Необратимость

ГЛАВА 49

За окном мелькает пейзаж, пока я молча сижу на пассажирском сидении машины Джаспера, размышляя о своем выборе.

Неужели я все испортила?

Айзек пытается уберечь меня, но я не сомневаюсь в своей безопасности, участвуя в этом мероприятии. Оно громкое, публичное, с камерами и охраной. Не говоря уже о том, что меня похитили из собственного дома. Многолюдное светское мероприятие кажется последним местом, где что-то может пойти не так.

Но я знаю, что отношения между нами меняются — становятся более серьезными, более реальными. Они обретают новую жизнь, поэтому я не могу не задаваться вопросом, не испортила ли я все, когда уехала с бывшим мужем на показ, в котором я даже не уверена, что хочу участвовать.

Черт, черт, черт.

Он был в бешенстве.

Злился гораздо сильнее, чем я ожидала.

И поскольку с каждой оставленной позади милей в голове у меня проясняется, я не могу сказать, что все это — его вина. Если бы только у меня было больше времени, чтобы объяснить, успокоить его…

Мой желудок сжимается от сожаления, пока я вожусь с молнией на куртке, украдкой бросая быстрый взгляд на Джаспера. Он сжимает руль обеими руками и выглядит напряженным, как сжатая пружина. Небо пока чистое, светит солнце, но кажется, что на водительском сиденье вот-вот грянет шторм.

— Эм… прости за все это. — Я прочищаю горло, скрещивая руки. — Это было неловко.

— М-м-м, — бормочет Джаспер.

— Айзек — хороший парень, но его навыки общения с людьми не самые лучшие. Я огорошила его этой новостью и не дала времени осмыслить ее.

Боже, я действительно поступила неправильно. Когда все уляжется, и я вернусь, большую часть недели я проведу пресмыкаясь. Стоя на коленях. Голая и связанная.

Возможно, с кляпом во рту.

— Не могу винить его за то, что он беспокоится о тебе, — добавляет Джаспер, его челюсть сжимается, когда он смотрит на экран Bluetooth. — Музыка?

Инстинктивно мне хочется сказать «нет», но мне нужно отвлечься. Что угодно, лишь бы заполнить пустоту, вызванную чувством вины.

— Конечно.

Он переключает треки, появляется звук. Играет «6 Underground» группы Sneaker Pimps. Я еще не родилась, когда вышла эта песня, но Эллисон ее обожает. Она была одержима фильмом «Can't Hardly Wait», и мы смотрели его вместе бесчисленное количество раз во время веселых ночевок в старших классах.

— Ух ты, — выдыхаю я, мое внимание переключается между исполнителем и Джаспером, последние десять минут растворяются за нахлынувшими воспоминаниями о прошлой жизни. — Последний раз я слышала эту песню, когда мы с тобой были на двойном свидании с Эллисон и Эриком. Эллисон пыталась петь слова песни чувственно, но фальшивила, а Эрик делал вид, что не знает ее.

Я не могу удержаться от смеха. Из всех песен, которые можно было бы услышать…

Воспоминание имеет вкус точно такой же, как у «Sour Patch Kids»¹³, которые мы часто жевали до боли в животе, — сладкий и кислый. Интересно, Джаспер намеренно заставляет меня думать о ней именно сейчас? Но он ничего не говорит. Он просто смотрит на меня, а затем возвращает свое внимание к дороге, на его волосах блестят капельки пота.

Ностальгия проникает в мое сердце, пока песня продолжает вызывать воспоминания. Я чувствую необходимость действовать в соответствии с этим чувством, и, наверное, в этом и был смысл.

Я достаю из сумочки телефон и набираю ее номер, не давая себе времени на раздумья. Я уже достаточно надумала за свою жизнь.

Я: Привет. Я тоже по тебе скучаю.

Мой пульс учащается от нетерпения, пока я жду, что сообщение отобразится как прочитанное. Утекают минуты, одна песня сменяется другой, но проходит почти десять минут, а она все еще не открывает его. Вздохнув, я переворачиваю телефон на колени экраном вниз и мои колени начинает нервно подпрыгивать.

Джаспер не говорит ни слова. Айзек действительно взбесил его.

— Так что случилось с моделью, которая выбыла из участия в показе? Это необычно, когда место освобождается в последнюю минуту.

Он сглатывает.

