Весь день Снежа провела как в тумане. Много думала, ходила взад-перед. То выходила в осенний сад, то уходила в покои. То, что слуги ее побаиваются — это слабо сказано. Они замирали, заслышав ее шаги, и делали вид, что усердно заняты работой, лишь бы не встречаться с ней глазами. Их страх был густым, почти осязаемым, как запах увядающих листьев за окном. И этот страх заражал ее саму, заставляя думать: а есть ли за что меня бояться? И самый ужас был в том, что ответ, приходивший из самых глубин сознания, был нечетким и зыбким, как и все в этот день. А что, если есть? Точно есть.
Осенний сад встретил ее пронзительным, холодным безмолвием. Воздух был прозрачен и тонок, как лезвие, и пах прелой листвой, дымом и предчувствием скорого снега.
Снежа нашла каменную скамью под старым кленом, чьи огненные листья медленно осыпались, словно сад тихо истекал кровью. Она села, сгорбившись, втянув голову в плечи, будто стараясь стать меньше, незаметнее. Пальцы бесцельно переплелись на коленях, холод камня просачивался сквозь тонкую ткань платья, но она не ощущала его — лишь внутреннюю ледяную пустоту, тот самый туман, что застилал глаза и мысли.
И сад вокруг нее замер в неестественной, натянутой тишине.
В дальнем конце аллеи показалась фигура садовника. Увидев ее, он резко замер, будто наткнулся на невидимую стену. Он не поклонился, не поприветствовал. Вместо этого он развернулся и, делая вид, что его срочно куда-то позвали, быстрыми, неуклюжими шагами скрылся за поворотом, за шершавыми стволами яблонь.
В сад вошёл молодой офицер. Осенний воздух, казалось, сжался вокруг него, становясь еще пронзительнее. Он двигался по сырой аллее с лёгкой, уверенной грацией, не свойственной чопорным обитателям дворца. Его строгая, но элегантная форма чиновника тёмно-синего цвета с тонкой серебряной вышивкой на вороте и манжетах подчёркивала стройность стана и широкие плечи. Каждый шаг был отмерен.
Его лицо, хоть и было серьёзным, выдавало в нём человека умного и не лишённого наблюдательности. Взгляд больших, чуть раскосых глаз цвета темного янтаря был цепким и спокойным. Он не бегал по сторонам, а сразу нашел Снежу, сидящую на скамье, и будто бы зафиксировал ее, как карту на столе оперативного штаба. Черные волосы, гладко зачесанные назад, открывали высокий чистый лоб, а на губах не было и намека на подобострастную улыбку — лишь вежливая, нейтральная складка.
Он остановился на почтительном расстоянии, достаточном, чтобы не нарушить ее личное пространство, но достаточно близко, чтобы его слова долетали как доверительный шепот. Он склонился в почтительном, но не рабском поклоне — движение было элегантным и отточенным, скорее светским жестом, нежели придворной формальностью. В его осанке читалась не служба, но долг.
— Ваше высочество, — его голос прозвучал тихо, но с идеальной дикцией, каждый иероглиф отчеканен и ясен. Звук был низким, бархатистым, похожим на шуршание шелка. — Шэнь Юй (沈钰) из Бюро дворцовых расследований.
Он выпрямился, и его взгляд мягко, но неотрывно встретился с ее — в нем не было ни страха слуг, ни подобострастия, лишь собранная, сфокусированная внимательность. Он изучал ее, словно редкий манускрипт, стараясь прочесть между строк.
— Мне поручено расследовать ваше… несчастное падение, — он сделал минимальную, едва уловимую паузу перед последними словами, слегка подчеркнув их. В его интонации не было ни открытого недоверия, ни слепой веры официальной версии. Была лишь непроницаемая вежливость и тихий, неумолимый вопрос, висящий в воздухе между ними, как опавший лист, застывший в падении. Казалось, сад затаил дыхание, прислушиваясь к этому тихому голосу, который мог, как сталь, рассечь опутавший Снежу туман.
Снежа кивнула, указывая ему на место напротив себя за низким столиком, где служанка уже расставляла чашки с тонким фарфором. Цуй Хуа тут же засуетилась, разливая чай, её глаза блестели от любопытства. Лу Синь, стоявший в тени, стал ещё неподвижнее, если это возможно, превратившись в каменного истукана.
— Я слушаю, господин Шэнь Юй, — сказала Снежа, стараясь копировать холодноватые, отстраненные интонации Тан Лань. Ее собственный голос прозвучал чуть глуше, чем она хотела, и холодная маска дала мелкую трещину, выдав легкую дрожь в последнем слоге. Она не подняла глаз, уставившись на свои бледные, сплетенные на коленях пальцы, будто в них был заключен ответ на все вопросы.
Шэнь Юй не спешил. Он сделал шаг ближе, не нарушая дистанции, но его тень легла на опавшие кленовые листья у ее ног. Осенний свет, пробивавшийся сквозь редкие облака, выхватывал из его строгой формы серебряные нити вышивки, и они на мгновение вспыхивали тусклым блеском.
