Необратимость

ГЛАВА 22

Крики доносятся из другой части здания, смешиваясь с оглушительным звуком сирен. Я должен исчезнуть прямо сейчас, черт возьми.

Мое сердце бешено колотится, я выбираю направление и молюсь, чтобы оно оказалось правильным — если, конечно, такое здесь существует. В конце коридора мое внимание привлекает дверь без клавиатуры. Хотя она может привести к еще большим неприятностям или тупику, шаги, направляющиеся в мою сторону, не оставляют мне времени на сомнения.

Я срываюсь на бег, удаляясь от преследователей в поисках места, где можно спрятаться, слетающие ботинки людоеда заставляют меня спотыкаться о собственные ноги. Когда я добегаю до двери, я врезаюсь в нее, как таран. Закрытая дверь едва замедляет мое падение, когда она распахивается и я оказываюсь на необозначенной лестнице.

Поскольку с другой стороны нет ничего, что могло бы замедлить мое падение, я лечу вперед и вниз. Подпрыгиваю и перекатываюсь, набирая скорость, пока меня внезапно не останавливает холодный и твердый пол. Бетон.

Последние запасы воздуха в легких со стоном покидают меня. Черт возьми, как же больно.

Я лежу, оглушенный, пытаюсь сморгнуть дымку перед глазами. Дверь, через которую я упал, захлопывается, оставляя меня в темноте. Я весь в ушибах, но, думаю, цел, и у меня нет времени, чтобы сделать что-то большее, чем перекатиться в сторону на случай, если кто-то меня заметил. Я прижимаюсь к лестнице и группируюсь.

Через несколько секунд мои глаза адаптируются достаточно, чтобы понять, что здесь не такая уж кромешная тьма, как мне показалось вначале. Сквозь высокие прямоугольные окна с одной стороны обширного пространства пробивается несколько тусклых квадратиков света.

Похоже, я попал в подвал.

С окнами, которые, возможно, получится открыть.

Черт, пожалуйста, пусть они откроются.

Наверху, на главном этаже, все еще звучит сигнал тревоги, собирая силы на поиски сбежавшего. Меня. Я понятия не имею, сколько людей работает в этом месте, поскольку никогда не видел больше нескольких, но сейчас они все должны отправиться на поиски. Главное — не попасться им на глаза, пока я не смогу найти способ выбраться отсюда.

Жизнь Эверли может зависеть от того, как быстро я смогу привести помощь. Что-то было в ее голосе, прежде чем вошел Роджер, и она отключилась. Как будто у нее совсем не осталось сил.

Клянусь, если она сдастся за пять минут до того, как я вытащу нас отсюда…

От этой мысли меня начинает подташнивать.

Это просто лихорадка, с ней все будет в порядке.

Присев на корточки, я осматриваюсь. За моей спиной помещение погружено в кромешную тьму — неизвестно, что там находится, но под окнами я могу различить несколько предметов, выстроившихся вдоль стен. Полки, уставленные запасами, несколько клеток, достаточно больших чтобы вместить очень крупных животных, и стол в центре.

Пригнувшись так, чтобы я мог двигаться вперед, но в то же время быстро нырнуть под что-нибудь, если дверь наверху лестницы откроется, я направляюсь к окнам.

Проходя мимо стола, я замечаю отблеск света на металле и регулируемые ножки, заканчивающиеся колесиками, которые указывают на медицинское использование.

В голове мелькают мысли о процедурах Эверли и о том, что еще может здесь происходить.

Я не собираюсь слишком много думать об этом.

Окна расположены достаточно высоко, чтобы было сложно подтянуться и выбраться наружу, особенно учитывая травму плеча, и достаточно темные, чтобы через них ничего не было видно. Не самый лучший вариант, но альтернатива — подняться наверх и выйти через парадную дверь. Балансируя на носках, я пытаюсь поднять оконную раму.

Ничего. Черт.

Затем я пытаюсь вытолкнуть ее. На секунду она застревает, но потом поддается, приоткрываясь под углом, через который моей заднице будет непросто протиснуться. Это объясняет, почему это помещение не охраняется лучше.

К счастью для меня, металлические стеллажи находятся достаточно близко, чтобы я мог использовать их как опору. И как раз в тот момент, когда я просовываю голову в проем и вдыхаю воздух, который оказывается менее свежим, чем я ожидал, наверху лестницы раздается шум.

Сердце бешено колотится, первый инстинкт — продолжать бежать, но интуиция подсказывает, что так можно попасться. Я не знаю, что там происходит. Поэтому я отступаю назад и падаю вниз, протискиваясь за стеллаж, который почти не скрывает меня, как раз в тот момент, когда сквозь щель в двери пробивается полоска света.

Сигнал тревоги резко обрывается.

Я не смею дышать, если кто-то посветит фонариком в этом направлении, мне конец.

Полоса света расширяется. На верхней ступеньке появляется пара туфель. Я бросаю взгляд на стеллаж в надежде найти что-то, что можно использовать в качестве оружия в случае необходимости, но все, что я вижу, — это коробки с бесполезными медицинскими принадлежностями. Марля и прочее дерьмо.

— Что ты делаешь, Харрис? — Голос доносится откуда-то из-за двери.