— Слышал, она попала в больницу. Какая-то операция.

— Это прискорбно, — отвечаю я. — Ты действительно думаешь, что я подхожу для этого? Я уже несколько лет не ходила по подиуму. Не могу представить, что я буду тем грациозным видением, которого они ожидают, и вообще, попаду ли я во все мерки.

Он снова сглатывает, когда он бросает взгляд в мою сторону.

— Ты рождена для этого, Эверли. Гарантирую, ты сразишь Эбнера наповал.

Я позволяю себе успокоиться и киваю ему.

— Я… ценю, что ты рискуешь ради меня. Я пока не уверена, что хочу заниматься этим в долгосрочной перспективе, но мне будет приятно снова почувствовать себя значимой. — Перекинув волосы на одно плечо, я играю с закрученными прядями. — Я знаю, что это важно. Тебе не обязательно было приглашать меня.

— Я хотел. Это было меньшее, что я мог сделать после… — Он делает паузу, переводя взгляд на зеркало заднего вида. — Это было меньшее, что я мог сделать.

Я прикусываю губу, игнорируя это «после».

Начинается новая песня — еще одна из любимых Эллисон.

Мы сидим в тишине, проносясь мимо машин на скоростном шоссе, пока Джаспер не поворачивается ко мне. Он расстегивает воротник, волнуясь.

— Это серьезно?

Я моргаю, глядя на него.

— Серьезно?

— С Айзеком.

— О. — Лицо Айзека всплывает в моем сознании, как теплый бальзам для моих чувств. Я представляю его ухмылки, его сухой сарказм, его крепкие руки, держащие меня как приз. Редкие, нежные моменты, которые кажутся в миллион раз более бесценными, потому что они с ним. На моем лице расцветает улыбка.

— Да. Думаю, это серьезно.

Я ожидаю от Джаспера гримасы отвращения — что он нахмурится или скажет что-нибудь предостерегающее.

Но этого не происходит.

— Хорошо, — говорит он, проводя рукой по бедру. — Он кажется умным, проницательным. Он же детектив, в конце концов. — Беглый взгляд. — Надеюсь, он сможет обеспечить твою безопасность.

У меня становится тяжело на сердце. Я не ожидала его поддержки, особенно после того, что произошло на парковке.

— Спасибо.

— Ты заслуживаешь счастья.

Я смотрю на него, немного ошеломленная, но он уже перевел взгляд на дорогу, стиснув зубы.

— Ты тоже, — бормочу я, сжимая руки вместе. — И я надеюсь, ты понимаешь, что ничего мне не должен, Джаспер. Прошло больше года, и я думаю, что для всех нас ситуация закончилась наилучшим образом.

Он кивает, постукивая пальцами по рулю.

— Мама убеждала меня простить и забыть, — продолжаю я. — Это трудно. Трудно отпустить то, к чему, как ты думал, возвращаешься, только для того, чтобы у тебя это так жестоко вырвали из рук. Это было похоже на еще одно похищение. — В моем горло жжет, колет и режет. — Я могла бы справиться с этим лучше, и мне жаль, что потребовалось столько времени, чтобы это сказать. Когда мы вернемся, я хочу поговорить с Эллисон. Попытаться снова все исправить.

Джаспер потирает рукой подбородок.

— Да, — говорит он. — Надеюсь, мы все выберемся невредимыми.

В моих глазах появляются слезы, и я прерывисто вздыхаю.

Я думаю об Айзеке, о его потере. О Саре. Он сделал бы все, чтобы вернуть ее, а я отталкиваю того, кого люблю. Жизнь слишком коротка для этого. Время быстротечно, а сожаление способно занять место в душе, заполнив ее ошибками, которые ты никогда не сможешь исправить. Секунды текут, и в памяти всплывают воспоминания — все те моменты, которые я провела, желая, чтобы все было по-другому, чтобы я сделала лучший выбор, чтобы я была сильнее.

Пустая трата времени.

Пощечина всему, чего я достигла и из чего выросла.

Я смотрю в окно и шепчу в ответ:

— Никогда не поздно начать все сначала.

За кулисами воздух гудит от хаотичной энергии — голоса перекрикивают друг друга, кисти для макияжа скользят по острым как бритва скулам, а стилисты бесконечно поправляют наряды.

