Княжий венец

Глава 36.

Настолько острым было наслаждение, что в глазах потемнело на несколько мгновений. Ослеп и оглох, себя потеряв этом мире. Но едва только разум вернулся, как перекатился на бок, чтоб весом своим немалым не давить на девушку. По телу растекалось невиданное удовлетворение и довольство жизнью: насовсем его теперь валорка, никуда не сбежит более. Так, она, словно услыхав, вместо того чтобы в объятьях его угреться, змейкой утекла с ложа, прихватив сбитое в ногах покрывало. Обернулась в него и к окну отошла.

И вот ведь удивительное – всегда после утех он девок из опочивальни прогонял. Раздражали одним своим присутствием. А эта убежала – и немедля ее назад хочется. Аж пальцы заныли, требуя вернуть атлас ее кожи. А тело после пережитого удовольствия, расслабленное донельзя. У него если сил нет с кровати сползти, она откуда взяла? Еще и резво так. Что с ней? Почему вскочила? Нешто не понравилось?

Приподнялся и лег, опершись спиной о спинку кровати. Впился в девушку взглядом внимательным и напряженным. Что будет – ссора или слезы? Сожалеет? А сердце дурной птицей трепыхается – настолько хороша сейчас Тамирис, с разметавшимися темными волосами. По телу ее лунный свет разлит, словно статуэтка серебряная, у которой ни одной лишний линии, хоть и прячет она сейчас тело под балахоном.

- Зачем вскочила? – спросил мягко.

- Про обман твой хочу поговорить. Отсюда удобнее.

Досадливо нахмурился князь. Не привык он оправдываться, тем более – чувствовать себя виноватым. А тут и то, и другое сразу. Ни перед кем бы не стал извиняться. Но это – ОНА!

- Прости, сладкая. Не со зла я. Поначалу – подшутить хотел. Сразу заметил, какая ты гордячка. Думал – опростоволосишься где-то, люди над тобой посмеются. А позже – боялся признаться. Под страхом плетей наказал правды не говорить. И чтобы не уехала без меня, и…

- И…?

- И чтобы не разочаровалась. Там, в кругу, взгляд твой пуще кинжала полоснул. Прости ненаглядная! Пусть все что угодно со мной, лишь бы тебе больно не было.

Дернула она плечом неопределенно. А простила аль нет – не понятно. Все также стояла, в окно отвернувшись.

- И что теперь, князь? – говорит, не поворачиваясь. Голос ровный, задумчивый, будто и не срывала только что горло от стонов, - извиняться будешь за несдержанность или в полюбовницы звать?

Прислушалась Тами к себе – странные были ощущения. Вроде горевать должна, что нет более ее девичьей чести, да только чувство правильности не покидало. Только с этим мужчиной и должно было это случиться. Сладко и упоительно, до счастливых слез из глаз. Жаль только будущего у них нет. Не потерпит она унизительной доли постельной грелки. Которую приласкают, а потом пинком прогонят, когда появится кто-то посвежее. Или одной из многих быть, за внимание одного мужчины бороться. Нет, уж! В гареме насмотрелась… Ох, и муторно на душе! Уже наперед она все знает, что князь ей скажет. Про мужскую природу, потребности и готовность откупиться побрякушками.

Терпеть Велеслав не мог, когда его к стенке припереть пытаются. Любого другого осадил бы так, что мало не показалось. А ее... Смотрел он на эту гордую посадку головы, но идеальный разворот плеч. Столько силы в них и столько хрупкости. А еще нежность, глубина и радость, что одной своей улыбой дарит. Одним взглядом глаз своих фиалковых. Разве может он все это потерять? Даже если б не было меж ними того упоения в постели, от которого до сих пор густой хмель в крови. Уже тогда, до всего, знал в глубине души, что не отпустит. До нутра его прошила, как нож мягкое масло. Привык он все продумывать, наперед шаги просчитывать. А сейчас понял – плевать ему на все расчеты и доводы рассудка. Последние сомнения пропали. Его это женщина. Никому не отдаст.

- Что молчишь? Нечего сказать? – чуть повернула идеальный профиль. Пряча потухшие глаза за густыми ресницами.

- Скажу, что не следует княгине без исподнего у окна стоять.

- Что? – резко взметнулись волосы, облаком темным ее укутав. Глянула на него и тут же глаза опустила. Ибо не стыдясь, лежал Велеслав на кровати, во всем своем обнаженном мускулистом великолепии. Но усмешку на его губах успела словить.

- Потешаешься, значит?

- Конечно! Как представлю сколько дворовым девкам сплетен будет, ежели княгиня моя в тереме такие привычки заведет.

Дернула плечами, не поворачиваясь. Не верит, колючка сладкая! Подскочил к ней и обнял, прижал к себе крепко и бережно. Только так с ней надо. Задрожала и прислонилась к нему спиной, инстинктивно ища опоры. Позволяя себе перестать быть сильной.

- Это потому что... – кивнула на постель.

- Это потому, что жить без тебя не могу. Говорил уже, нешто все позабыла? – развернул к себе, обнял нежное лицо ладонями. А в глазах ее столько надежды и испуга. - Ну, что ты? Настолько противен тебе?

- Нет, конечно! Но...

- А что тогда?

- У тебя совет боярский и горожане… Не примут они чужестранку.

