Необратимость

ГЛАВА 11

Айзек?

Я отхожу от стены, нахмурившись.

Я правильно расслышала?

Айзек.

Использование псевдонима влечет за собой целый ряд новых вопросов. Кто он такой? Зачем ему лгать о своем имени? Работает ли он под прикрытием? Почему он на самом деле здесь?

Он замешан во всем этом?

Нет.

Это невозможно. Он в ловушке, в цепях, такой же пленник, как и я. Как и все мы.

Я замолкаю, ожидая услышать это имя снова, но Хранитель времени произносит его только один раз.

Может, я ослышалась?

Мои мысли все еще лихорадочно мечутся, когда я замираю, и мое внимание переключается вправо.

3, 2, 4…8.

Кажется, последняя цифра — восемь.

Четыре пинга, а затем…

— Нет… — Я отшатываюсь назад и вскрикиваю, когда дверь с грохотом распахивается. Неустойчивые ноги несут меня к дальней стене, пока я не упираюсь в нее спиной. Глупо. Мне некуда идти, кроме как туда, куда он меня поведет, а он это сделает. — Не трогай меня!

— Сегодня я не в духе. — Хранитель Времени приближается ко мне, одновременно теребя запонку своего костюма, сшитого на заказ и отделанного атласом королевского пурпурного цвета. Он разодет в пух и прах, одет скорее для эксцентричного светского мероприятия, чем для казни. — Еще слишком рано для домогательств. Я еще не пил кофе.

Я пытаюсь увернуться от него.

Неудачно.

Он хватает меня за бицепс, отрывает от стены и тащит к открытой двери. Сердце колотится между ребер, как тяжелый басовый барабан. Я делаю все возможное, чтобы освободиться от его хватки, отчаянно пытаюсь вырваться.

— Нет! — Он сжимает меня все сильнее и сильнее, оставляя синяки. — Убери от меня свои руки!

Ник — Айзек? — стучит по стене рядом со мной.

— Ты чертов трус! — Он взбешен, в ярости, совсем не похож на обычно спокойного и выдержанного мужчину, которого я узнала. — Жалкий ублюдок! Нападаешь на кого-то беспомощного, потому что сам слабак. Тебе нужен я, ты, гребаный импотент!

Хранитель времени ничего не отвечает и продолжает тащить меня к дверному проему, а я спотыкаюсь о разбросанные книги.

Я упираюсь пятками в плитку, кожа горит. Тело извивается. Конечности молотят по воздуху.

Бесполезно.

Сегодня я умру.

Второй рукой он хватает меня за волосы, чтобы было удобнее.

У меня сжимаются легкие, кожу головы жжет, а желудок падает на стерильный пол. Я кричу.

— Ник! — Ник ничем не может мне помочь. Инстинкт самосохранения берет верх над логикой и здравым смыслом. — Нет, остановись, пожалуйста! Ник!

Протест Ника заканчивается последним сильным ударом по стене.

— Отлично! Забирай ее. Мне все равно. Это, блядь, не имеет значения.

Что-то внутри меня замирает. Увядает.

Какого черта?

— В бунтарстве нет ничего привлекательного, — растягивая слова, произносит мой похититель, демонстрируя удовлетворение, когда без труда перетаскивает меня через порог. Его голос повышается на октаву, и его слова доносятся до Ника через стену. — Пусть это будет тебе уроком хорошего поведения, друг мой.

Дверь захлопывается, и я оказываюсь в коридоре.

Моя способность думать возвращается, и я отбрасываю ужас в сторону, верчу головой по сторонам, запоминая обстановку и звуки. У меня есть только пару секунд, мгновения. Если мне удастся вырваться, я смогу описать место и привести помощь остальным.

Сохраняй спокойствие, Эверли.

Я никогда раньше не выходила за пределы своей комнаты. До этого меня накачивали наркотиками и уносили как сломанную куклу, словно я — пакет с мусором в день уборки.

Мои щеки покрыты потом и слезами. Я расслабляю мышцы, изображая покорность, пока похититель без каких-либо усилий тащит меня по длинному коридору. Он чистый, хорошо освещенный. Запах лимонного чистящего средства наполняет мой нос, пока я смотрю на голые стены: две двери, большой промежуток между ними, еще две двери. Несколько голосов скорбно причитают, словно одинокие призраки, которые не могут переступить порог. Звенит цепь. По коже бегут мурашки, а в душе поселяется ужас.

Жертвы.

Люди.

Люди с историями и мечтами, подвергшиеся этой ужасной участи. Я молчу и вскрикиваю только тогда, когда мои ноги спотыкаются и я чуть не падаю лицом вниз. Хранитель времени едва заметно вздрагивает, поднимая меня на шаткие ноги, пока я пытаюсь сохранить равновесие.

— Куда вы меня ведете? — спрашиваю я, хотя знаю, что он мне не скажет. Ему нравится мой страх.