Показ проходит в яхт-клубе на берегу залива, откуда открывается великолепный вид на мост Золотые Ворота. Я почти чувствую соленый воздух снаружи, когда пробираюсь через переполненный зал, уворачиваясь от стоек с расшитыми блестками платьями, и едва не спотыкаясь о коробку с туфлями на каблуках. Повсюду, куда бы я ни посмотрела, модели находятся на разных стадиях подготовки, волосы уложены и заколоты, их кожа мерцает под яркими лампами дневного света и кольцевыми светильниками.

Я нахожу тихий уголок возле туалетного столика, уставленного косметическими палетками и тюбиками с блесками, и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. В воздухе витает приторная сладость, смешанная с лаком для волос и духами, и она застревает у меня в горле, мешая сглотнуть из-за нервного напряжения.

Тема вечера — «Времена года».

Модели двигаются как часы, готовые надеть наряды, соответствующие весне, лету, осени и зиме. Сначала мы демонстрируем зиму, мое платье — авангардный подход к теме. Смелая и футуристическая ткань цвета серебристый металлик меняет оттенок при движении, как небо между сумерками и рассветом.

— Помните, весной на подиуме будет идти дождь, — объявляет ассистент, напоминая нам о программе. — Удвойте количество спрея.

Прежде чем я успеваю отвернуться, передо мной материализуется визажист с кистью, занесенной как оружие.

— Садись, — приказывает она, и я оказываюсь в кресле для макияжа. Она поднимает мой подбородок вверх и проводит губкой с тональным кремом по линии челюсти. — Ты в порядке. — Удовлетворенная, женщина отпускает меня.

В груди вспыхивает тревога, когда я ловлю свое отражение в зеркале. Лампочки, расположенные по периметру зеркала, зажигают снежинки из драгоценных камней, сверкающие во внешних уголках моих глаз. Я похожа на кого-то другого, кого-то, кого я знала раньше, — модель, которая ходила по этим подиумам, не задумываясь ни на секунду, которая знала, как точно выбрать угол наклона своего тела и как двигаться уверенно. Но сейчас на меня смотрит совершенно другой человек.

Я не уверена, скучаю я по ней или нет.

— Выход через две минуты! — кричит кто-то, и я чувствую руку на своем плече, направляющую меня к занавесу, отделяющему нас от гудящей толпы.

Мои лодыжки дрожат в серебряных туфлях на каблуках. Я закрываю глаза и представляю, что бы Куини сказала мне сейчас. Наверное, что-нибудь язвительное.

— Постарайся не упасть лицом в грязь, ангелочек. Или, по крайней мере, сделай это изящно.

Мой выход.

Я глубоко вздыхаю и делаю шаг вперед, яркие огни заливают меня, когда я скольжу по подиуму. Над головой сверкают звезды, толпа исчезает в тени за светом прожекторов. Море камер, вспышки щелкающих объективов, фиксирующих каждый шаг. Модель передо мной двигается в своем зимнем ансамбле, заставляя меня сосредоточиться на задаче, пока она проносится мимо.

Стараясь не щуриться, я оцениваю толпу с высоты подиума, в ответ на меня смотрят размытые силуэты. Я сканирую толпу в поисках Джаспера, но не могу разглядеть ни одного лица. Только намеки на дизайнерские костюмы и коктейльные платья, зажатые за стеной фотографов. Воздух пульсирует, и вспышки фотоаппаратов обрушиваются на меня очередями, как мини-молнии. В конце подиума я резко поворачиваюсь и, сдержанно улыбнувшись, направляюсь обратно к сцене.

Как только я вхожу в гримерку, меня хватают сразу несколько рук, дергая и поправляя. Мой зимний наряд снимают, и его сменяет прозрачное цветочное платье, которое парит вокруг меня, словно мягкий шепот. Другая пара рук накидывает сверху прозрачный дождевик, закрепляя его широким прозрачным поясом.

Кто-то сует мне в руку бутафорский зонтик.

— Твой выход через пять минут! — кричит кто-то у меня за спиной.

Я крепче сжимаю зонтик и подхожу к занавесу, когда музыка переключается на что-то причудливое, напоминающее 80-е или начало 90-х.

Немного странно…

Режиссер-постановщик смотрит в свой планшет, когда модель передо мной выходит на подиум.

— Это не тот трек.

— Мы продолжаем? — спрашивает ассистент режиссера.

