Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1

Глава 71

В зал, где царила гнетущая, притворная скорбь, тяжёлой поступью вошли несколько высокопоставленных офицеров дворцовой стражи в сопровождении людей в строгих, тёмных одеждах — следователей из грозного Бюро расследований. Их лица были суровы и непроницаемы.

Один из них, старший следователь, скользнув по лицу некогда своего начальника Шань Юя, склонился перед Императрицей, нарушая траурную тишину своим чётким, громким докладом:

— Ваше Величество, обыски в покоях высокопоставленных особ завершены.

Он сделал паузу, и воздух в зале стал ещё гуще. Все замерли в ожидании.

— В покоях её высочества принцессы Тан Сяофэн, — его голос прозвучал как приговор, — был обнаружен вот этот мешочек.

Он протянул на ладони небольшой шёлковый кисет, скромный и ничем не примечательный. Но для Тан Сяофэн он был знаком ужаса. Это был тот самый мешочек, который Императрица вручила ей со словами: «Страдания бедной, больной девочки лучше бы прекратились, дворец вздохнул бы с облегчением, вернувшись к порядку». Яд для Тан Лань… Она так и не посмела его открыть, спрятав в самой глубине сундука.

Увидев его в руках следователя, Сяофэн побледнела так, что стала похожа на призрака. Кровь отхлынула от её лица, оставив кожу мертвенно-белой. Её глаза расширились от чистого, животного страха, губы задрожали, но не издали ни звука. Она могла только безумно метать взгляды от мешочка к лицу Императрицы, ища в её глазах хоть каплю поддержки, намёк на то, что это часть какого-то плана.

Но Императрица смотрела на неё с идеально поддельным выражением шока и глубокой боли, качая головой, будто не веря в такое предательство.

— В нём, — продолжил следователь, — содержится порошок, по предварительным признакам, являющийся ядом. Тот самый вид яда, что… был использован против покойного императора.

Эти слова обрушились на Сяофэн с такой силой, что её ноги подкосились. Она бы упала, если бы не придворные дамы, которые инстинктивно поддержали её, сами дрожа от страха. Она была не просто обвинена — она была выставлена козлом отпущения, идеальной жертвой, чья слабость и отсутствие защиты делали её лёгкой мишенью. И она понимала это с леденящей душой ясностью.

Императрица медленно поднялась с трона. Её лицо, ещё мгновение назад искажённое маской скорби, теперь застыло в выражении леденящей, беспощадной ярости. Она протянула руку, и её палец, указующий и неумолимый, как клинок, был направлен прямо на Сяофэн.

— Вязать её! — её голос, низкий и звенящий, разрезал напряжённую тишину, не оставляя места для сомнений. — Предательницу, отравившую собственного отца!

Это был сигнал. Стражи, уже стоявшие наготове, тяжёлыми шагами двинулись в сторону второй принцессы. Звон их доспехов звучал как погребальный звон.

Сяофэн, вся дрожа, с лицом, залитым слезами, инстинктивно метнула взгляд через зал — взгляд полный последней, отчаянной надежды. Она смотрела наШэнь Юя. Смотрела на человека, который только что стал её мужем, в чьи руки она должна была отдать свою жизнь. В её глазах читалась мольба, немой вопрос: «Защити меня! Скажи, что это не так!»

Но то, что она увидела, добило её окончательнее любых стражников. Шэнь Юй не встретил её взгляд. Его лицо было бледным и отрешённым. Он не сделал ни шага вперёд, не произнёс ни слова в её защиту. Вместо этого он… отстранился. Сделал небольшой, но красноречивый шаг назад, в тень, отчуждаясь от неё, словно от прокажённой. Его жест был ясен и безмолвен: «Я не знаю эту женщину. Её судьба меня не касается».

В этот миг мир Сяофэн рухнул не просто из-за ложного обвинения. Он рухнул из-за предательства того, кого она, в своём отчаянии, считала последней опорой. Её жених, нет, уже муж, человек, связанный с ней теперь узами клятвы, сдал её без единого звука, без малейшей попытки борьбы. Холодные руки стражников, схватившие её за руки, были не так болезненны, как ледяное равнодушие в глазах человека, которому она только что поклялась в верности. Её тихие рыдания теперь были не только от страха, но и от сокрушительного, полного крушения всех и всяческих надежд.

В тот миг, когда стражи уже готовы были схватить обессилевшую Сяофэн, из-за спины собравшейся толпы раздался спокойный, но чёткий голос, заставивший всех замереть.

— Остановитесь.

