Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1

Глава 44

Тяжёлые, как свинцовые тучи, мысли давили на виски Тан Лань. Куда могла деться Цуй Хуа? Простая, тихая служанка. Неужели это очередные козни императрицы? Мысль о том, что из-за её, Тан Лань, противостояния с мачехой, страдают невинные люди, заставляла сердце сжиматься от холода и гнева. Она чувствовала себя беспомощной. Слишком слабой, чтобы защитить тех, кто от неё зависел.

Погружённая в этот мрачный водоворот, она машинально отпивала чай в уединённом саду, безуспешно пытаясь заставить слабый, едва теплящийся внутри ручеёк ци течь быстрее, собраться в нечто большее. «Хоть бы на один удар… Хоть бы настолько, чтобы дать отпор…»

В отчаянии она откинулась на спинку бамбукового кресла, по старой привычке раскачиваясь на задних ножках — этот жест остался ей с прошлой жизни, когда нужно было глубоко задуматься над сложной задачей.

В следующий миг тень упала на неё. Лу Синь оказался рядом молниеносно и бесшумно. Его рука резко, но аккуратно прижала спинку кресла, возвращая его в устойчивое положение. Его лицо было невозмутимо, но в глубине тёмных глаз плескалась тревога.

— Осторожнее, госпожа, — произнёс он, и в его обычно безжизненном голосе явственно прозвучала нота заботы, грубой, неотёсанной, но искренней. — Пол здесь неровный.

Тан Лань удивлённо посмотрела на него, и вдруг её лицо озарила тёплая, широкая улыбка. Она вспомнила своё нелепое падение в прошлый раз и его тогдашнее стремительное движение, чтобы поймать её.

— Спасибо, Синь, — сказала она мягко, и в её голосе не было ни капли высокомерия, только искренняя благодарность.

И её сердце сжалось от лёгкой, светлой радости. Он больше не был просто молчаливой, угрожающей тенью. Теперь он был… почти что другом. С ним можно было говорить. Он слушал. Он понимал. Неужели она наконец-то нашла к нему подход? Та ночь, та самая ночь, когда отчаяние и тоска по простому человеческому теплу заставили её обнять его… что-то в нём изменила. Сломала лёд, отделявший стража от госпожи.

Именно в этот миг, когда в воздухе витала хрупкая, едва зародившаяся связь, в сад торжественно вошёл императорский слуга в расшитом одеянии. Он склонился в почтительном поклоне, его лицо было непроницаемой маской.

— Ваше высочество, — его голос прозвучал церемонно и громко, нарушая умиротворённую атмосферу сада. Он опустился на одно колено и протянул шёлковый свиток с императорской печатью. — Донесение от его величества.

Не дожидаясь ответа, он развернул свиток и зачитал текст, его голос эхом разносился под сенью деревьев:

— «Её высочество, первую госпожу Тан Лань, ожидают в тронном зале завтра в час Лошади для высочайшей аудиенции».

Тишина, повисшая после этих слов, была гуще и тяжелее, чем прежде. Предчувствие беды, уже когтившее сердце Тан Лань, сжалось в тугой, ледяной узел. Внезапный вызов к императору… сразу после исчезновения служанки? Слишком много совпадений. Слишком много намёков на надвигающуюся бурю.

Лу Синь, стоявший рядом, не изменился в лице, но его взгляд стал острее, внимательнее, словно клинок, извлечённый из ножен. Он молча наблюдал за Тан Лань, готовый в любой миг снова стать её тенью — но на этот раз не просто стражем, а союзником в надвигающейся буре.

Тишину сада, ещё не успевшую сгуститься после императорского указа, разорвал отчаянный, срывающийся крик. Сяо Вэй, с торчащами волосами и искажённым от ужаса лицом, влетела в сад, спотыкаясь о подол платья.

— Госпожа! Госпожа! — её голос был хриплым, полным слёз. — Нашли! Цуй Хуа… нашли!

Тан Лань резко вскочила, сердце ёкнуло, предчувствуя худшее. По лицу Сяо Вэй было всё ясно.

— Где? — односложно бросила она, уже двигаясь к выходу из сада.

— У… у задней стены сада… возле старого колодца…

Тан Лань почти побежала, сжимая кулаки. Лу Синь беззвучно следовал за ней, его тень настигала и обгоняла её.

Тело лежало в неглубокой канаве у подножия старой, обледеневшей каменной лестницы, ведшей к заброшенному колодцу. Цуй Хуа была в своём простом служанском платье, и в подаренной Тан Лань шали, теперь промокшей и испачканной грязью. Голова её была неестественно вывернута, шея сломана. Рядом валялась разбитая деревянная корзина для белья, и несколько простых платьев Тан Лань, чистых и выстиранных, были раскиданы вокруг, промокшие и испачканные снежной жижей. Казалось, она несла бельё назад, после стирки или проветривания, поскользнулась на обледеневшей ступеньке и полетела вниз…

Но Тан Лань смотрела на мёртвое лицо Цуй Хуа. Глаза были закрыты, черты застыли в маске не столько боли, сколько глубочайшего изумления. Одна рука была сжата в кулак, словно в последний миг она за что-то ухватилась. На её запястье, почти незаметно, красовался тонкий, изящный синяк — как будто от чьих-то слишком крепких пальцев.

Тан Лань медленно опустилась на колени в снег, не чувствуя холода. Сердце сжалось в ледяной ком.

— Несчастный случай… — пробормотал кто-то из сбежавшихся слуг сдавленно.

— Слишком много «несчастных случаев» вокруг меня, — тихо, но чётко произнесла Тан Лань, поднимаясь. Её голос дрожал от сдержанной ярости. — Вызовите кого-нибудь из Бюро расследований столицы. Пусть осмотрят всё. Каждую ступеньку. Каждый камень.

Она отвернулась от тела, с трудом глотая ком в горле. Потом её взгляд упал на бледного, перепуганного старшего евнуха.

— И найдите матушку Цуй Хуа, — распорядилась она, и голос её внезапно смягчился, стал усталым и печальным. — Она говорила, что у неё где-то есть мать в городе. Выдайте ей… выдайте ей положенную компенсацию за потерю дочери. В двойном размере. Из моих личных средств.

Она посмотрела на бездыханное тело юной служанки, и в её глазах вспыхнула непреклонная решимость. Случайность? Нет. Это было предупреждение. И она его получила.