— Уже слишком поздно. — Она вздыхает и машет рукой, подавая мне сигнал. — Иди. Надеюсь, все получится.

Я резко вдыхаю и выхожу, представляя, как буду расстегивать ремень в конце подиума, стараясь не выглядеть при этом новичком, который возится с ремнем безопасности в автобусе.

Вот так.

Я прохожу сквозь занавес с высоко поднятой головой. Я уверенно шагаю по сцене, приближаясь к узкому подиуму.

Вода течет с потолка, имитируя струи дождя, отражает свет изящными дугами, когда я раскручиваю зонтик над головой, и он с треском открывается. Я чувствую, как незнакомый ритм отдается в подошвах моих шпилек, нарушая плавность моих шагов, когда я приближаюсь к краю подиума.

Огни мерцают.

Энергия толпы меняется, аплодисменты стихают. По передним рядам пробегает шепот, но я слишком сосредоточена на том, чтобы удержаться на ногах, и не замечаю, что происходит. Я снова кручу зонтик. Капли продолжают падать, скатываясь по моей коже.

По спине пробегает дрожь.

И тут, как раз, когда я дохожу до конца подиума и расстегиваю пояс, я замечаю движение сбоку. Съемочная группа оживленно переговаривается. Гул зрителей сменяется неловкой тишиной.

Мои инстинкты бьют тревогу.

Что-то не так.

Но прежде чем я успеваю сформулировать связную мысль…

По зданию разносится пронзительный вой сигнализации.

Оглушительные сирены.

Я застываю на месте, зонтик выпадает из рук, пульс учащается, а легкие сжимаются. Я зажимаю уши руками, перед глазами все расплывается.

Начинается хаос.

Люди бегут в разные стороны.

Я парализована, прикована к краю подиума в цветочном платье и дождевике, промокшая и напуганная.

Двигайся, Эверли.

ДВИГАЙСЯ!

Я издаю какой-то хриплый звук, мой взгляд мечется по толпе в поисках Джаспера. Его нет. Может, он уже выбрался? Повернувшись лицом к сцене, я заставляю свои дрожащие ноги двигаться вперед в поисках ближайшего выхода. За моей спиной остается один, перекрытый обезумевшими людьми.

Повернувшись, я приседаю и сползаю с подиума на пол. Адреналин подстегивает мои шаги, когда я пробираюсь сквозь охваченную паникой толпу, сердце бешено колотится в груди. Дыхание сбивается, когда я преодолеваю ближайшее скопление людей.

Выход впереди… еще несколько шагов.

Но грубая рука хватает меня за плечо, заставляя остановиться.

— Вернись на подиум! — приказывает голос.

Вздрогнув, я поворачиваюсь к нему лицом — незнакомый мужчина в черной одежде, его темные глаза светятся настойчивостью. Его хватка крепкая, болезненная.

— Что… — Я пытаюсь вырваться. — Что вы имеете в виду?

— Вам нужно вернуться на подиум, сейчас же. — Его тон не оставляет места для возражений.

Я колеблюсь, сердце колотится в горле.

— Задний выход, — приказывает он, обращая внимание на хаос позади меня. — Иди!

Звук панических шагов разносится вокруг нас, смешиваясь с пронзительными криками ужаса. Свет то вспыхивает, то гаснет, и кажется, что все вот-вот взорвется. Меня загоняют в угол, и мне ничего не остается, кроме как подчиниться, неуверенно забраться обратно на подиум и направиться к заднему выходу.

Из гидравлической системы хлещет вода, я теряю равновесие, подиум становится скользким, а мои каблуки шатаются и скользят. Я едва успеваю преодолеть два фута, как поскальзываюсь и падаю лицом вниз на полпути к выходу. Страх сжимает мою грудь, а паника искажает зрение.

Сдерживая рыдания, я поднимаюсь на ноги и пытаюсь снова…

Как раз в тот момент, когда свет полностью гаснет.

Крик срывается с моих губ, когда меня накрывает непроглядная тьма. Я поворачиваю голову влево, вправо, назад, но ничего не вижу. Есть только я, странная песня и то, что скрывается в тени. Призрачные воспоминания вторгаются в мой разум: звук выстрела, темный холл, залитая кровью плитка.

Монстр, который ждет, чтобы утащить меня, его руки обвиваются вокруг меня, как змеи.

Я зажмуриваю глаза и падаю на колени.