— Ваше высочество, не припоминаете ли вы ничего из того, что произошло у озера? — спросил он. Его голос был ровным, мягким, но в нем чувствовалась стальная нить профессионального настойчивого любопытства. — Может, какой-то звук? Тень? Необязательно что-то явное. Порой память прячет самое важное в мелочах: отражение в воде до падения, запах, обрывок разговора, долетевший из-за деревьев.
Его взгляд был пристальным, но не назойливым. Он не сверлил ее, а скорее сканировал малейшую реакцию — напряжение в плечах, игру света в глазах, изменение ритма дыхания. Он наблюдал, как опытный охотник читает следы на влажной земле.
Снежа медленно покачала головой, все еще не глядя на него. Ее движение было тяжелым, будто голова была отлита из свинца.
— К сожалению, нет. — ее голос почти сорвался в шепот, и она с силой сжала пальцы, чтобы остановить их дрожь. — В памяти только… толчок в спину. И холод воды.
Она наконец подняла на него глаза. И в ее взгляде, обычно гордом и ясном, Шэнь Юй увидел то, что искал — не притворство, а подлинный, животный ужас, отблеск ледяной глубины, смешанный с беспомощностью. Это был взгляд жертвы, которая не видела лица своего палача.
Шэнь Юй слегка нахмурился. Это была не гримаса разочарования или недоверия, а скорее легкая, сосредоточенная складка между бровями. Его лицо, до этого бывшее вежливой, непроницаемой маской, на мгновение ожило работой мысли. Он не сомневался в ее словах — он впитывал их, обдумывая каждую деталь.
«Толчок в спину». Это меняло дело. Это был уже не несчастный случай, не потеря равновесия. Это было нападение. Его пальцы непроизвольно сжались в легкий кулак, а взгляд на секунду стал острее, цепче. Он мысленно отбрасывал одни версии и выстраивал новые, его ум уже лихорадочно работал, сопоставляя эту новую информацию с тем, что он уже знал о дворе, его обитателях и тайных течениях, что текли под позолотой и шелком.
Тишина между ними повисла густая и звонкая, наполненная шепотом опадающих листьев и тяжестью невысказанного. Он видел ее испуг, и это было самой ценной уликой.
— В таком случае, мы продолжим расследование. Благодарю вас, ваше высочество, — произнес Шэнь Юй, его голос вновь обрел профессиональную ровность, хотя тень от его недавней задумчивости еще лежала на лице. Он сделал легкий, почтительный кивок, готовясь отступить.
В этот момент Снежа, желая подчеркнуть свою мысль, возможно, добавить что-то еще, нечаянно сделала то, что сделала бы с любым из своих братьев по клану в родных северных землях — легонько коснулась его руки, лежавшей на рукояти меча, кончиками пальцев. Легкое, мгновенное прикосновение, словно падение лепестка, предназначенное лишь чтобы привлечь внимание, остановить его перед уходом.
Эффект был мгновенным и ошеломляющим.
Шэнь Юй вздрогнул так, будто его ударили током. Он не просто отпрянул — он буквально подпрыгнул на месте, отскакивая от ее прикосновения, как от раскаленного железа или укуса змеи. Его лицо, секунду назад серьезное и собранное, побелело, как мел, а затем, через мгновение, залилось густой краской смущения и ужаса. Он смотрел на место, которого коснулись ее пальцы, будто ожидая увидеть там клеймо или ожог.
— Ваше высочество! — выпалил он, и его бархатистый голос сорвался на высокий, почти панический визг. В нем не было ни капли прежней учтивости, только подлинный, неподдельный ужас. — Умоляю вас! Так не подобает! Мужчина и женщина, не связанные узами брака… это непозволительно! Это бесчестие!
За спиной Снежи раздался резкий, металлический скрежет, пронзивший садовую тишину, как клинок плоти. Это Лу Синь, ее тень и страж, инстинктивно на полсантиметра вытащил меч из ножен. Его поза, до этого расслабленная и невидимая, мгновенно стала угрожающей, словно пружина, готовая разорваться. Он не видел контекста, лишь резкое, отрывистое движение мужчины в непосредственной близости от его госпожи.
— Успокойся, — бросила ему Снежа через плечо, даже не оборачиваясь, ее голос был резким, но властным. Клинок с глухим, недовольным лязгом вернулся в ножны, но ледяная волна угрозы, исходящая от телохранителя, не спала. Он теперь не сводил с Шэнь Юя глаз, полных немого обещания расправы.
Снежа же смотрела на перепуганного чиновника с искренним, жгучим недоумением.
— Я… я не понимаю, — сказала она, и в ее голосе звучала полная растерянность. Она посмотрела на свои кончики пальцев, будто впервые их видя. — Я просто хотела… привлечь Ваше внимание. Ничего более.
Шэнь Юй, все еще бледный и взволнованный, сделал еще шаг назад, стараясь не смотреть на нее прямо, его взгляд блуждал где-то у ее ног.
