Необратимость

ГЛАВА 42

— Детектива Таннера, пожалуйста. — Я наматываю круги по квартире в джинсах с широкими штанинами и обтягивающей майке, мои волосы собраны в самый большой в мире пучок, а мобильник дрожит у моего уха.

— Привет, Эверли.

Я останавливаюсь.

— Привет, Астрид. Я так легко узнаваема, да?

— Это все из-за явного раздражения, с которым ты произносишь его имя.

Нахмурившись, я несколько раз произношу имя Таннера одними губами, понимая, что действительно делаю это с раздражением.

— Прости. — Я прочищаю горло, усмехаясь. — Он рядом? Это очень важно.

— Должен быть. Я переведу тебя.

Проходит две минуты, и я бросаю взгляд на свои «Apple watch», отмечая, что только в непродуктивной ходьбе я преодолела более тысячи шагов.

В динамике раздается голос.

— Таннер.

В тот момент, когда он берет трубку, я опускаюсь на кухонный стул и на одном дыхании выдаю раздраженный монолог.

— Привет. Это Эверли. Эверли Мэйфилд. Я чертовски уверена, что Айзек следит за мной. Преследовать меня и в то же время избегать меня — это целое искусство. И это тот самый Айзек, а не старичок Айзек, так что даже не напрягайся. Ты его прячешь? Он преступник? Вы оба преступники? Тебе лучше начать говорить, потому что я…

Звонок прерывается.

Сукин сын.

Я смотрю на экран телефона, мои глаза сужаются до щелей.

Я достаточно мелочна, чтобы перезвонить.

Астрид вздыхает.

— Привет. Он просил передать тебе, что улетел на Арубу и больше не вернется. Никогда. Пожалуйста, не убивай гонца.

— Аруба великолепна. Пионер технологии очистки воды. — Стиснув зубы, я заставляю свой тон оставаться приятным, встаю со стула и в семнадцатый раз начинаю протирать столешницу. — Ты можешь перевести меня еще раз?

— Конечно.

Сразу на голосовую почту.

Я рычу что-то нечленораздельное и швыряю телефон на стойку, а затем опираюсь на руки. Разочарование накатывает на меня волнами. Прошла неделя с момента моей панической атаки на сцене, и Куини посоветовала мне взять недельный отпуск, чтобы сосредоточиться на своем психическом здоровье. В самом деле. Очевидно, откладывать визиты к психотерапевту и дальше просто неразумно.

Мне становится хуже.

И эта ситуация с преследованием не помогает.

Уже несколько недель я чувствую чье-то присутствие. Чей-то взгляд. Было бы естественно начать беспокоиться, что мой похититель или кто-то, кто работает на него, охотится за мной, но на самом деле… я не чувствовала угрозу. Наоборот.

Я чувствовала себя защищенной.

Теперь, учитывая, что в последнее время таинственный мужчина то появляется, то исчезает с моей орбиты, я начинаю верить, что мои инстинкты с самого начала были правы.

Айзек здесь.

Он жив.

И он следит за мной.

Из гостиной доносится мяуканье, и я окидываю взглядом скудное пространство, в котором нет ничего, кроме уродливого дивана, журнального столика и телевизора.

И, что еще важнее, случайно забредшего сюда кота.

Мистер Бинкерс машет хвостом со своего места на диване и смотрит на меня с осуждением.

— Не суди строго, котик. Моя жизнь в руинах, — беззлобно бормочу я, направляясь к клубку черного меха.

Не успеваю я дойти до гостиной, как раздается стук в дверь.

Сердце начинает бешено колотиться.

У меня редко бывают посетители, если не считать таинственного кота. Может, он принадлежит Айзеку? Очевидно, они делают заметки из одного и того же справочника.

Я плетусь к двери и открываю ее, за ней стоит пожилая женщина, живущая в соседней квартире.

— Ой, привет.

Сигарета болтается между ее пальцами, пока она изучает меня.

— А ты симпатичная, знаешь ли. — Ее голос напоминает о моей недавней бронхиальной инфекции. — Бинкс любит девушек с такими пышными волосами, как у тебя.

Я моргаю, глядя на нее, и мой взгляд останавливается на двух узловатых пальцах, небрежно держащих сигарету.

— Что? — Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что она действительно обращается ко мне, но коридор пуст. Здесь только я, моя пышная шевелюра и странная дама, которую я видела только мельком за последние несколько месяцев.

Потом в памяти всплывает имя.

Бинкс.

Бинкерс.

— О! Кажется, ваш кот у меня.

Вокруг нее клубится дым, облако скрывает глубокие морщины на ее лице.

— У моей племянницы Фрейды — она такая же хорошенькая, как и ты, — похожие волосы, и мистер Бинкерс любит запускать в них свои когти. — Женщина издает лающий смешок, прежде чем поперхнуться дымом и зайтись в кашле. — В общем, неудивительно, что он пробрался сюда. Он любит ванильный бисквит. У тебя есть что-нибудь подобное?