Главная дверь с грохотом закрывается, и я задаюсь вопросом, все ли успели выбраться. Пытаясь сохранить равновесие, я ползу вперед по лужам воды, мои мокрые волосы путаются перед глазами, когда я пытаюсь сморгнуть темноту. Мои руки ощупывают подиум, чтобы не упасть с него. Я цепляюсь за край, ладони скользят по гладкой поверхности, дыхание становится неглубоким. Песня играет по кругу, и у меня кружится голова. Я ничего не вижу — только тени, движущиеся в темноте. Паника сжимает мне горло, пока я вслепую шарю пальцами, отчаянно пытаясь найти хоть какое-то направление.

Затем где-то вдалеке раздаются шаги — медленный, размеренный ритм, от которого у меня мороз пробирает по коже. Отступая назад, я зажимаю рот рукой. Кто бы это ни был, он приближается, каждый следующий шаг становится громче, рассекая темноту, как нож мясника.

Как раз в тот момент, когда земля подо мной начинает вращаться, включается свет, заливая помещение ослепительной, неумолимой яркостью. Я щурюсь и моргаю, пока зрение не проясняется.

И тут я вижу его.

Мое сердце замирает, а затем начинает биться в бешеном, удушающем ритме.

Хранитель времени — Леонард Винсент — стоит у входа на подиум, на его лице застыла маска холодной ярости. Его разноцветные глаза злобно сверкают, когда он заставляет себя натянуто улыбнуться, но в его привычном самообладании проскальзывает волнение.

Нет.

Это розыгрыш.

У меня галлюцинации, воплощающие в жизнь мой самый большой страх.

Пригвожденная его взглядом, я, словно добыча, попавшая в ловушку хищника. Все кошмары, которые, как мне казалось, я оставила позади, всплывают на поверхность, воспоминания бурлят, настоящие и свежие — запах спертого воздуха и отбеливателя, скрежет металлических наручников, которыми я была прикована к стене первые несколько месяцев, и удушающая тишина его подземного убежища.

Все это обрушивается на меня с новой силой, захлестывая грудь, как потоп.

Я замираю, инстинктивно отшатываясь, когда он делает шаг вперед. Моя кожа покрывается мурашками от призрачного ощущения его рук на мне. Желание бежать пронзает мои ребра, но я не могу пошевелиться. Каждый мускул в моем теле напрягается, каждый нерв вспыхивает, требуя, чтобы я бежала.

Но я снова там, в той комнате.

Заточенная. Беспомощная.

Уголки его рта приподнимаются в тонкой улыбке, когда он наблюдает за моими усилиями, и я понимаю, что он наслаждается этим. Упивается моим страхом, как первоклассным шампанским.

Он оглядывает пустые ряды, разочарование мелькает на его лице, прежде чем его взгляд останавливается на мне. Подняв руку в перчатке, он взмахивает запястьем, каждый шаг зловеще отражается от полированного пола.

— Похоже, кто-то решил вмешаться в мое тщательно продуманное расписание. Его взгляд вспыхивает, за привычным невозмутимым спокойствием мелькает раздражение. — Пожарная сигнализация, из всех возможностей. Как… банально.

Я прикусываю щеку изнутри, ощущая вкус крови, что угодно, лишь бы вынырнуть из этого кошмара. Но даже боль не помогает избавиться от образа мужчины, стоящего передо мной. Человека, который лишил меня всех надежд и достоинства.

Он вернулся. Он здесь.

— Должен сказать, я обожаю хорошие подиумные показы. Я говорил тебе, что начинал с дизайна одежды? — Он сцепляет руки за спиной. Знакомая безделушка в виде песочных часов все еще пристегнута к его поясу, поблескивая в лучах верхнего света. — Возможно, именно поэтому ты всегда была моей любимицей.

Я нахожу в себе силы подняться на дрожащие ноги.

— Пожалуйста…

— Пожалуйста? — повторяет он, поднося руку к уху. — Я вижу, ты снова обрела хорошие манеры.

Тяжело сглотнув, я оглядываюсь через плечо в поисках выхода. Интересно, как далеко я убегу, если попытаюсь. Но мой взгляд останавливается на незнакомце, который заставил меня вернуться на подиум несколько минут назад. Он стоит у выхода, положив руку на кобуру с пистолетом.

Хранитель времени прищелкивает языком, глядя вверх.