- Никто не посмеет поперек моего слова сказать, - вмиг нахмурились густые брови, - любого в бараний рог скручу, кто на тебя криво посмотрит. А если совету не по нутру выбор мой – значит либо замолчат, либо у меня новый совет будет.

- Не стоит враждовать со всем миром…

- Если не за свою женщину – за кого тогда враждовать? Не бойся, все хорошо у нас будет, сладкая. Обещаю. А сейчас, пойдем, - наклонился и легко поднял невесту на руки, - помыться помогу.

- Сама я!

- Всегда – сама. Да только как не позаботиться о жене своей будущей, после ее первого раза?

- Жене? Я еще не согласилась!

- Снасильничала, а теперь в кусты? Что я матушке скажу, когда порченный приеду? – рассмеялся Велеслав, толкая плечом дверь в ванную.

- Ты…! – сердито ткнула его плечо кулаком, но не смогла сдержать улыбки.

Размотал он кокон с одеялом и вместе с валоркой опустился в теплую купель.

- Как чувствуешь себя, птичка? Сильно болит?

Оперся о ступени, уложив ненаглядную спиной к себе. Смущалась, но угрелась в теплой воде, доверчиво прижалась к его груди. Даже глаза прикрыла, до того правильными его объятья ощущаются. Самое место надежное – в кольце его сильных рук. Как же непривычна ей забота. Скуповатая, властная, но до глубины души пробирает. А еще и слова… Неужели не сон это? И вправду ее любимый мужчина замуж позвал? Невзирая ни на какие сложности. И страшно, и радостно, аж потряхивает.

Осторожно оглаживают тело водяные струи. Но еще нежнее шероховатые мужские пальцы. Бережно коснулись плеч, спустились ниже, к ладоням, переплели пальцы.

- Немного ноет. И тянет, - пришлось ответить смущенным тихим голосом.

- Прости. Это в первый раз только. Но здешняя вода диво как заживляет, сейчас легче будет. Потерпи чутка.

Коварная ладонь спустилась на живот и задумчиво начала выписывать узоры. На попытку дернуться властно придавила к мужскому телу и вновь вернулась к будоражащим поглаживанием.

- Ш-ш, лежи. Устала поди. Сначала с колдуном воевать, потом с моей страстью.

- А мы точно победили?

- Точнее не бывает. Ты – умница!

- Подожди! Там же был Драгомир. Он…он здесь? – на мгновение представила, что верховный волхв сейчас снаружи, слышал ее крики и вообще все, чем они занимались. Щеки опалило жаром.

- Вот у него дел более нет, чем нас на улице сторожить. Прибрал все на поляне и ушел. Сказал, только дорогу нам наладит. Наверное, что-то с погодой сделает, чтоб нам легче ехать было. И окрестные селения предупредит, что нет более опасности от мертвых.

- Там же сестра твоя была…

Затылком почуяла, как поджались мужские губы. Наверняка еще и брови нахмурил, да так, что морщинка сердитая меж ними. Та, которую хотелось поцелуем разгладить. Нехотя продолжил Велеслав говорить, хотя рук не убрал, продолжил мимолетно оглаживать желанное тело.

- Перестала она ею быть после злодеяний кровавых. Не прощаю я зла и обмана. Никому, даже своим. Лишил ее имени и сюда сослал, так Чаянка и тут зло нашла. Оно ее и сгубило. Не будем о ней более. Скажи лучше, отчего именем другим колдуну назвалась?

Коварные мужские руки начали неторопливо оглаживать бедра, совершенно мешая думать здраво. Словно маленькие искры вспыхивали от его прикосновений.

- Другим? Это чтобы не рисковать, ворожбой можно многое сделать, на вещь и на имя даже. А Мири – это я себя называла в детстве, когда не могла имени собственного выговорить. Родные меня так зовут… звали… Ты что творишь? – вскрикнула валорка, когда одна рука добралась до сокровенного места, а вторая накрыла и начала поглаживать грудь.

- Мою, конечно! Тебя же везде надо вымыть, правда?

- Но не здесь же? – она попыталась сжать ноги, но куда-там? Наглые пальцы начали искусно поглаживать еще припухшие складочки. Заставив тело предательски задрожать от предвкушения.

- Именно здесь и нужно вымыть лучше всего. Самое нежное и сладкое место. Уже не болит, правда? – осторожно сжал камешек соска, заставив тело выгнуться и сладостно выдохнуть.

- Очень-очень болит! Мне совсем ничего нельзя.

Губы поймали ее мочку уха и начали осторожно посасывать, вызывая дрожь и стадо мурашек. А низкий бархатный голос ласкал не хуже рук.

- Тогда тебе срочно нужно в постель, птичка моя. А я внимательно осмотрю и потрогаю, где именно болит…

Ноги беспомощно разъехались, предоставляя еще больший доступ наглым пальцам. Ох, что же он с ней делает! Играет, будто музыкант на любимом инструменте. И тело поет под его умелыми руками. А шею покрывают ласковыми поцелуями, заставляя отворачивать голову, открывать больше простора.

- Что ты со мной творишь? – Тами сдается на милость головокружительных ласк. Закидывает руки за голову, погружая пальцы в его короткие темные волосы.

- Это ты меня околдовала, сладкая, - волнующая хрипотца, словно смычком по оголенным нервам, - не могу насытиться. Жажда ты моя, непроходящая. Раздвинь ножки, хочу, чтоб еще покричала для меня, княгиня моя.