Я тереблю шлевки на джинсах.

— Хм… нет. Но в последнее время он часто появляется здесь. Каким-то образом.

— Он как Гудини. — Она пожимает плечами.

— Ладно, тогда забирайте своего кота, — говорю я, медленно отодвигаясь. — Простите за беспокойство.

Она машет рукой, когда дым щиплет мне глаза.

— Не нужно. Я уезжаю отсюда. Муж бросил меня, и я больше не могу платить за квартиру. Оставь кота себе.

— Что?

— Оставь его себе. Ты ему нравишься.

— Я не… — Я оглядываюсь через плечо на то место, где мистер Бинкерс свернулся калачиком на моей столешнице, выглядя по-домашнему уютным и довольным жизнью. — Я не уверена, что у меня сейчас есть время на еще одного питомца.

— Он не требует особого ухода. Клянусь. — Женщина прислоняется к косяку, стряхивая пепел на пол.

— Как насчет приюта?

— Переполнен. У бедняжки не будет ни единого шанса.

Черт.

Похоже, у меня теперь есть кот.

— Ладно… наверное. У вас есть какие-нибудь вещи для него?

— Конечно, есть. Кошачья подстилка, еда, лоток, несколько дохлых мышей, которых он приносил в качестве трофеев.

Я морщу нос.

— Шучу. Бинкерс не любит мышей. Он предпочитает более приятные вещи в жизни, например, стащить пульт дистанционного управления или занять мою подушку. — Она поправляет ремешок сумочки, и ее тонкие желтые волосы блестят в свете ламп коридора. — Я принесу все завтра. Ты просто прелесть.

— Хорошо. Увидимся…

Она уходит.

В замешательстве я на несколько мгновений задерживаюсь в дверях, вдыхая остатки сигаретного дыма и дешевых цветочных духов. Вздохнув, я закрываю дверь, затем поворачиваюсь и скрещиваю руки на груди.

Мистер Бинкерс наблюдает за мной, пока я стою в прихожей. Я не знаю, что делать ни с собой, ни с котом. Мы смотрим друг на друга.

Он мяукает.

— Итак… ванильный бисквит, да?

У меня покалывает затылок. Волоски на руках встают дыбом, когда я двигаюсь и скольжу по сцене, наконец-то чувствуя, что вновь обрела контроль над собой после того, как целую неделю хандрила, оглядывалась через плечо и записалась на первичную консультацию к доктору Экланду.

Я отключаюсь от песни — какой бы она ни была, — отказываясь слышать то, чего нет.

Я оглядываю толпу, изображаю поцелуй и кокетливо подмигиваю, но никому конкретному. Я слишком боюсь, что встречу разноцветные глаза и блестящие туфли. Экстравагантный костюм в сочетании с дьявольской улыбкой.

Змея, прячущаяся в кустах и готовая к броску.

Но я чувствую знакомое предательское притяжение, когда расстегиваю бюстгальтер и позволяю ткани с красными блестками упасть на сцену.

Дразню.

Его.

Я уверенно выгибаю спину, покачивая своим каштановым париком из стороны в сторону, моя кожа блестит от мерцающего масла для тела. Он может смотреть сколько угодно. Я устрою ему шоу.

Каково это, Айзек? Знать, что ты все еще не можешь прикоснуться ко мне?

Номер заканчивается, и я чувствую удовлетворение от своего выступления, когда ухожу со сцены, кокетливо помахав рукой через плечо. Я собираю свои чаевые и натыкаюсь на Ариэль за кулисами.

Она откусывает банан и шлепает меня по заднице.

— У тебя сегодня VIP-персона. Счастливая сучка. — Проглотив кусочек, она выбрасывает вторую половинку в мусорный бак. — Твой рыцарь в сияющих доспехах ждет.

Моя челюсть напрягается.

— Кто? — Но я уже знаю, кто это.

— Горячий герой, который унес тебя со сцены, как Кинг-Конг.

Мое сердце бешено колотится, пульс учащается до предела.

— Не хочешь заменить меня? Мне сегодня нужно рано уйти. — Но это совсем не то, чего я хочу, на самом деле, мне нужно разобраться в этом безумии и понять, почему он здесь, почему водит меня за нос, как марионетку на запутанных ниточках. И я знаю, что мое сердце может не выдержать, если он снова исчезнет, как призрак. — Ты заслужила отдых от неприятного лысого парня с гиперактивными потовыми железами, который вчера вечером трахал ножку стола, наблюдая за твоими танцами.

Она обдумывает предложение.

— Джорджа просто неправильно воспринимают. Он отличный клиент, — говорит она. — Но нет, Кинг-Конг полностью твой, Пчелка. Он был непреклонен в своем желании увидеть именно тебя.