— Тебе нравится песня? Это Erasure.

Мое внимание возвращается к нему, и я инстинктивно отступаю назад, увеличивая расстояние между нами.

— Я подумал, что «Always» будет подходящим саундтреком, который можно слушать, наблюдая за тем, как сотни людей умирают от сероводорода, — непринужденно говорит он. — Конечно, это не идет ни в какое сравнение с музыкальным клипом. Это шедевр. Но раз уж кто-то украл мой грандиозный финал … — Его тон снова становится жестким, колеблясь между змеиным ядом и игривой насмешкой.

Он прыгает вперед, делая эффектный пируэт, пока звучит песня.

Он… танцует.

Я в ужасе смотрю на его костюм, переливающийся роскошью и безумием — буйство глубокого пурпурного и яркого синего, серебряный галстук, свободно повязанный на шее. Его сшитый на заказ пиджак мерцает при каждом движении, словно осколок стекла.

Вода разлетается брызгами, когда он скачет по лужам.

Я отступаю.

Мои глаза обшаривают подиум, отчаянно пытаясь найти что-нибудь, хоть что-нибудь. На самом краю я замечаю брошенный фиолетовый зонтик. Сердце колотится, я тянусь, чтобы схватить его, и, повернувшись снова лицом к Хранителю, наставляю на него заостренный конец.

Он сокращает расстояние между нами, стоя в центре подиума, в нескольких футах от меня. Его взгляд скользит по реквизиту.

— О, Эверли. Ты планируешь забить меня до смерти своим зонтиком? — Раздается смех. — Полагаю, что угодно может стать оружием, если подойти к делу творчески.

— Держись от меня подальше. — Зонт дрожит в моей руке.

Еще шаг.

Потом еще один.

Если я отступлю еще немного назад, то упаду.

— Этот дождь… — Говорит он, вытягивая ладонь и наблюдая, как вода наполняет ее. — Приятное прикосновение, не так ли? Должно быть, это убийственно для твоих волос.

— Не смей…

Он набрасывается на меня.

Я вскрикиваю.

Его кулак в перчатке хватает мои волосы, сжимает и дергает, и у меня подгибаются колени. Боль пронзает мое тело, от головы до пальцев ног, мои руки разжимаются на ручке зонтика, и он осторожно вырывает его из моей хватки.

Хмыкнув от удовольствия, он вертит его в руках, с него летят капли.

— Еще один приятный штрих, — говорит он. — Маленькие детали действительно делают шоу незабываемым.

— Помогите мне! — кричу я, извиваясь в его хватке. — Кто-нибудь, помогите!

— О, тише. Ты можешь кричать сколько угодно, когда мы окажемся на воде.

Я замираю, ужас пронизывает меня насквозь.

— Что ты…

— Эй, босс! Это ваш парень? — Из-за кулис доносится шум, а затем на сцене появляются две фигуры. — Нашли его здесь, за кулисами.

Проходит мгновение, прежде чем я узнаю его.

Костюм темно-синего цвета. Галстук в горошек. Черные волосы.

Лоферы.

Мое сердце ухает в пятки.

— Джаспер… — Паника охватывает меня, когда я вижу, как Джаспер пытается вырваться из рук наемника.

Хранитель времени неодобрительно рычит.

— Нет, идиот, это не тот парень. — Он крепко сжимает мои волосы и встряхивает меня. — В наши дни так трудно найти достойных помощников, не так ли?

Боже мой.

— Джаспер!

Джаспер брыкается и отбивается от огромного мужчины, на его щеке красуется синяк, из разбитой губы течет кровь.

— Эверли!

— Не делай ему больно, — умоляю я. — Он не имеет к этому никакого отношения.

Губы моего похитителя сжимаются, глаза прищуриваются.

— Ты права… действительно не имеет. — Он вскидывает руку. — Отпусти его.

Джаспера толкают вперед, и он падает на колени. Он стоит так еще мгновение, переводя дыхание, а затем поднимает подбородок и находит мой взгляд.

— Мне так жаль, — говорит он, его голос едва доносится до нас. — Прости меня.

Я тщетно пытаюсь вырваться, слезы текут по щекам.

— Джаспер, беги. Пожалуйста, ты должен…

— У меня не было выбора, — продолжает он. — Эллисон.

Мои расширенные глаза встречаются с его. Сглотнув, я перестаю вырываться.