— Ваше внимание, ваше высочество, — поправил он, и его голос дрожал. — И… и прошу вас, помните о моём статусе. — Он выдохнул, и слова прозвучали как отчаянная мольба о пощаде. — Я обручён с её высочеством принцессой Тан Сяофэн (谭晓凤). Малейшая тень, малейший слух… мне нельзя даже намёка на… на что-либо иное! Меня не просто осудят, меня уничтожат! Прошу прощения, мне пора!
И он, не дожидаясь ответа, сделал такой неловкий и поспешный поклон, что чуть не потерял равновесие, развернулся и почти побежал прочь по садовой дорожке, его стройная фигура быстро скрылась среди огненных кленов, оставив Снежу в полном и гнетущем недоумении, один на один с ледяным ветром и тяжелым, осуждающим взглядом ее телохранителя. Воздух после его бегства казался еще холоднее, наполненным призраком скандала, которого она даже не могла до конца осознать.
Снежа медленно повернулась к Цуй Хуа. Служанка, застывшая, как фарфоровая статуэтка, с широко раскрытыми от ужаса глазами, в которых отражалось осеннее небо и полное смятение ее госпожи.
— Что это было? — спросила Снежа, и в ее голосе звучала искренняя, почти детская растерянность. Она разжала пальцы, разглядывая их, будто впервые видя. — Он что, обжёгся о мою руку? Я же едва коснулась! Это какое-то колдовство?
Цуй Хуа, озираясь по сторонам с видом заговорщика, готовящегося к казни, придвинулась так близко, что запах ее платья — ладан и сушеные травы — смешался с холодным воздухом. Она прошептала так тихо, что слова едва долетали, похожие на шелест опавшего листа:
— Госпожа… вы же знаете… весь дворец знает… вы… — она сглотнула, запинаясь, — вы питаете к господину Шэнь Юю нежные чувства. Уже давно. А он… он избранник второй принцессы Сяофэн. Вы часто… пытались привлечь его внимание. Раньше. До… до сегодняшнего дня. И он всячески этого избегает, чтобы не навлечь на себя гнев императора и вашей сестры.
В голове у Снежи что-то щёлкнуло. Картинка сложилась. Вся эта паника, этот испуганный взгляд, это отскакивание, будто от прокаженной. Бедный парень, он, наверное, подумал, что это очередная тонкая, изощренная провокация со стороны несчастной в любви и поэтому неадекватной старшей принцессы, которая решила либо соблазнить его, либо подставить.
Не сдержавшись, Снежа рассмеялась. Это был не её сегодняшний радостный, беззаботный смех, а скорее изумлённый, резкий и немного горький хохот, который сорвался с ее губ неожиданно и громко, нарушив давящую тишину сада. — Мне нравится он? — она ткнула пальцем в сторону, куда умчался Шэнь Юй, с выражением крайнего презрения. — Серьёзно? Этот… этот испуганный цыплёнок в мундире? Этот ходячий свод правил и приличий? Да ни за что на свете! Я бы предпочла… не знаю, со стражем обручиться.
Её слова, громкие и насмешливые, повисли в морозном воздухе, словно брошенный вызов.
Цуй Хуа замерла с открытым ртом, ее мозг явно отказывался обрабатывать эту информацию. Ее лицо выражало когнитивный диссонанс такой силы, что казалось, вот-вот пойдет трещинами. Даже у каменного Лу Синя, казалось, дрогнул уголок плотно сжатого рта. Его пронзительный взгляд, всегда полный ненависти и подозрения, теперь был окрашен самым настоящим, неподдельным, глубоким недоумением.
Он сам наблюдал, как Тан Лань бросает на этого юношу голодные, долгие взгляды из-за резных ширм, как она бледнеет и крушит вазы, узнав о его визитах к сестре, как ее голос становился сладким и ядовитым, стоило ему появиться в поле зрения. А теперь она называет его «испуганным цыплёнком» и смеётся над самой идеей своей влюблённости, как над самой нелепой шуткой на свете.
Это не укладывалось ни в одну из известных ему схем поведения. Ни в схему мстительной принцессы, затаившей обиду, ни в схему коварной соблазнительницы, готовящей новую ловушку. Это было что-то совершенно новое, иррациональное и потому непредсказуемое. И это пугало его ещё больше, потому что он, человек, чья профессия — предвидеть угрозы, абсолютно не понимал, что произойдёт дальше. Кто эта женщина?
Снежа же, не обращая внимания на их шок, с наслаждением отхлебнула остывшего чаю, всё ещё покачивая головой с усмешкой.
— Ну уж нет. У меня вкус получше должен быть, — пробормотала она себе под нос, и ее взгляд, скользнув мимо ошеломленной Цуй Хуа, невольно задержался на спине ее стража. На широких плечах, напряженных под темной тканью, на сильных руках, скрещенных за спиной, на затылке, выстриженном под горшок, который выдавал в нем человека дела, а не придворные интриги. Ее взгляд задержался на нем чуть дольше, чем следовало, прежде чем она снова опустила глаза в чашку, словно пытаясь разгадать узор из чаинок на дне.
Примечание
Тан Сяофэн (кит. 谭晓凤) — Утренний Феникс