Я вздрагиваю, снимаю парик и взбиваю свои освободившиеся волосы.

— Ладно. Хорошо.

— Лен будет рядом, если у тебя возникнут проблемы. Но что-то мне подсказывает, что этот мужчина — хороший тип неприятностей.

А мне что-то подсказывает, что фатальный.

Я улыбаюсь ей, покидая кулисы, и направляясь в гримерку, чтобы освежиться. Повинуясь внезапному порыву, я переодеваюсь в костюм шмеля. Если он хочет поиграть в игры, я могу подстроиться. Мое сердцебиение отдается в барабанных перепонках, пока я поправляю волосы, стираю пятна туши под глазами и наношу кокосовый спрей для тела.

Когда я прохожу через шумный клуб, какой-то новичок откидывается на спинку стула, а Ариэль подносит одну из его кроссовок ко рту, и из отверстия в обуви выливается спиртное. Виски стекает по его подбородку, а его друзья веселятся и кричат рядом с ним. Она подмигивает мне, прежде чем я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к лестнице, ведущей в VIP-комнаты.

Я приглаживаю волосы потными ладонями, мое сердце колотится в такт ударам каблуков о металлические ступени.

Розовая комната мерцает, как леденец. Я вдыхаю воздух и замираю перед бусами цвета фламинго, по другую сторону от них движется тень. Затем, набравшись смелости, я захожу внутрь и бросаю взгляд на мужчину, сидящего на диване.

Колени раздвинуты.

Одна нога подпрыгивает вверх-вниз.

Глаза как кинжалы.

Лицо как камень.

Я стою на пороге, мои пальцы сжимают нити занавеса из бус, ноги грозят подкоситься. Наши взгляды встречаются, как мечи в пылу сражения.

Я в бешенстве.

Я в ужасе.

Я… загипнотизирована.

Мир рушится, пока мы смотрим друг на друга, и вся тяжесть происходящего вырывается на поверхность. Мои эмоции находятся в состоянии войны. Он дразнит меня, мучает, и все равно я не могу удержать свой гнев, мои плечи опускаются, а глаза наполняются слезами.

Все возвращается.

Каждый момент. Каждое слово. Каждое осторожное взаимодействие, связавшее нас через стену.

Я сжимаю руки перед собой, когда вхожу в комнату, и нити бус за моей спиной возвращаются на место. Ванильные свечи и землистый аромат одеколона будоражат мои чувства, в то время как его глаза не отрываются от меня.

Пристальный карий взгляд скользит по моему телу, оценивая костюм, прежде чем он снова поднимает глаза и сжимает челюсть. Он медленно моргает, не произнося ни слова.

Ему некомфортно.

Он явно чувствует себя не в своей тарелке.

Что-то подсказывает мне, что он не хочет здесь находиться, и я не знаю почему.

— Айзек. — Я делаю еще один осторожный шаг вперед, ненавидя то, как дрожит мой голос. — Тебя ведь так зовут, верно?

Он постукивает ногой по ворсистому ковру, закинув обе руки на спинку дивана. Мускул на его щеке подрагивает, бицепсы натягивают ткань футболки, кожаная куртка лежит рядом.

— Или ты… Ник? — Спрашивая я, подходя ближе. — Эндрю? Маркус? — Я поднимаю палец и наклоняю голову в сторону. — Лайл?

Его губы подергиваются.

— Я знаю, кто ты. Теперь ты можешь перестать притворяться. — Я подхожу еще ближе, пока не оказываюсь между его раздвинутых ног, и он напрягается. — Скажи мне, почему ты прячешься, почему преследуешь меня и в то же время избегаешь? В чем смысл? Зачем ты это делаешь?

Он хмурится.

Эмоция.

Я пользуюсь моментом уязвимости, чтобы наклониться ближе и процедить сквозь зубы:

— Я думала, что убила тебя.

По его лицу пробегает что-то нечитаемое. В его глазах мелькает тень мягкости, что-то отличное от холодного непоколебимого равнодушия, прежде чем он гасит ее и сжимает ноги, заключая меня в клетку.

Я задыхаюсь.

Я подаюсь вперед, упираюсь руками в его плечи, чтобы удержаться.

Наши лица находятся в нескольких сантиметрах друг от друга, тепло его тела согревает меня.

От него исходит аромат чего-то древесного, смешанного с цитрусовыми. Его кожа пахнет березой, а дыхание — лаймом.

Я просто стою между его бедер, волнение нарастает. Я представляла его красивым — грубоватым, крепким и мрачно привлекательным, — но он прекрасен. Телосложение, словно выточенное из камня, заросшая щетиной челюсть, слегка загорелая кожа, рельефные мышцы, заработанные тяжелым трудом. Он излучает сексуальную привлекательность и тайну. Его волосы выглядят мягкими и шелковистыми — вьются на макушке и коротко подстрижены сзади. Любопытство берет верх, и я делаю движение, чтобы провести по ним кончиками пальцев.

