Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1

Глава 13

Титул наследницы. Отдали младшей. Мэйлинь. Дочь императрицы-любовницы, вознесённая на самый верх. Логично. Предсказуемо. Ход, который он сам бы, наверное, сделал на их месте.

Лу Синь стоял навытяжку в тронном зале, впитывая ненавистью каждый вздох, каждую позолоченную ложь, что звучала под этими высокими сводами. Он жаждал взрыва. Он ждал, как манны небесной, того момента, когда Тан Лань вскипит ядом, обнажит свои отточенные клыки, изрыгнет поток ядовитых обвинений. Её ярость, её неконтролируемая злоба были бы идеальным топливом для его мести. Оправданием для той чёрной работы, что ждала его впереди.

А она… «Понятно».

Всего одно слово. Произнесённое тихо, ровно, без единой трещинки. Спокойное. Почти… облегчённое. Словно с её плеч свалили мешок с камнями, а не лишили величайшей привилегии в империи.

Это било больнее, чем любая, самая виртуозная истерика. Его гнев, годами оттачиваемый до бритвенной остроты, ударил в пустоту. Он готовился сражаться с демоном во плоти, а демон… испарился. Оставив после себя лишь лёгкое, всеобщее недоумение на лице императора и холодную, щемящую ярость в глазах императрицы. Они не понимали. И он — чёрт возьми, он тоже перестал понимать. Кто она? Если это игра, то ради какой, коварной цели? Унизить их своим показным равнодушием? Слишком утончённо. Слишком странно для той, кто всегда предпочитала прямой удар.

А потом этот сад. Эта… девочка с птичьим мозгом и носом, который, клянусь, было видно из соседней провинции. Щебечет о погоде, о сплетнях, о чём-то столь же мелком и незначительном. А Тан Лань… не слушает. Её взгляд стекленеет, она смотрит куда-то внутрь себя. Или пристально изучает тот самый, злополучный нос, словно пытаясь разгадать его тайну.

Он видел, как её сознание уплывает. Как она, забывшись, совершенно по-детски раскачивается на стуле. Как взрослая, властная женщина, привыкшая к совершенству в каждом жесте, вдруг ведёт себя как неуклюжий, невоспитанный подросток. И он, как и все остальные онемевшие слуги, не успел среагировать. Его тело, всегда готовое к броску, к защите, оказалось сковано параличом непонимания.

Падение. Глухой, унизительно громкий стук о землю. Гробовая тишина, в которой был слышен лишь шелест опадающих листов деревьев.

И потом… её смех. Искренний. Смущённый. Беззлобный. Звук, который резанул слух своей неестественностью в этом месте.

Он бросился вперёд, на колени, по привычке, выдрессированной годами страха и ненависти к этой женщине. Ждал удара. Плетья оскорблений, обвинений в нерадивости. А получил… смех. И лёгкое, почти дружеское «прости, сестрица». От той, кто никогда ни у кого не просила прощения.

Кто ты? — этот вопрос, тихий и навязчивый, выжигал ему изнутри всё чаще, чем сама мысль о мести. — Что ты?

Его план, выстроенный с ювелирной точностью, трещал по швам. Он хотел использовать её высокомерие, её жадность до власти, её вечную, неутолённую обиду на отца. Он хотел стать её тенью, её самым верным и незаметным псом, чтобы в самый нужный момент вонзить отравленный нож в спину ей и всему её проклятому роду.

Но как использовать ту, кому стало безразлично её наследие? Ту, кто смеётся, падая на траву перед лицом врага? Ту, кто, кажется, искренне не помнит своих прошлых злодеяний?

Они все должны заплатить. Император. Императрица. Их дочь. И она. Особенно она.

Но… мстить кому? Той, что была? Но той больше нет. Этой… новой, странной, непредсказуемой? Но она не виновата. Она не помнит. Она — чистый лист, на котором ещё не написано ни одного злого слова.

В голове зародилась новая, безумная мысль, от которой кровь стыла в жилах: а что, если заставить её вспомнить? Вернуть ту, прежнюю, надменную и жестокую Тан Лань? Чтобы его месть наконец обрела вкус, смысл? Чтобы она поняла, осознала, за что именно умирает? Чтобы в её глазах, перед самым концом, мелькнул не страх, а осознание всей глубины её падения?

Но как? Угрозами? Пытками? Напомнить ей о его матери, растоптанной под колёсами её каприза? Выцарапать память из её мозга силой?

Он шёл за ней по садовой дорожке назад, в её покои, и чувствовал, как твёрдая почва уходит у него из-под ног. Его ненависть никуда не делась. Она пылала в груди, как и раньше, раскалённым шаром ярости. Но теперь она металась в клетке из собственного недоумения, не находя выхода, не видя цели.

Он хотел уничтожить глиняного дракона — гордого, надменного, покрытого позолотой лжи. А перед ним оказалось…что-то другое. Хрупкое. Непредсказуемое. Странное. И от этого — в тысячу раз опасное. Не для империи. Нет. Для него. Для его рассудка. Для его мести. Она рушила всё, даже не пытаясь. Просто… будучи собой. Кем бы она ни была.