— Это испортит все удовольствие, не так ли?

— Ты назвал его Айзеком?

Не обращая внимания, он продолжает идти, увлекая меня вперед.

— Разве? Ты многого не знаешь о своем новом приятеле, — говорит он. — Может, узнаешь… а может, и нет.

— Какие у тебя планы на его счет? — Я ворчу и сопротивляюсь, мои босые ноги разъезжаются. — Почему он здесь?

— Ты интересная. — Он прищелкивает языком, когда мы сворачиваем за угол, в коридор, являющийся точной копией того, в котором мы только что были. — Твоя забота такая трогательная. Правда.

Мы доходим до конца коридора, заканчивающегося стальной дверью. Внутри у меня все сжимается от дурного предчувствия. Страха.

— Пожалуйста, тебе не нужно этого делать.

— Самонадеянно с твоей стороны полагать, что ты понимаешь мои потребности. — Он открывает дверь ключ-картой, затем грубо вталкивает меня внутрь. — Я бы сказал, что нам нужно взять тайм-аут.

Лестница.

Темнота.

Я спотыкаюсь на первой ступеньке, одновременно пытаясь вывернуться из его хватки. Одним плавным движением он подхватывает меня, словно мешок с мукой, и закидывает себе на плечо.

Я вспоминаю ту ночь.

Я подпрыгиваю на спине психа, который выносит меня из моего прекрасного дома.

Наркотики струятся по моей крови.

Джаспер лежит посреди нашего фойе в луже собственной крови.

Я начинаю бороться. Царапаюсь, дергаю ногами, оскаливаюсь.

— Ты ублюдок! Чудовище! Отпусти меня! Отпусти меня!

Он игнорирует меня с той же легкостью, с какой тащит через темноту, мои волосы падают на лицо, закрывая обзор. Я ничего не вижу, пока царапаю ногтями по его спине, едва проникая сквозь роскошную атласную ткань. Здесь пахнет сыростью, затхлостью и старостью. Подвал, в котором наверняка кишат голодные крысы и тараканы. Слезы текут из моих глаз потоками ужаса, а крики перерастают в панические вопли.

— Нет, нет, пожалуйста… — Это вопль, мольба о пощаде. — Не убивайте меня. Я не готова умирать. Пожалуйста… пожалуйста.

Он со скукой вздыхает, когда мы поворачиваем за угол, и звук его блестящих туфель, шаркающих по цементу, эхом отдается во мне.

— Так драматично. Меня это раздражает.

Интересно, как меня убьют.

Я представляю себе разные сценарии — от ужасных до быстрых и безболезненных. Нож по яремной вене. Игла с ядом. Пуля в лоб.

Голодная смерть.

Заживо съеденная кровожадными грызунами.

Меня могут утопить. Сжечь.

Разбить сердце.

Мои ноздри раздуваются, грудь вздымается от прерывистого дыхания.

Нет.

Я не могу умереть вот так, не сейчас, не после двух лет жизни в этой тюрьме. Я отказываюсь.

— Ты еще не закончил со мной, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Я знаю, что нет. Я только что начала новый цикл.

— Как ты наблюдательна.

— Я все еще нужна тебе.

— Опять ты пытаешься угадать, в чем я нуждаюсь. Это неразумно. — Сняв меня со своего плеча, он поворачивает меня, затем берет за шею и подталкивает вперед.

— Я попрошу Роджера принести тебе стакан воды и кусок хлеба. Многозернового. Это меньшее, что я могу сделать.

Я падаю на колени и ползу по грязному холодному полу, мелкие камешки оставляют царапины на голенях и коленных чашечках. Я вскакиваю на ноги и, пошатываясь, пробираюсь сквозь темноту, как раз в тот момент, когда дверь со стальной решеткой захлопывается перед моим носом и запирается на ключ.

— Нет! — Я сжимаю железные прутья обеими руками и безрезультатно трясу их. — Не оставляй меня здесь. Пожалуйста. Я буду вести себя хорошо. Я…

Он начинает насвистывать, его тень удаляется от моей новой камеры.

— Это будет полезно для тебя, Эверли. Ты слишком удобно устроилась здесь, слишком избалована. Надеюсь, этот опыт поможет оценить предоставленную тебе роскошь. — Хранитель времени бросает несколько последних слов через плечо, а затем исчезает в темноте, как хищник, которого поглотила ночь. — Не всем так повезло.

Я кричу так громко, что горло сжимается от мучительной боли. Вопя, ревя, визжа, как банши, я колочу слабыми кулаками по железным решеткам, тяну, дергаю, ничего не добиваясь и только изматывая себя. Бесполезно. Я в ловушке, изолированная и напуганная.

Я опускаюсь на задницу и подтягиваю колени к груди.

Тени движутся и бродят по камере.

Существа затаились.

Животное? Человек?