Но моя рука останавливается на полпути, когда он хватает меня за запястье.

Я замираю, медленно поворачиваясь, чтобы ощутить прикосновение.

Его рука. Касается меня.

Его хватка причиняет боль — наказывает — и мой пульс учащается, а пальцы сжимаются в кулак.

Я пытаюсь вырвать руку, но он не дает.

— Отпусти меня.

Он не отпускает. Его противоположная рука сжата в кулак у бедра, каждый мускул напряжен до предела. Я знаю, что все это его задевает.

— Поговори со мной, — требую я, освобождаясь и отступая от него. Вены выступают у него на руках, пульсируя и вздуваясь, когда он обхватывает колени обеими руками. — Скажи что-нибудь… хоть что-нибудь.

Ничего.

Опять тишина.

Я настороженно наблюдаю за ним в полутемной комнате, в наших глазах переплетаются воспоминания и сомнения. Мой бюстгальтер в черно-желтую полоску и прозрачная юбка почти ничего не прикрывают, и я чувствую себя уязвимой и незащищенной — обычно цель именно в этом. Но я уверена, что на мне мог бы быть пуховик, и я все равно чувствовала бы себя голой под его взглядом.

Подняв подбородок, я набираюсь храбрости и, прищурившись, смотрю на него.

— Отлично. Похоже, ты любишь игры. Тогда давай поиграем. — Мои высокие каблуки утопают в ковре, когда я подхожу к нему и толкаю его на спинку дивана, упираясь обеими ладонями ему в грудь, пока он не падает с резким выдохом.

Я сажусь на него верхом, расположив свои колени по бокам от его бедер.

И начинаю покачиваться.

Он шипит.

— Я отработаю пятьдесят восемь минут танца на коленях, а потом ты уйдешь. Перестанешь преследовать меня. Хватит морочить мне голову. — Слезы застилают мне глаза. Мой голос ломается, агония прорывается на поверхность. — Я не могу справиться с этим.

Две его сжатые в кулаки руки лежат без движения рядом с моими коленями. Я наблюдаю, как он разводит пальцы, затем снова сжимает их, прежде чем выдохнуть. Теплый воздух касается моих губ, и я осознаю, что мои бедра сжимают его ноги так сильно, что я дрожу. Я ослабляю хватку и приподнимаюсь, кончиками пальцев скользя по его рукам, пока мои ладони не оказываются на его плечах для поддержки.

Я хочу, чтобы он увидел боль в моих глазах и сбросил свою маску.

Я хочу, чтобы он что-то сказал.

Я хочу, чтобы он снова стал тем, кем он был в нашей тюрьме, единственным мужчиной рядом со мной.

Но он по-прежнему ничего не говорит.

Мои ногти впиваются в его плечи, и я снова начинаю злиться на его отстраненность.

— Ты ведь этого хотел, верно? — Я опускаю лицо ниже, пока мы не оказываемся на волосок друг от друга. — Поэтому ты смотрел, как я танцую? Ты фантазировал обо мне? Как ты будешь касаться меня руками… — Я провожу губами по его челюсти. — Губами.

Мои собственные слова душат меня.

Мое нижнее белье становится мокрым.

И я ненавижу это.

Ненавижу, что после всего, что мы пережили, мы оказались здесь — второсортная фантазия в VIP-номере стриптиз-клуба.

Прижимаясь к его паху, я чувствую, как его твердость вдавливается во внутреннюю сторону моего бедра. Прерывистый вздох вырывается у меня из груди, когда я обхватываю руками его шею и раскачиваюсь, двигаюсь в этом причудливом танце, к которому он нас принудил.

Но тут его ладонь скользит вверх по моей спине.

Обхватывает мою шею сзади.

В мгновение ока он сбрасывает меня с его коленей, словно я ничего не вешу, и швыряет на диван, его тело накрывает мое, а глаза горят, как раскаленные угли.

Я не могу пошевелиться.

Я в ловушке под ним.

— Встань. — Я пытаюсь освободиться, упираясь ему в грудь.

Его рука обвивается вокруг моей шеи, и он наклоняется, прикусывая зубами мою челюсть.

Я дрожу. Стону.

Ублюдок.

Взяв себя в руки, я снова толкаю его в грудь.

— Отвали от меня. Богом клянусь, я…

Он хватает меня за волосы и запрокидывает голову назад, его губы оказываются в сантиметре от моих. Затем он рычит, и кончики наших носов соприкасаются:

— В чем дело, Хлоя? Я думал, тебе нравится грубость.

Мои глаза расширяются.

Кровь застывает.

Губы приоткрываются с резким выдохом, и я смотрю на него, сжимая пальцами футболку. В его глазах светится подтверждение. Его слова.