Все взгляды, полные ужаса и любопытства, устремились на Тан Лань. Она не встала с места, сидя с царственным спокойствием. Её пальцы всё так же лежали на подлокотниках, но теперь в её позе чувствовалась не отстранённость, а сосредоточенная мощь.

— Вы сказали, — её голос, ровный и ясный, был обращён к главе следователей, — что в мешочке был яд. Какой именно?

Глава Бюро расследований, несколько ошарашенный таким прямым вопросом от принцессы в такой момент, на мгновение смутился, но затем, бросив взгляд на Императрицу и получив её молчаливое разрешение, ответил с напускной важностью:

— Аконит, ваше высочество. Смертельный цветок.

Тан Лань медленно вскинула бровь. В её глазах вспыхнул холодный, насмешливый огонёк учёного, поймавшего дилетанта на грубой ошибке.

— Аконит? — она произнесла это слово с лёгким, уничижительным акцентом. — Любой начинающий лекарь или даже сведущий в травах крестьянин знает, что аконит, конечно, ядовит, но… он не действует так быстро. Его действие может проявиться через несколько часов. И, что ещё важнее, — она сделала театральную паузу, глядя прямо на следователя, — яд аконита нужно принять внутрь. Он должен быть съеден или выпит. Он не может убить человека, если тот просто дотронется до него кистью во время написания иероглифов. А Импеатора судя по его телу убил имено контакт с тушью для письма.

Она обвела взглядом зал, давая своим словам просочиться в сознание присутствующих.

— Странно, — продолжила она с притворным недоумением, — что высокопоставленный чиновник из Бюро расследований, чья задача — разбираться в таких вещах, может не знать таких… базовых фактов. Или же вы настолько торопились найти виновного, что схватились за первое попавшееся объяснение?

Её слова повисли в воздухе, острые, как лезвие. Она не обвиняла прямо, но бросала тень сомнения на всё обвинение. Возможно, яд в мешочке и был аконитом, но он явно не был тем, что убило императора.

Сяофэн, ещё мгновение назад раздавленная предательством мужа и ужасом обвинения, подняла заплаканные глаза на Тан Лань. В её взгляде вспыхнул слабый, дрожащий огонёк надежды. Старшая сестра, всегда казавшаяся такой далёкой и холодной, теперь была её единственным защитником, единственным, кто осмелился бросить вызов безжалостной машине обвинения. В этом взгляде была благодарность, отчаянная мольба и проблеск веры.

Но тут, словно ядовитая змея, из самых тёмных уголков её сознания выползла другая, леденящая мысль. Этот яд дали ей, Сяофэн, с намёком на то, чтобы использовать против… Тан Лань. Чтобы та случайно «отравилась» во время одной из их встреч.

И теперь Тан Лань, не ведая о том, что этот яд готовили для неё самой, защищала её, разоблачая фальшивое обвинение в убийстве императора. Горькая ирония ситуации сдавила горло Сяофэн сильнее рук стражников. Единственный луч света в её рушащемся мире оказывался слепым и не знал, что его чуть не убили тем самым оружием, которое он теперь обезвреживал.

На её лице надежда смешалась с новым, ещё более глубоким ужасом — осознанием того, в какую смертельную игру её втянули, и как близко она сама, по неволе, подошла к роли убийцы.

— О чём ты говоришь⁈ — императрица вскочила с трона. Её голос сорвался на визгливую ноту. — Что эта глупая, ничего не смыслящая в медицине принцесса вообще может знать о ядах⁈

Тан Лань оставалась сидеть с ледяным спокойствием, но её глаза горели холодным, аметистовым огнём.

— Я знаю достаточно, ваше величество, — её ответ был тихим, но каждый слог отчеканивался с убийственной чёткостью. — А ещё я знаю, что моего отца, императора, убили не аконитом. Его поразило проклятие Гу.

Слова «проклятие Гу» прозвучали, как удар гонга. Среди придворных пронёсся испуганный шёпот. Это было уже не просто обвинение в отравлении; это было вторжение в область тёмных искусств, магии, чего-то неподконтрольного и пугающего.

Императрица с такой ненавистью посмотрела на падчерицу, что казалось, её глаза вот-вот вылезут из орбит. Жилы на её шее надулись.

— С чего такая уверенность⁈ — прошипела она, и в её голосе зазвучала опасная, хищная нота. — Может, ты сама помогала колдовать? Схватить и её! Немедленно!

