Куини чокается со мной своим бокалом, пока я пытаюсь успокоиться и готовлюсь к следующему выступлению. Прошла еще одна неделя, а я все еще не та бесстрашная танцовщица топлес, какой надеялась стать после двух недель выступлений перед пускающими слюни, потерявшими дар речи мужчинами.
Моя уверенность в себе возросла, но я задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь исцелиться полностью. Во время выступлений я надеваю парики, боясь, что кто-то из моих похитителей прячется в толпе и планирует схватить меня, как только я войду в свою темную квартиру.
Но я не могу прятаться вечно.
В этом и есть вся суть.
— Пенни за твои мысли, — говорит Куини, проглатывая свой лимонный шот и ставя стопку на стойку бара.
Я потираю губы друг о друга.
— Надеюсь, у тебя много пенни.
— Полно. Обменяю на хорошие мысли.
Я улыбаюсь.
— Когда-нибудь становится легче? Ты нервничала, когда только начинала?
— О, дорогая, я занимаюсь этим уже очень давно. Я почти не помню те первые несколько недель.
— Да. — Я киваю и смотрю на свои подрагивающие колени. — Я не могу представить, что ты когда-нибудь волновалась. Ты всегда была уверена в том, кто ты есть.
— Как и ты. Та девушка, которую, как ты думаешь, ты где-то потеряла, та, которая была дерзкой и смелой… она все еще там. — Она уверенно прижимает руку к моему колену, успокаивая дрожь. — Ты никогда не теряла ее, ангелочек. Она просто сбилась с пути.
Я смотрю на нее, мои глаза затуманиваются.
— Ты думаешь, люди никогда не меняются?
— Не меняются? — Откинувшись назад, она опирается локтем о спинку стула и наклоняет голову. — Я думаю, что одни люди растут, другие регрессируют. Когда растут, они становятся лучшей версией того, кем они уже являются. А когда регрессируют, это значит, что они слишком напуганы, чтобы расти. — Она пожимает плечами, поджав губы. — Так что нет, я не думаю, что люди действительно меняются. Не в своей основе. Не в своей сущности.
Иногда Куини так напоминает мне мою мать.
Это милая фамильярность, которая заставляет меня улыбаться сквозь душевную боль.
— Спасибо, — бормочу я, вертя полупустой бокал между пальцами. — Ты всегда знаешь, что сказать в нужный момент.
— Я в этом не уверена. — Она смеется. — Я просто говорю то, что хочу и когда хочу. Слушатель сам должен извлечь из этого то, что ему нужно.
Я проглатываю остатки своего «Олд Фэшн», морщась, когда он обжигает горло. Достаю вишенку со дна бокала и обвожу взглядом переполненный бар, оценивая свою аудиторию на этот вечер. Я узнаю несколько лиц. Один мужчина бросает на меня похотливый взгляд, проводя языком по губам, что заставляет меня откинуться на спинку стула и поправить свой длинный каштановый парик.
Но прежде чем я полностью поворачиваюсь лицом к Куини, мой взгляд перехватывает кто-то еще.
Я оборачиваюсь, вытягивая шею над морем мужчин.
Мой пульс отбивает чечетку.
Это он.
Мужчина, куривший возле клуба две недели назад.
Он отводит взгляд, как только наши глаза встречаются, и я выпрямляюсь, поворачивая голову к Куини.
— Эй. Ты знаешь этого парня?
— Хм? — Она хмурится, проследив за моим взглядом. — Которого?
— Симпатичного.
— Это субъективно, дорогая. Мой третий муж был похож на садового гнома, который пережил слишком много бурь, и он мне очень нравился. По крайней мере, в течение нескольких лет.
Моргнув несколько раз, я чувствую, как у меня начинает гореть кожа, когда я смотрю через бар на темноволосого незнакомца, который уставился в свой бокал с прозрачной жидкостью со льдом.
— Тот, что в черной футболке. Широкие плечи. Темные волосы.
Она смотрит на него и прищуривается.
— Нет. Никогда раньше его не видела.
— Он был здесь в мой первый вечер, смотрел, как я танцую.
Куини бросает на меня недоуменный взгляд.
— Я тоже, как и половина этого заведения.