Его голос.

А потом он, блядь, ухмыляется.

Ярость захлестывает меня обжигающими волнами, и я хватаю его за волосы, притягиваю к себе и крепко целую.

Мы оба стонем.

Его язык проникает в мой рот, уничтожая все, что я хочу сказать и прокричать. Я делаю это по-другому — обвиваю ногой его бедро, притягиваю ближе, наши губы соприкасаются, дыхание горячее и неистовое. Я царапаю ногтями его спину, а другой рукой все еще путаюсь в его волосах, его язык все глубже проникает в мой рот.

Зубы. Стоны. Царапины.

Он снова целует меня, раскаляя до бела.

Страсть. Магия. Боль.

Я чувствую себя потерянной.

Я чувствую себя целой.

Наши языки сплетаются, и я вскрикиваю ему в рот.

Затем я отстраняюсь.

Отдергиваю руку.

И сильно бью его по лицу.

— Ты мудак.

Айзек отшатывается, от полученного удара его голова отлетает в сторону. Его глаза ненадолго закрываются, прежде чем он медленно поворачивает ее обратно и смотрит на меня, его челюсть плотно сжата, на щеке остался розовый отпечаток ладони.

— Тебе же нравится грубость. — Он проводит языком по верхней губе, оценивая меня с опасным одобрением.

— Слезь с меня.

— А как насчет того, чтобы я трахнул тебя?

Я толкаю его обеими руками.

— Я могу закричать.

— М-м-м… — Его взгляд опускается на мои припухшие губы. — Но сделаешь ли ты это?

Моя грудь вздымается, сердце сжимается. Я не успеваю ответить, как он хватает меня за запястья и поднимает их над головой. Я выгибаю спину, глаза закрываются. Я чувствую, как его губы опускаются ниже, как горячие поцелуи танцуют вдоль моей шеи, мое тело обмякает, и все мои разумные мысли рассеиваются с каждым прикосновением его языка к месту, где бьется мой пульс.

Я стону, когда он прикусывает мочку моего уха, а его язык ласкает мою рубиновую сережку.

— Твой муж заставлял тебя так стонать?

Мои глаза снова открываются.

Его губы изгибаются в удовлетворенной усмешке.

— Я так не думаю.

Волна возмущения захлестывает меня, и я нахожу в себе силы оттолкнуть его, вскочить и встать на нетвердые ноги. Мое лицо пылает, костюм в беспорядке. Айзек поворачивается на диване, принимая сидячее положение и опираясь рукой о спинку.

Я тычу пальцем в занавеску.

— Убирайся.

— У нас есть еще пятьдесят минут, плюс-минус.

У меня дрожат колени, когда я опускаю подол юбки и поправляю бюстгальтер.

— Я верну тебе деньги.

Он вдыхает через нос.

— Я думал, ты хочешь поговорить.

— И это первое, что ты мне говоришь? Правда?

Я в ярости.

Возбуждена.

Сбита с толку.

Горячее давление обжигает мои глаза, пока я упиваюсь его пассивной позой, и мой взгляд падает на неровный след от ногтя на его шее. Это было не то сказочное воссоединение, которое я представляла себе, если когда-нибудь увижу его снова. Никаких пышных жестов, никаких объятий со слезами на глазах, никакого оркестра или струнных квартетов.

Никаких цветов.

И я думаю, что именно поэтому я чувствую себя… чертовски…

Взбешенной.

Мама говорила мне, что ожидание — это вор радости, и я чувствую себя обворованной.

Я откидываю волосы назад, дрожа перед ним.

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты играешь со мной? — Мои слова хрупкие, несмотря на то, что я жажду силы. — Почему ты ведешь себя так холодно?

Он откидывает голову назад, его пальцы барабанят по спинке дивана.

— Звучит так, будто ты нарисовала в своем воображении картину несуществующего мужчины.

— Нет. — Я качаю головой туда-сюда. — Не заставляй меня поверить в то, что я ошиблась. Я знаю тебя настоящего. Ты показал мне себя в ярких красках. Я знаю, что тебе не все равно.

— Не все равно?

— Да. — Мой голос становится уязвимым, когда я произношу: — Ты вернулся за мной.

Его взгляд темнеет, когда он выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза.

— И я заплатил за это, не так ли?

Я сжимаю зубы, пытаясь скрыть душевную боль.

— Так значит, это все? Это твой способ наказать меня за выбор, который я сделала тогда?

— На самом деле меня это не волнует. — Он равнодушно пожимает плечами. — Этот псих все равно собирался убить нас всех. В той игре нельзя было выиграть.

Лжец.

Его задело, что я назвал имя Джаспера.

Не потому, что он думал, что Хранитель Времени отпустил бы его, а потому, что я отпустила.