Стража, уже опьянённая ощущением власти, рванулась вперёд, чтобы выполнить приказ. Но в этот самый момент глава клана Линьюэ, Линь Цзян, до сих пор наблюдавший молча, резко взмахнул рукой. Его движение было отточенным, властным, привыкшим командовать.

— Стоять! — его голос, низкий и полный неоспоримой власти, громыхнул под сводами зала, заглушая всё. — Никто не тронет первородную принцессу Тан Лань! Клан Линьюэ выступает против этого беззакония!

На мгновение в зале воцарилась полная, оглушительная неразбериха. Стражи императрицы, уже протянувшие руки к Тан Лань, замерли в нерешительности, ошеломлённые таким открытым неповиновением. Но тут же, словно из-под земли, выступили вперёд другие воины — их доспехи украшали гербы клана Линьюэ. Они перегруппировались с молниеносной скоростью, встав плотной стеной между Тан Лань и солдатами императрицы.

Звон стали прозвучал с новой силой. Мечи, которые лишь мгновение назад были направлены на безоружных чиновников, теперь с угрожающим лязгом были нацелены друг на друга. Церемониальный зал мгновенно превратился в поле боя, где две вооружённые фракции стояли на грани братоубийственной резни. Воздух снова наэлектризовался, но на этот раз — запахом настоящей, неминуемой крови. И в центре этого шторма, за стеной верных ей воинов, сидела Тан Лань, чьё одно-единственное заявление раскололо дворец на два враждующих лагеря.

— Линь Цзян! — прошипела Императрица, и её голос был похож на скрежет камня по стеклу. В нём звучала не просто злость, а ярость преданного союзника, ярость, переходящая в лютую ненависть. Её пальцы впились в подлокотники трона так, что тонкая резьба затрещала.

Но глава клана Линьюэ не дрогнул. Он стоял, выпрямившись во весь рост, его суровое лицо было обращено не к ней, а к его воинам, чьи мечи были нацелены на бывших товарищей по оружию. Он принял решение. Молниеносная демонстрация силы и хладнокровия Тан Лань во время их разговора в саду, её леденящая уверенность сейчас — всё это перевесило старые договорённости и посулы Императрицы. Клан Линьюэ не мог идти против Тан Лань. Это было бы самоубийством чести.

Он не удостоил Императрицу ответом. Его молчание было красноречивее любых слов. Оно означало: «Договор расторгнут».

Императрица, видя его непоколебимость, зло хмыкнула. Звук был коротким, резким и полным самого чёрного презрения. Её идеально выстроенный план, где Тан Сяофэн была козлом отпущения, а клан Линьюэ — молотом в её руках, летел под откос с оглушительным треском. Всё пошло не так из-за этой проклятой Тан Лань и её внезапной поддержки со стороны предателя Линь Цзяна.

Но её глаза, горящие лихорадочным блеском, выдавали, что она ещё не сдалась. Не получилось перехитрить — получится напугать. Не получится действовать чужими руками — придётся пустить в ход свои козыри, те, что она приберегала на самый крайний случай. Её рука медленно скользнула в складки её роскошного платья, нащупывая скрытый карман. На её губах появилась тонкая, опасная улыбка. Если нельзя править через интриги, она будет править через чистый, животный ужас. И у неё были средства, чтобы этот ужас посеять.

Императрица, видя, как её власть тает на глазах, а идеальный план обращается в прах, больше не могла сдерживаться. Ярость, жгучая и всепоглощающая, как пламя, пожирала её изнутри. Её лицо исказилось гримасой, не оставляющей и следа от прежнего величия. Она больше не была правительницей — она была фурией, готовой сжечь всё дотла.

— Хватит! — её крик прозвучал не как человеческий голос, а как скрежет разрываемого металла. Она вскинула руки, и из скрытого кармана в её одежде она выдернула не веер и не платок, а небольшой, чёрный, испещрённый алыми рунами колокольчик. Он выглядел древним и зловещим.

— Вы думаете, что можете бросить вызов мне? — она прошипела, и её глаза закатились, обнажив белки. — Вы думаете, что сила заключается в мечах и преданности? Я покажу вам истинную мощь!

Она затрясла колокольчиком. Звук, который он издал, был не звонким, а глухим, дребезжащим, словно кости, стучащие по пустому черепу. Этот звук, противный и неестественный, проник сквозь стены, сквозь пол, наполнив воздух леденящей вибрацией.

И тогда из-за драпировок, из тёмных ниш за колоннами, из-под самого пола послышался тяжёлый, шаркающий скрежет. Из каждоё тени, из каждого укромного уголка тронного зала начали появляться они.

Цзянши…