— Да, но… это было нечто большее. Я видела его возле клуба, когда уходила. В нем что-то было. Я пыталась с ним заговорить, но он ушел. Он был каким-то напряженным.
— Молчаливый тип — редкая порода, которую я могу оценить. — Она поднимается со стула и кладет на стойку двадцатидолларовую купюру. Поколебавшись, она смотрит на меня. — Ты чувствуешь себя в безопасности? Это ведь не крик о помощи?
— Нет.
— Ты уверена? Скажи только слово, и я попрошу Лена выпроводить его задницу отсюда, если…
— Я в порядке, Куини. Серьезно. — Может быть, моя интуиция ошибается, но, несмотря на мрачную напряженность, волнами исходящую от него, я никогда не чувствовала настоящей опасности. И до сих пор не чувствую. — Это была просто странная встреча, вот и все. Я немного… заинтригована, я думаю.
— Попробуй поговорить с ним еще раз. Может, он как раз то, что тебе нужно.
— Что именно?
— Быстрый секс с горячим незнакомцем. Похоже, он подойдет. — Сжав мое плечо, она наклоняется и добавляет: — Это быстро снимет твою нервозность.
Моя кожа нагревается, внутри все гудит. У меня не было секса уже много лет. Ближе всего к близости я была в ту ночь с Айзеком через стену.
Непристойные разговоры.
Хлоя и Ник.
Полагаю, это делает меня лицемеркой, учитывая ситуацию с Джаспером и Эллисон. Я думала, что мой муж мертв, поэтому перешла черту в отношениях с мужчиной по другую сторону моей стены. Но я думала, что тоже умру. В то время это была моя единственная форма утешения. Человеческая связь.
Я не могу чувствовать себя виноватой из-за этого, больше нет места для самобичевания.
Мои щеки пылают, когда незнакомец снова медленно поднимает голову, и его пронзительные глаза останавливаются на мне. Он выглядит сердитым.
В воздухе потрескивает энергия. Странное чувство возникает у меня между ребер, царапает и колет.
Нет.
Остановись.
Это не может быть он.
В этом нет никакого смысла.
Я ищу то, чего нет, потому что нуждаюсь в этом. Мне нужно, чтобы это был он, чтобы я могла избавиться от чувства вины.
Куини исчезает в толпе, оставляя меня одну продолжать изучать таинственного мужчину. Несколько раз он отводит взгляд, но его глаза всегда возвращаются к моим. В нем есть притяжение. Магнетизм.
Собравшись с духом, я отставляю бокал и встаю со стула, разглаживая платье с фиолетовыми блестками и поправляя свою фальшивую челку. Мужчина застывает. Я продолжаю наблюдать за ним, чтобы убедиться, что он не убежит от меня снова.
Мне нужно его имя. Его голос.
Подтверждение или опровержение.
Я обхожу барные стулья, когда он бросает пачку денег на стойку. Мои глаза задерживаются на его профиле, все остальное расплывается. Я двигаюсь, уворачиваясь от людей и похотливых взглядов.
Но в тот момент, когда я уже почти дошла до него, меня хватают за руку.
Я подскакиваю на месте, поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с пожилым джентльменом в серебряных очках в тон его редеющим волосам.
— Извините, мисс. Я не мог не заметить, что вы сидите вон там. Вы сегодня выступаете?
Я испуганно моргаю.
— Я… Да, простите, мне нужно кое-куда…
— Как тебя зовут? Ты очень красивая. — Его взгляд падает на мое декольте. — Просто потрясающая, правда.
Высвободив руку, я потираю неприятное ощущение, оставшееся после его прикосновения. Затем я оборачиваюсь и замечаю, что занятый стул теперь пуст.
Он ушел.
Проклятье.
— Мне нужно идти. — Взволнованная, я бегу прочь, проталкиваясь через множество маленьких групп, пытаясь понять, куда он исчез. Но его нигде нет. Разочарование охватывает меня после того, как я делаю три круга по клубу и никого не нахожу.
Это разочарование преследует меня на сцене час спустя.
Это делает мои шаги неуверенными, лишает энтузиазма и сковывает улыбку. Я разглядываю толпу, ищу его в океане похотливых лиц, но его там нет. Мне кажется, что я схожу с ума. Теряю рассудок. Зрители, кажется, не замечают моих промахов и расстроенного взгляда, и по окончании номера я ухожу со сцены с тремя сотнями долларов чаевых.