Меня это тоже гложет. С тех пор я понемногу умирала каждый день. Я была уверена, что однажды утром проснусь и от меня ничего не останется.

Собрав все свое самообладание, я скрещиваю руки на груди и смотрю на него, пытаясь разобраться в его запутанных мыслях.

— Почему ты следил за мной? — Мои глаза пристально смотрят на него. — Потому что ты жалеешь о том, что пытался спасти меня? Потому что тебе все равно?

— Ты и твои бесконечные вопросы, — бормочет он со вздохом. — Я их пропускаю.

— Ответь мне.

— Может, мне просто скучно.

— Прекрати. — Я шагаю вперед, впиваясь ногтями в руки. — Это не ты.

— А это ты? — Он окидывает меня беглым взглядом, оценивая лоскутки одежды и мерцающую кожу. Он вскидывает руку, жестом указывая на освещенную свечами комнату, залитую розовым светом, в то время как по клубу разносится эротическая танцевальная песня. — Трясешь задницей перед возбужденными мужчинами? Пихаешь свои сиськи им в лицо?

— Тебя это беспокоит?

Он пытается оставаться бесстрастным, но я вижу это — как натягиваются связки на его шее, как напрягается его поза.

Айзек опускает руки на колени и сжимает их в кулаки.

— Нет.

— Верно. — Я делаю еще один шаг к нему. — Тебя это нисколько не беспокоит. Вот почему ты сидел в первом ряду, наблюдая за моими выступлениями из удобной тени, и почему ты выложил сотни долларов за VIP-номер. Дважды. Потому что тебя это совершенно не трогает.

Выражение его лица слегка меняется, по нему пробегает тень эмоций.

Мои бедра касаются его коленей, и он смотрит на место их соприкосновения.

— Ты беспокоишься обо мне… ты скучал по мне. — Когда он усмехается и отводит взгляд, я провожу пальцами вверх по его ноге, ощущая, как его грубые джинсы оставляют огненные линии на кончиках моих пальцев. — Ты ревнуешь.

Он хватает меня.

Я снова оказываюсь у него на коленях, со свистом выдыхаю воздух, когда он обнимает меня за спину. Наши лбы соприкасаются. Мои руки обнимают его шею, и я провожу большими пальцами по его коже. Его глаза закрываются, грудь тяжело вздымается.

Наклонившись, я шепчу ему на ухо:

— Чего ты хочешь от меня, Айзек?

В его глазах вспыхивает огонь, когда он медленно открывает их. Рука ложится на мое бедро, сначала нежно, а потом крепко сжимает. Он наклоняется ко мне.

— Чего хочет Хлоя?

Мои ресницы трепещут.

Нет.

Я не позволю ему превратить нашу связь в нечто чисто сексуальное.

Это что-то большее, так было всегда.

Я отстраняюсь, но он тянется за мной, его губы опускаются в ложбинку между моих грудей, и я выгибаю спину.

— Она хочет настоящего Айзека, — практически стону я, в нижней части живота начинает покалывать.

Он стягивает мой бюстгальтер с груди и берет в рот сосок.

— Его здесь нет.

Я задыхаюсь, мои бедра сжимаются.

— Да, он здесь.

Айзек проводит рукой по моей спине и хватает меня за волосы, его рот жадно приникает к другой груди, зажав мой сосок между зубами.

От желания я становлюсь мокрой и жаждущей.

Нерешительность борется с возбуждением, и я вжимаюсь в него в поисках трения.

— О, Боже… — Я запускаю обе руки в его волосы и прижимаю его лицо к своей груди, мое тело предательски извивается у него на коленях. — Айзек.

Он приподнимается, его твердый член натягивает джинсы. С приоткрытым ртом он двигается вверх по моей груди и кусает шею, всасывая чувствительную кожу между зубами.

Мои руки порхают по нему, хватая его за футболку, волосы, лицо.

Я сдаюсь.

Назад дороги нет.

Потянув за волосы, я запрокидываю его голову назад и прижимаюсь к его губам. Это слияние языков, стонов и тоска, когда я ищу то, что не могу найти.

Вернись, Айзек.

Я втягиваю его язык в рот, наши зубы сталкиваются в безумии жара и гладкости. Неуклюже, торопливо, отчаянно. Он наказывает меня, исследуя каждый уголок и выпуклость, скользя языком по моему нёбу, прежде чем снова прикусить мою губу и грубо потянуть.

— Ты думала обо мне? — Айзек запускает руку под юбку и отодвигает нижнее белье в сторону. — Трогала себя?

Я всхлипываю и прижимаюсь к нему, умоляя о прикосновении.

— Я… я думала, что ты умер.

— М-м-м… — Он вводит в меня два пальца, и мы оба стонем. — Так и есть.

— О, Боже. — Я прижимаюсь к нему, мои кудри окутывают нас русой завесой. Он глубоко вдыхает, хватает их и использует, чтобы удерживать меня на месте, в то время как его пальцы двигаются туда-сюда сильными, яростными толчками.

