткое слово? Внизу живота томление странное и губы ноют, просят еще поцелуев. А в груди пожар не утихает. Девушка инстинктивно потерла ладонью ниже ключиц, зацепив веревочку с медальоном-птичкой. Мужчина, нависавший сверху, неожиданно присел рядом, безцеремонно потеснив. Глянул на медальон и хмыкнул.

- А знаешь, что здесь?

- Птица?

- Князь-птица, - улыбка десятника стала еще шире, - видишь – лента с медальоном на шее. Занятно. Откуда у тебя?

Тамирис сделала максимально невозмутимое лицо. Ох, удержать бы смех внутри!

- Жених подарил.

- Что?! - мужская рука потянулась чтобы сорвать чужой подарок, но Тами предусмотрительно сжала вещицу в кулаке.

- Этот… Воят совсем страх потерял?!

- Это не Воят. Это в Миргороде еще, - ее смеющиеся глаза будили раздирающую злость. Весело ей про других мужиков говорить!

- Как?! Еще там? Ах ты, вертихвостка! Кто это был? – схватил ее за плечи и гневно встряхнул. Ревность толчками разливалась по венам. Под замок ее что ли посадить, чтоб только он красой наслаждаться мог? Так ведь не удержишь. Только добром и лаской надо. Будет ей добром! Только наперво головы всех ухажеров и «женихов» на пиках Миргородских разместит.

- Не скажу. Главное – жениться пообещал. Вот вернусь… - не сдержавшись, прыснула девушка. Разозлив мужчину еще больше.

- Даже думать не смей! Я ему башку оторву. И посмел же, поганец!

- Нельзя башку. У него мать, я слышала, женщина суровая. И отец под стать, - хохот удерживался их последних сил. Вырывался толчками.

- Кто?! Из бояр? Али из дружины моей?

- Что значит «из твоей»? Княжья это дружина. Да только не оттуда жених мой.

- Слышать не хочу ничего женихах! Моя ты!

- Хорошо, не буду. Да только нам с ним еще ждать придется… - скорбное лицо не получилось. Кажется, она хрюкнула от смеха и прижала ладонь ко рту.

- Да что ж ты потешаешься? Смешно ей! Говори – кто? – мужские пальцы сжали подбородок заставив посмотреть прямо в глаза. Бешенство в синих очах гуляло, да только не страшно ей, ни капельки. Знала откуда-то, что не обидит ее Леслав. Верила.

- А ты… пообещай, что не убьешь…

- Кости пересчитаю. Все до единой. И зубы!

Все нет больше сил больше сил сдерживаться! Шустрой белкой вскочила с сундука. Смех заставил пополам скрутиться.

- Ой, не могу больше! У него ж еще не все зубы вылезли… Куда ж его бить-то?

- Тамирис! – взревел князь. - Кто смертник этот?

- Пе… Пересвет!

Задорно хохоча, не смогла удержаться на ногах, осела прямо на пол. До слез из глаз, до судорожно сбитого дыхания. Глянула на ошарашенное лицо мужчины и залилась смехом пуще прежнего. Уже и живот болел и челюсть ноет, а никак не могла остановиться. Это не щелчок – это кулаком по носу! Красивому такому, ровному.

- Ах, ты, зараза! – мужские руки сгребли ее с пола и усадили на колени. Девушка уткнулась ему в грудь, периодически вскидывая голову и закатываясь новой порцией смеха. Вслушивался он в серебристые нежные ноты ее веселья, будто ручеек лесной, звонкий бежит. Потом не выдержал и тоже расхохотался. Никому бы не позволил над собой потешаться, а ей отчего-то можно. Вот ведь поймала шуткой своей! И вправду, как дурак себя вел. Ни дать ни взять – муж ревнивый.