Но карманные деньги мало помогают заполнить пустоту внутри меня.
Когда я направляюсь в гримерку, чтобы освежиться и оставить деньги, Латте ловит меня за локоть.
— Привет, Пчелка. У тебя приватный танец в VIP-комнате. Он заплатил за час.
— Правда? — Я перевела взгляд на лестницу, ведущую к ряду комнат. Последние несколько ночей мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы заслужить приватный танец. Это недешевое удовольствие, так что мне приходится много общаться и завязывать контакты. — Вау, хорошо. Самое время удаче повернуться ко мне лицом.
— Теперь все, что тебе нужно сделать, это приземлиться на его. — Она подмигивает. — Пойди освежись. Он в розовой комнате.
— Женатик? — удивляюсь я. Женатые мужчины обычно знают, чего хотят, потому что не получают этого дома.
Ее губы цвета какао растягиваются в улыбке.
— Не думаю. Кольца нет, — говорит она. — Он какой-то напряженный. Но очень горячий. Наслаждайся сменой обстановки.
Горячий и напряженный.
У меня по спине пробегает дрожь.
Нет.
Скорее всего, это не он.
Этот мужчина явно не хочет иметь со мной ничего общего.
Прежде чем Латте уносится прочь, я спрашиваю ее:
— Как он выглядит?
Она делает паузу.
— Хм. Темные волосы, немного лохматые на макушке и более короткие сзади. Не разглядела цвет его глаз, потому что была слишком занята подсчетом вен на его руках. — Она обмахивается ладонями как веером. — Порно с венами, реально.
Мое сердцебиение учащается.
— Высокий? Мускулистый?
— Крепкий, подтянутый, сексуальный и злой. — Кивнув, она поднимает палец в воздух. — Это, должно быть, тот парень. Повеселись.
Она убегает.
Мои нервы запутываются в липкую паутину, я на мгновение замираю, затем сворачиваю в гримерку, чтобы поправить волосы и помаду, нанести свежий слой дезодоранта и масло с феромонами на точки пульса. Я быстро подхожу к своему шкафчику и засовываю пачку денег, которую заработала, в браслет.
Пять минут спустя, все еще в коричневом парике и фиолетовом платье-футляре, я поднимаюсь по служебной лестнице к пяти VIP-люксам. Они различаются по цвету: розовый, фиолетовый, красный, черный и белый.
Розовая комната отделана чистым бархатом, от стен до диванных спинок и даже занавесок из бисера. Пурпурные и гвоздичные тона переливаются под яркими люстрами, а я, прочистив горло, опускаю мерцающую юбку своего платья ниже по бедрам.
Я задыхаюсь от предвкушения. Глубоко вздохнув, я поворачиваю к розовой комнате и подхожу к входу.
Бусины колышутся передо мной, как будто кто-то только что прошел сквозь них.
Я хмурюсь.
Шагнув вперед, я отодвигаю занавеску и заглядываю внутрь комнаты.
Никого.
Здесь никого нет.
Когда я вхожу, в комнате, слегка освещенной восковыми лампами, пахнет розами и ванилью, но остаточный аромат дыма и сандалового дерева щекочет мне нос. Пьянящая мужественность.
Замешательство заглушает всплеск адреналина, расправляя мои плечи, когда я выхожу из люкса и осматриваюсь, а затем направляюсь к противоположной лестнице. Я перегибаюсь через балкон, обхватывая пальцами железные перила, и вглядываюсь в шумный, переполненный зал.
У меня сводит живот.
Я замечаю его — он стремительно движется по периметру клуба, что-то доставая из кармана.
Я хочу окликнуть его, но не знаю имени. Я хочу кричать, вопить, умолять его вернуться, спросить, кто он и чего хочет.
Перестать убегать.
Перестать прятаться.
Но он не оглядывается.
Держась за перила, я судорожно выдыхаю, глаза затуманиваются. Два слога вырываются сдавленным шепотом, когда я смотрю, как он выхолит в боковую дверь и исчезает в ночи.
— Айзек?