Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1

Глава 35

Тан Лань влетела в императорский архив подобно внезапной буре, без предупреждения, без приглашения, сметая на своём пути вековую пыль и чинный порядок. Младшие архивариусы, погружённые в чтение древних свитков, даже не сразу сообразили, что надо падать ниц перед первой госпожой, и застыли в нелепых позах, уставившись на неё с открытыми ртами.

Лишь старый старший архивариус, древний, как сами стеллажи, усталый старик, чьё лицо было испещрено морщинами, отголоском прожитых лет, вдруг словно обрадовался новой, живой душе в этих безмолвных, пыльных полках. Он медленно поднялся со своего рабочего места, и в его потухших глазах вспыхнул слабый, но живой огонёк любопытства.

Он словно взбодрившись, выпрямил спину, с трудом, но с достоинством склонился в почтительном поклоне и спросил голосом, похожим на шелест старых страниц:

— Чем могу служить, ваше высочество? Что желает увидеть просвещённый взор его величества?

Тан Лань приподняла бровь. На её лице, обычно скрывавшем эмоции, застыло холодное, непоколебимое желание — желание переиграть, перехитрить и уничтожить всех своих высокородных родичей, решивших распоряжаться её судьбой.

— Историю, — ответила она коротко и ясно, и в этом одном слове звучала тяжесть веков и сталь непреклонной воли.

Тан Лань до позднего вечера сидела, склонившись над древними свитками, в лучах тусклого света свечей. Её пальцы, изящные и упорные, водили по идеальным, чётким иероглифам, выведенным мастерами-каллиграфами, а глаза, широко раскрытые и жадно впитывающие каждую деталь, бегали по строкам, поглощая информацию с ненасытностью голодного зверя. Она впитывала всё: даты, имена, указы, придворные интриги — как губка, жаждущая влаги. В огромном зале Императорского архива царила гробовая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня и тихим шуршанием бумаги. Остался лишь сам глава архива и пара самых младших, испуганных архивариусов, тихо копошившихся в дальних углах, боясь потревожить сосредоточенную госпожу.

Рядом, на низком табурете, подобранном специально для него, сидел Ван Широнг. Ох, каких нечеловеческих усилий стоило Тан Лань усадить упрямого стража на пятую точку! Она провела здесь, погружённая в изучение бумаг, уже много часов, и вид всё ещё ослабленного, бледного Ван Широнга, неподвижно стоявшего на посту, вызывал в ней острое, щемящее чувство сочувствия. Ни мягкие уговоры о том, что ему нужно отдохнуть, что он ещё не совсем оправился, ни взывание к рациональности — мол, стоять здесь нет никакого практического смысла, — не возымели действия. Его преданность была прочнее гранита. В итоге ей пришлось рявкнуть на него с ледяной повелительностью, от которой он вздрогнул: — Присядь. Это приказ.

Волшебные слова, работавшие в этом мире безотказно, как магическое заклинание. Он послушно, почти машинально, опустился на табурет, и с тех пор сидел недвижно, как изваяние, лишь его глаза внимательно следили за каждым движением в полумраке зала, а тело всё ещё было напряжено, готовое в любой миг вскочить на защиту.

Тан Лань зевнула, устало потирая переносицу над очередным сухим и невероятно скучным отчётом о сборе налогов за триста лет до её рождения. В этот момент к её столу бесшумно подошёл старший архивариус, его тень упала на пожелтевший свиток.

— Госпожа желает каких-то ещё знаний? — спросил он своим голосом, похожим на шелест страниц. — Или, быть может, утомилась?

Тан Лань отложила свиток в сторону. Её ум, острый и критичный, уже успел выхватить ключевую деталь из моря прочитанного.

— В исторических сводках значится, — начала она, обводя пальцем узор на столе, — что до восшествия на трон моего отца, Императора Тан Цзяньюя, Империей Цаньхуа на протяжении почти пяти сотен лет правила династия Цан. — Она подняла на него взгляд. — Но в этих документах о них сказано до обидного мало. Лишь нарочито страшные слова о том, что Цан были кланом демонов, продавших души тёмным силам, циничным и злым к простым людям. — Губы её искривились в лёгкой, скептической улыбке. — Род Тан же выставляется единственным спасением, божьим даром, низвергнувшим зло.

Она замолчала, давая словам проникнуть в сознание старца. Она не верила этим строчкам. Не могла поверить. История, как ей было хорошо известно, — это сказка, которую пишут победители. А значит, всё в этих летописях было призвано возвеличивать род Тан и смешивать с грязью род Цан.

Её проницательный взгляд скользнул по лицу старшего архивариуса. Мужчина в годах. Очень преклонных годах. Морщины на его лице были похожи на карту времени, а в глазах таилась мудрость, которую не заменишь никакими свитками. Он мог видеть Цанов сам, — промелькнуло у неё в голове с внезапной остротой. Лично. Он мог быть юношей в последние годы их правления. Род тан остановился тридцать пять лед назад. Он точно их видел. Эта мысль заставила её сердце учащённо забиться. Он был не учебником, а живым свидетелем. Ходячей историей, стоявшей прямо перед ней.

— Вы служили в императорском дворце тридцать пять лет назад? — вдруг, почти дерзко, сама для себя, спросила Тан Лань, её голос прозвучал громче, чем она планировала, нарушая благоговейную тишину архива.