— Черт, Эверли. — Он снова находит мой рот, и наши губы открываются, соединяются, а его глаза закрываются от восторга. — Ты такая чертовски мокрая.

Я вся мокрая. Заливаю его.

Я скачу на его руке, мои голые груди подпрыгивают перед его лицом. Ощущение уже достигло своего пика, и я готова к разрядке. Айзек берет мою грудь в рот, продолжая трахать меня пальцами, пока я не превращаюсь в бескостную, беспомощную кучу конфликта и похоти, дергающуюся у него на коленях.

Я хочу больше. Мне нужно больше.

В отчаянии я опускаю дрожащие руки и начинаю возиться с пряжкой его ремня.

Он замирает, его пальцы глубоко внутри меня. Тяжело дыша, он отрывается от моей груди, и наши взгляды на мгновение встречаются.

Он колеблется лишь мгновение, прежде чем находит там то, что искал.

Он теряет контроль.

Его пальцы выскальзывают из меня, одна рука летит к поясу. Он расстегивает его и дергает молнию вниз, обхватывая второй рукой мою поясницу, когда приподнимается с дивана ровно настолько, чтобы я могла стянуть его джинсы и боксеры с бедер, пока его член не вырвется на свободу.

Черт возьми.

Мы делаем это.

Мы действительно делаем это.

Мой пульс учащается. Он огромный, набухший до такой степени, что это кажется почти болезненным. На головке выступила сперма, вены набухли и расширились.

Я обхватываю его рукой и сжимаю.

Айзек выгибается, падает спиной на диван и увлекает меня за собой.

— Чертов ад, — шипит он и наматывает мои волосы на руку, пока кожа головы не начинает гореть.

Все мысли улетучиваются, комната растворяется вокруг меня. Остаемся только мы и это… желание.

Эта неистовая физическая тяга.

Я тянусь вниз и отодвигаю нижнее белье в сторону, прижимаясь к головке его члена.

Наши взгляды встречаются.

Воздух потрескивает и горит — химия, замешанная на безумии, безнадежная жажда большего.

Большего, чем слова. Больше, чем стены.

Наконец-то.

Я опускаюсь на него.

О. Боже. Мой.

Наши стоны — это одновременное, чувственное слияние, я падаю на него, как сломанная кукла, утыкаюсь лбом в его плечо, пока он растягивает меня, заполняя так сильно, что это причиняет боль.

Он не дает мне ни секунды на то, чтобы привыкнуть, подбрасывая бедра, пока я не вскрикиваю. Он тянет мою голову назад за волосы, и наши лица оказываются в дюйме друг от друга. У меня отвисает челюсть от изумления, и всхлипы вырываются наружу, как вода из прорванной плотины. Он проводит мозолистой рукой по моему телу, обхватывает грудь и держится за нее, пока его бедра отрываются от дивана, вонзаясь в меня все сильнее.

Снова.

И снова.

Быстрее, быстрее, отбросив всякую осторожность на ветер.

Я подпрыгиваю у него на коленях, скачу на нем, словно изголодавшаяся, потерявшая свой чертов разум.

— Черт, — бормочет он, сжимая мою грудь, пока боль не смешивается с удовольствием. — Это то, что тебе всегда было нужно, не так ли?

— М-м-м… — Я прикусываю губу, мои волосы развеваются вокруг нас, пока я цепляюсь за его футболку. — Не останавливайся.

— Ни за что. Прими все это, блядь. Он находит мою шею, втягивает мягкую кожу между зубами, и впивается в меня, а затем зализывает боль легким движением языка.

Я крепко сжимаю его, впиваясь ногтями в кожу. Когда он отстраняется, то прижимается своим ртом к моему, заставляя меня открыть его. Я сжимаю зубы, и его рычание пронизывает меня насквозь, фейерверком вспыхивая в моей душе. Скользкие влажные звуки становятся громче, чем музыка в стиле техно, проникающая сюда из зала. Это опьяняет, лишает меня разума, прогоняя слова и рациональные мысли.

Это. Только это.

Неистовые движения, потные конечности, сражающиеся языки и дикие толчки.

Расплата.

Мои ногти впиваются в его шею.

Моя киска сжимает его член.

Его большой палец прижимается к моему клитору, сильно потирая его.

Мне больно. Я истекаю кровью. Разваливаюсь на части.

Запрокинув голову, я кричу от внезапного оргазма, и его рука закрывает мне рот, заглушая крик, пока он погружается еще глубже. Меня словно пронзает молния, проносясь по позвоночнику.

— Да… Вот так. Кончи на мой член, — шипит он. — М-м-м… блядь.