Я бы в любой день предпочла призраков и монстров этим бесчеловечным людям. Пусть лучше крысы обглодают мои кости, чем я позволю Хранителю времени оборвать мою жизнь. Он не заслуживает такой привилегии.

Минуты тянутся за минутами, темнота поглощает мои всхлипывания и крики.

Мои глаза обманывают меня.

Сколько времени прошло?

Я забыла считать секунды.

Когда я слышу шаги наверху, я резко поднимаю голову, но не вижу даже потолка. Это черное небо бесконечной неопределенности. Угнетающее. Ледяной страх пронизывает меня, и я начинаю дрожать, раскачиваясь взад-вперед на неровном цементе. Моя ночная рубашка вряд ли может служить достойной заменой матрасу, поскольку не обеспечивает ни мягкости, ни тепла.

Что-то ползет по моим пальцам.

Любой другой человек мог бы стряхнуть это нечто, растоптать, но я наслаждаюсь прикосновением. Скорее всего, паук. Еще одна форма жизни, составляющая мне компанию. Я не одинока.

Я отступаю назад, пока моя спина не упирается в каменную стену. Мои конечности дрожат, жаждут тепла, и я делаю все возможное, чтобы отключить свой разум. Я погружаюсь в пустоту, как в первые несколько недель моего пребывания здесь. Это моя единственная сила.

Роджер находит меня некоторое время спустя — минуты, часы? — и я с трудом поднимаюсь на ноги, спотыкаясь, направляюсь к обитой железом двери и обхватываю ладонями прутья.

— Роджер.

Ничего.

Его огромная тень нависает надо мной, когда он протягивает руку между прутьями с пластиковым стаканчиком воды комнатной температуры. Часть меня хочет отшвырнуть его, но я только наврежу себе.

Я беру его и пью.

Он бросает в камеру кусок черствого хлеба.

Выронив стаканчик, я бросаюсь вперед и хватаю его за руку, прежде чем он успевает отдернуть ее.

— Роджер, пожалуйста. — Мой голос мягкий, мелодичный, изображающий искренность. — Помоги мне.

Я не вижу его лица.

Улыбается ли он?

Мои слова трогают его?

Мои прикосновения остаются нежными, пальцы легко касаются его массивного предплечья. Жесткие волоски щекочут меня, когда я провожу подушечкой большого пальца по его коже.

Но я вздрагиваю, когда он с яростным рычанием вырывает руку из моей хватки, отчего я отшатываюсь назад.

— Нет… нет, пожалуйста. У тебя есть сердце, я знаю. Ты можешь поступить правильно. Я никому не скажу. Я… — Тень отступает, растворяясь в черноте, а я хватаюсь обеими руками за волосы. — Роджер, пожалуйста!

Тяжелая дверь захлопывается.

Он ушел.

Он оставил меня здесь гнить.

Я опускаюсь на неумолимый пол и сжимаюсь в комок, обхватив руками колени и опустив голову. Время тянется мучительно медленно.

Я начинаю считать секунды.

Я считаю вслух, мой хриплый, сорванный голос напоминает мне, что я все еще здесь, все еще дышу, все еще способна пережить это.

Пятьдесят два, пятьдесят три…

Моя рука нащупывает черствый кусок хлеба, и я откусываю от него, считая между укусами.

Одна тысяча восемьдесят семь…

Я думаю о Нике.

Айзеке.

Кем бы он ни был.

Я представляю, как он выглядит, пытаюсь представить лицо по его хриплому, мужественному голосу, в котором часто слышна скрытая уязвимость. Он не защищен от этого. Ему тоже больно.

Но он сказал монстру забрать меня.

Интересно, он уже забыл обо мне?

Его образ расплывчатый: размытое лицо с темными глазами и темными волосами.

Красавчик.

Уверена, он красив в своей суровой, неприступной манере. Высокий. Мускулистый. В то время как Джаспер носил облегающие брюки и шелковые галстуки, всегда безупречно ухоженный, я представляю Ника совсем другим. Потрепанные джинсы и футболки, лохматые черные волосы. Он — хаос. Беспорядок. Кошмар, замаскированный под мечту.

Десять тысяч тридцать девять…

Мои глаза начинают закрываться, и все звуки затихают. Даже мой голос растворяется в небытии, когда яркие образы вспыхивают в моем сознании — люди в черных плащах преследуют меня. Ритуал крови и огня. Сверкают кинжалы, горят факелы, а я лежу, привязанная к деревянному столу, обнаженная, и Хранитель времени с улыбкой нависает надо мной.

Я — жертва.

Спустя какое-то время я просыпаюсь на холодном полу.

Я потеряла счет секундам, поэтому начинаю сначала.

Один, два, три…

Я шевелю пальцами ног и думаю о пауке. Интересно, рядом ли он, следит ли за мной.

Но я больше не чувствую его.

Даже он покинул меня.