— Что?

Джаспер встает на одну ногу, затем на другую, медленно выпрямляясь в полный рост и сокрушенно качая головой.

— Они забрали Эли. Он сказал, что убьет ее, если я не найду способ привести тебя сюда. — Он делает паузу, его голос срывается. — Мне так жаль, Эверли. У меня не было другого выхода. Они установили на меня прослушку и следили за нами. За мной следили. Одно неверное движение, и она была бы мертва.

Вокруг все расплывается, тяжесть его слов обрушивается на меня, как удар под ребра.

— Нет…

Он молитвенно складывает руки и, спотыкаясь, идет вперед.

— Другого способа не было. Пожалуйста, поверь мне. Я пытался подать сигнал твоему другу-детективу, но мне пришлось действовать осторожно. Я не знаю… Боже, мне так жаль. Я никогда не хотел…

— Трогательно, — перебивает Хранитель времени, делая жест рукой в сторону своего наемника. — К сожалению, мне нужно придерживаться расписания.

Все происходит так быстро.

Мужчина, стоящий за спиной Джаспера, шагает вперед, достает перочинный нож и щелкает лезвием.

Одним быстрым движением сильная рука обхватывает горло Джаспера.

И перерезает.

Мой крик захлебывается от неверия, а глаза Джаспера округляются от шока. Он спотыкается, рука взлетает к шее, кровь льется сквозь пальцы, выплескиваясь сильными струями. Колени подгибаются, и он оседает на пол.

Задыхается. Булькает.

— НЕТ! — Я делаю выпад, но железная хватка Хранителя времени тянет меня назад, удерживая на месте.

Он наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Так, давай не будем устраивать сцен. — В его голосе звучит леденящее спокойствие. — Это моя работа.

Реальность искажается. Складывается пополам.

Звук притупляется до далекого рева, заглушаемого громоподобным пульсом в моих ушах. Я цепенею, мой мозг пытается осмыслить, свидетелем чего я только что стала.

Тело Джаспера падает вперед, распластываясь на сцене, пока он не оказывается неподвижно лежащим в луже собственной крови.

Мой желудок сжимается от холода и пустоты.

Мои конечности застывают, словно застряв в зыбучем песке.

Затем что-то внутри меня щелкает, первобытное и инстинктивное, прорываясь сквозь дымку.

Не задумываясь, я резко поворачиваюсь и обрушиваю шпильку на ногу ублюдка. Он издает рычание, и мы боремся.

Я впиваюсь в него ногтями.

Оскалив зубы, издавая отчаянный вопль, я изо всех сил пытаюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы вывести его из равновесия. Я кричу, как банши, мои ногти рвут его кожу, носки моих туфель бьют его по голени.

Острый укол в шею.

Я задыхаюсь.

У меня мгновенно начинает кружиться голова.

Веки трепещут… В глазах темнеет…

Я падаю…

Я прихожу в себя от мягкого, неравномерного покачивания.

Слабый гул, похожий на шум двигателя, доносится до меня издалека. Воздух пахнет соленой водой и чем-то еще. Затхлый воздух, замкнутое пространство. Голова раскалывается, тупая пульсация терзает мое сознание.

Застонав, я прижимаю кончики пальцев к вискам.

Мои конечности кажутся тяжелыми и непослушными. Я быстро моргаю, пытаясь сфокусироваться, но мир вокруг меня кружится, то обретая четкость, то теряя ее.

Постепенно зрение проясняется, и передо мной предстает роскошный интерьер того, что, как мне кажется, является… лодкой.

Большой.

Яхта?

Полированное дерево поблескивает вокруг меня, мягкий свет проникает через иллюминатор, намекая на бирюзовую гладь океана снаружи.

Я сажусь слишком резко, и все вокруг кренится, опрокидываясь набок. Мой желудок скручивает от остатков наркотиков, которые мне вкололи, и я тру место укола.

Стены смыкаются, воздух сгущается.

Мой пульс учащается, подступает тошнота.

Я пытаюсь встать, но ноги подкашиваются, как у новорожденного олененка, и я падаю обратно на белый кожаный диван. Дрожа, я откидываю с лица прядь волос, пытаясь сориентироваться. Наркотик все еще действует, замедляя все процессы. Я не могу ясно мыслить.

Мне нужно двигаться. Бежать.