Его пальцы проникают в мой рот, и я прикусываю их, мой крик удовольствия сменяется хриплым стоном, когда мерцание звездной пыли окутывает меня потоками тепла. Айзек с мучительным рычанием зарывается лицом мне в грудь, а я крепко прижимаюсь к нему, обнимаю и притворяюсь, что он тот, кем не является.

Я чувствую его освобождение.

Его член пульсирует во мне, когда он напрягается, впиваясь зубами в выпуклость моей груди и оставляя после себя мокрый засос. За этим следует низкий, прерывистый стон, его тело вибрирует от нахлынувшего на него оргазма, а руки цепляются за мои бедра, прижимая меня к себе с силой урагана.

Мое дыхание успокаивается, а тело расслабляется.

Невесомое. Истощенное.

Айзек выдыхает, касаясь моей кожи, когда волны пробегают по ней, и прижимается лбом к моей груди. Покачиваясь, задерживаясь, наслаждаясь.

Раз, два, три…

И все кончено.

Когда я спускаюсь с высоты, я лежу в руинах.

Я чувствую себя ошеломленной.

Им.

Моими собственными мятежными инстинктами.

Мои глаза закрываются, и я прижимаюсь к его груди, когда реальность обрушивается на меня. В комнату проникает шум снаружи. Из клуба доносятся бодрые ритмы, смех и одобрительные возгласы посетителей.

Айзек медленно выходит из меня, оставляя после себя жгучую боль, и возвращает на место мое промокшее насквозь нижнее белье.

Я не могу пошевелиться. Я не могу смотреть на него.

Его прикосновение — не та нежная ласка, которой я жажду, когда он откидывает мои волосы назад, заставляя наши глаза встретиться.

— Теперь тебе лучше? — На его губах появляется довольная ухмылка. — Я знаю, что да.

Мои глаза наполняются слезами.

Нет, нет, нет.

О чем я только думала?

Что, черт возьми, на меня нашло…

Я сползаю с его коленей.

Осознав произошедшее, я натягиваю бюстгальтер, чтобы прикрыть грудь. Моя киска пульсирует, а кожу покалывает от его прикосновений и укусов. Я чувствую, как щеки пылают после оргазма.

Я потеряла себя на время — это была не я.

Что-то внутри меня сломалось, и все, что я могу выдавить из себя:

— Этого больше никогда не повторится.

— Ты знаешь эту фразу про «никогда». — Он вздергивает бровь, откидываясь на спинку дивана, и натягивает джинсы, оставляя пояс расстегнутым. — Если передумаешь, я к твоим услугам.

Я смотрю на него, на его растрепанные темные волосы, половина которых спадает на лоб, а вторая торчит во все стороны. Ярко-красные следы от ногтей светятся на его шее, губы опухшие и искусанные.

— Пока ты не будешь готов перестать претворяться и показать мне, какой ты на самом деле… пожалуйста, просто держись подальше.

Он застегивает молнию.

— Это не притворство. Я всегда был таким.

— Нет. Ты многое рассказал мне, ты открылся…

— Стене.

Я качаю головой, сдерживая рыдания.

— Мне.

Айзек отворачивается, проводя рукой по лицу.

Никакого ответа.

Я не могу прочитать его. Я не знаю его.

Стиснув зубы, я поправляю юбку, злясь на себя за слабость. Я чувствую себя изголодавшейся по сексу проституткой. Его сперма стекает по внутренней поверхности моих бедер, еще одно шокирующее напоминание о том, что я натворила. Я буквально сошла с ума, когда запрыгнула к нему на колени и скакала на нем, пока не увидела звезды.

На… незнакомце.

Боже мой.

Резко развернувшись, я устремляюсь к занавескам, чуть не спотыкаясь о собственные каблуки.

Его голос настигает меня прежде, чем я успеваю выскользнуть из комнаты.

— Пчелка.

Я застываю на месте, стоя к нему спиной, и закрываю глаза, когда это прозвище растекается по мне, как теплый мед. Успокаивающим бальзамом.

Но слова, которые следуют за ним, словно нож, облитый кислотой.

— Скоро увидимся.

Лавина эмоций обрушивается на меня.

Я резко оборачиваюсь, мои глаза расширяются, горят. Я смотрю на него, ошеломленная тем, что он может так небрежно обращаться с моим сердцем.

Он замирает, оценивая мою реакцию.

Мою боль.

Я вижу, как его глаза наполняются сожалением, но уже слишком поздно.

Я так долго ждала, чтобы он повторил эти слова. Это было обещанием, что мы найдем друг друга за пределами того места. Что наши истории, разговоры и глубокая душевная связь приведут нас домой.

Что однажды… он наконец-то увидит меня.

Но он только что превратил эти слова в нечто бессмысленное и не может это исправить.

Он вообще меня не видит.

Айзек сглатывает и отводит взгляд, утыкаясь им в пол.

Я отворачиваюсь и выбегаю из комнаты.