— Да, ваше высочество, — старик склонил голову, и в его глазах мелькнула тень удивления. — Я в те года был ещё младшим архивариусом. Только начинал свой путь среди этих стеллажей.

— То есть, Вы служили при дворе ещё со времён Цанов? — уже более мягко, аккуратно, словно ступая по тонкому льду, уточнила Лань.

— Да, ваше высочество, — подтвердил он, и в его голосе прозвучала лёгкая, едва уловимая грусть.

— Скажи, Цаны и правда были демонами? От которых Танам пришлось спасать империю? — выпалила она, не в силах сдержать жгучее любопытство.

Старик опасливо покосился в сторону замерших в ожидании младших архивариусов. Тан Лань мгновенно поняла его страх — уши и глаза повсюду. Она отступила, отозвав вопрос.

— Забудьте. Скажите лучше, как Танам удалось победить такую могущественную династию?

Напряжение в плечах старика слегка спало.

— Род Линьюэ, ваше высочество. Ваш род, — произнёс он с внезапным уважением в голосе. — В вашем роду иногда рождаются выдающиеся люди, как ваша почившая матушка, принцесса Линь Мэй. Она обладала силой… красивой и всепоглощающей силой. Два рода — Тан и Линьюэ — объединили армии и выдержали великую битву при Закатных холмах, разоружив их. Ваша матушка, принцесса-генерал, лично сразила в поединке императора Цан Лижэня.

— Ну и мама у меня, — протянула Тан Лань с лёгкой, горькой улыбкой. Хоть бы немножко её сил передалось мне, пронеслось у неё в голове, и она безнадёжно посмотрела на свои собственные руки — мягкие, безмолвные, лишённые какой-либо силы или ци.

— Так, стоп, — вдруг обомлела Тан Лань, её лицо побледнело. — Всю семью Цан казнили, даже маленьких детей? — в её голосе и во взгляде читалось глубочайшее разочарование и немой, пугающий вопрос: неужели её мать, героическая и справедливая, приказала сделать это?

Старик смягчился, увидев её искренний ужас. Он наклонился чуть ближе и прошептал так тихо, что услышать могла только она:

— Ваша матушка была против казней Цанов без суда и следствия и категорически, до последнего, выступала против казни детей. Она умоляла проявить милосердие. Но Императором… был ваш отец, госпожа. Её слово, увы, имело мало веса в этих… окончательных решениях.

Тан Лань почувствовала, как колкий, давящий комок в горле наконец отступил, уступая место странному, тихому облегчению. Правда о матери, хоть и горькая, оказалась не такой чудовищной, как она боялась представить. В душе затеплился крошечный огонёк гордости за ту женщину, чью кровь она несла в себе.

Она огляделась. Было уже очень поздно, глубокие сумерки давно сменились ночной тьмой, и лишь свечи отбрасывали трепетный круг света на древние свитки. Она своим присутствием задерживала здесь всех работников архива, и старый архивариус едва держался на ногах от усталости.

— Что ж, Ван Широнг, идём отдыхать, — произнесла Тан Лань, поднимаясь со своего места. Её голос прозвучал устало, но с новообретенной решимостью.

В этот момент её взгляд скользнул в сторону узкого арочного окошка, и она увидела его — чёрного ворона, который, словно призрак, вспорхнул с карниза и бесшумно растворился в тёмном ночном небе. Лёгкая дрожь пробежала по её спине, но она лишь глубже запахнулась в свои одежды.

Она кивнула на прощание старому архивариусу, который ответил ей почтительным, усталым поклоном, и вышла из тишины архива в прохладную, звёздную ночь, чувствуя тяжесть полученных знаний и лёгкость от того, что хоть один призрак прошлого был наконец упокоен.

— Госпожа, могу я узнать… что вы делали? — неуверенно, почти робко спросил Ван Широнг, будто лез не в своё дело и уже готов был замолчать.

— Ох, Широнг, — улыбнулась Тан Лань, и в её улыбке была лёгкая усталость, но и твёрдая уверенность. — Меня заставляют играть в игру, правил которой я не знаю. Поэтому я изучила своих соперников, — она сделала небольшой акцент на слове «соперников», — и теперь правила стали мне яснее.

Лицо женщины озарила странная, почти хитрая улыбка. Ей наконец-то стало понятно больше, чем было ещё несколько часов назад. Она так стремительно старалась убежать от дворцовых интриг, от этой удушающей паутины лжи и власти, но чем дальше шло время, тем сильнее она понимала — ей не уйти. Тан Лань, её имя, её положение, её тело — всё это давно было втянуто в водоворот событий, из которого не было лёгкого выхода.

Но теперь у неё было оружие. Оружие в виде знаний. Каждый свиток, каждая строчка, каждый намёк, выловленный из прошлого, складывались в мозаику, проясняя картину. Она видела заговоры, видела мотивы, видела слабые места тех, кто считал себя хозяевами её судьбы. И это знание давало ей не власть, но шанс. Шанс выжить. Шанс, возможно, даже победить в этой игре, которую она никогда не выбирала.

Ван Широнг довёл Тан Лань до её покоев, у дверей которых, словно тень из самой тьмы, уже стоял Лу Синь. Словно передавая бесценный груз, один страж кивнул другому в безмолвном, полном взаимного уважения почтении. Сцена напоминала смену караула у особо важного объекта, каковым Тан Лань, по сути, и являлась.