Позади меня открывается дверь.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это, — его присутствие заполняет пространство еще до того, как я слышу его шаги.

— А, ты очнулась. — Его голос — зловещее эхо. Парализующее.

Я резко оборачиваюсь, не обращая внимания на волну головокружения. Я встречаюсь с ним взглядом — холодным, жестоким, разноцветным. Мир за иллюминатором превращается в голубое пятно, и я с тошнотворным ощущением в животе понимаю, что лодка движется.

Не просто движется — она рассекает воду, набирая скорость.

Он подходит ближе, распространяя удушающую тяжесть в маленькой каюте. Я вижу фиолетовый зонтик, который он вертит в руках.

— Я решил захватить его на память, — говорит он, любуясь реквизитом, как желанным призом. — Это мой любимый цвет.

Я хватаюсь за край дивана, пытаясь встать. Лодка сначала мягко раскачивается, а потом резко подается вперед, гул двигателя вибрирует под досками пола, когда вода бьется о корпус.

Я чувствую это.

Мы удаляемся от берега все дальше и дальше.

— Тебе нужно отдохнуть, моя дорогая. — Шагнув ко мне, Хранитель времени достает из-за пояса наручники. — Эти наркотики еще долго будут циркулировать в твоем организме. Ты не в том состоянии, чтобы бежать.

Я смотрю на сверкающий металл.

— Может, пора найти другое хобби, — говорю я дрожащим голосом. — Это банальное похищение начинает надоедать.

— Мне нравится вязать крючком, — проворчал он. — Это помогает сохранять острое мышление.

— Держись от меня подальше.

— О, милая, не все зависит от тебя. Но мне нужно, чтобы ты оставалась на месте.

Мой взгляд устремляется к выходу, и в этот момент он бросается ко мне.

Вскочив на ноги, я уворачиваюсь от него и устремляюсь к выходу. Я толкаю дверь и сталкиваюсь со стеной тумана и тяжелыми струями дождя. Холодный ветер бьет меня по лицу, соленый воздух наполняет легкие. Рука зажимает мне рот. Наручники с грохотом падают на пол.

Меня оттаскивают назад.

Я сопротивляюсь, мой крик заглушен.

Подхваченная порывом ветра, лодка подпрыгивает под нами, у моего похитителя получается устоять, а мои ноги не справляются. Бутылка рома стоит на краю стойки, достаточно близко, чтобы дотянуться и провести пальцами по стеклу, но ее вырывают из моей хватки, и она падает на пол, ее содержимое растекается густой янтарной лужей.

Мои туфли на шпильках скользят, Хранитель времени хватает меня за плечо и тянет назад. Я кричу, царапаюсь, рыдаю, но все бесполезно.

Он знает, как обращаться с добычей.

Воздух насыщен резким запахом соли и дизельного топлива. Я спотыкаюсь, едва держась на ногах, пока меня тащат по скользкой поверхности. Мой взгляд устремляется сквозь распахнутую дверь на густой туман, и я понимаю, что там меня ждут лишь темные волны. Водная могила.

Нет.

Это не может быть концом. Это не может закончиться вот так.

Но бежать некуда.

Даже если бы я вырвалась, я не смогла бы доплыть до берега, даже если бы попыталась.

— Прекрати! Убери свои чертовы руки!

Раздается выстрел.

Мои глаза вспыхивают, когда по палубе раздаются шаги.

Рука сжимается на моем плече. Затем, зажав зонт под одной ногой, Хранитель времени резко дергает его вверх, ломая пополам. Острый конец вонзается мне в горло, он ослабляет хватку, и его голос переходит в низкое шипение.

— Куда ты собралась, малышка? — Его горячее дыхание касается моей щеки.

Я закрываю глаза, когда острие царапает мою кожу.

— Если нам повезет, мистер Портер будет цел и невредим, когда присоединится к нам.

Его слова просачиваются сквозь мой туман, как осадок, когда ледяной дождь усиливается. Ливень. Макияж смешивается со слезами, обжигая глаза.

Я сглатываю.

Боже мой…

Второй выстрел лишает меня равновесия.

Хранитель времени усмехается, сильнее прижимая к моему горлу обломок зонтика.

— Я бы хотел поговорить с ним напоследок, прежде чем он встретит свой конец.

Я отрываю руку от своего рта.

И кричу.

— Айзек!