— Проверяю подвал. — Мужчина останавливается на лестнице, направляя луч света вправо, в противоположную сторону от того места, где я стою, вжавшись в стену.

Черт, черт, черт.

— Сначала периметр, — говорит голос. — Нам нужно осмотреть еще миллион зданий. Гонсалес уже обходит внутренние помещения. Он почти закончил с восточным крылом и после направится сюда. Ты идешь наружу, со мной.

Ноги удаляются. Свет гаснет.

В горле пересыхает. Я должен выбраться из этого окна и спрятаться до того, как Харрис и его напарник доберутся до этой стороны периметра. Если я останусь здесь дольше, мне придется иметь дело с Гонсалесом. Хорошая новость в том, что, похоже, на улице есть множество мест, где можно укрыться, если только я выберу то, которое уже обыскали.

Используя стеллаж как лестницу, я подтягиваюсь и высовываюсь в окно, высматривая, нет ли кого-нибудь в поле моего зрения. Судя по мусорным контейнерам, которые очень нуждаются в очистке, я нахожусь в задней части здания. После рискованного маневра «толкай-тяни-прыгай», который привел к еще одной волне боли после приземления на гравийную дорожку, я стою, прижавшись спиной к стене из старого, выкрашенного в белый цвет кирпича.

Передо мной высокий деревянный забор окружает квадратную площадку, и по резкому запаху гари я догадываюсь, что здесь находится мусоросжигательная печь. Кажется, что мы находимся в глуши. Не видно ни дорог, ни зданий, кроме многочисленных сараев и грузовых контейнеров, которые принадлежат этому месту, чем бы оно не являлось. Я не имею никакого гребаного понятия что это и где.

Линия деревьев виднеется на расстоянии не меньше акра. Недостижимый оазис, пространство до которого покрыто сухой коричневой травой. Это похоже на насмешку — ты можешь спрятаться здесь, но удачи тебе в том, чтобы пройти такое расстояние незамеченным.

Хруст щебня под ногами предупреждает меня о приближении одного из мужчин, обыскивающих периметр. Нервы натянуты, но паника ни к чему хорошему не приведет, и я буду глупцом, если попытаюсь добежать до деревьев. Мои возможности сводятся к тому, чтобы завалить его и надеяться, что его напарника нет поблизости, или быстро найти место, где можно спрятаться.

Когда он проходит через ворота огороженной территории, я знаю, что долго он там не задержится. Остается только одно место, которое они могут тщательно не обыскать.

Через несколько секунд я оказываюсь погребенным среди мешков с вонючим, гниющим мусором. Не идеально, но это лучше, чем быть мертвым. Возможно.

Придется переждать этих ублюдков, возможно, до наступления темноты, и надеяться, что это место не очень хорошо освещено. Потом я улизну, найду дорогу и уберусь к чертям собачьим.

Но когда мой желудок снова сжимается, это не имеет никакого отношения к окружающему меня зловонию. Потому что, как только я уйду отсюда, я ничем не смогу помочь Эверли, пока не вернусь с подкреплением. Она останется одна, а я…

— Как, черт возьми, это произошло? — Это Харрис, стоящий прямо у моего мусорного контейнера. — У нас никогда не было проблем с охраной.

— Это все из-за того гребаного копа. Я знал, что если держать его здесь так долго, будут проблемы.

Что ж, полагаю, это ответ на вопрос, как много они обо мне знают.

Слышно, как кто-то роется в мусорном контейнере неподалеку. Надо мной жужжат мухи. В горле поднимается желчь. Мои мышцы напрягаются, готовясь сражаться среди мусора. Может быть, я смогу блевануть на них, чтобы отвлечь, сейчас это кажется вполне возможным.

— У меня было плохое предчувствие насчет этого ублюдка. Как он выбрался?

— Он работал с сучкой в соседней комнате. С горячей штучкой.

— Черт, надеюсь, ей еще не пустили пулю в лоб. Я надеялся получить кусочек, прежде чем ее уберут. Ждал, когда они с ней закончат.

Я закипаю, сидя в глубине мусорного бака. Я действительно прикидываю шансы выскочить из этой кучи мусора, застать их врасплох и свернуть им чертовы шеи, прежде чем у кого-то появится шанс наставить на меня пистолет.

Затем звук шагов удаляется.

— Давай, мужик. Его там нет. Нужно проверить другие здания, чтобы можно было отчитаться.

— Да. Он, наверное, уже добрался до дороги. Прошло не меньше пятнадцати минут с тех пор, как он вырубил Оксли. Может, и больше.

Смех.

— Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте. Этот парень в полной заднице.

Оксли… Он, должно быть, имеет в виду Роджера.

Черт, надо было убить этого ублюдка, а не рисковать тем, что он доставит неприятности. Возможно, это заняло бы больше времени, но я мог бы справиться с ним, а потом перебить всех остальных в этом богом забытом месте, одного за другим. Потом я бы нашел того ублюдка с песочными часами, которому они подчиняются, запер бы его в одной из тех клеток в подвале и не спеша отправил в печь для сжигания мусора, где ему самое место.

Забавно, как легко перейти от роли блюстителя правосудия к тому, что парни из полиции называют самосудом, но с того момента, как я решил, что больше не буду ждать, пока они вытащат головы из своих задниц, план всегда был таким. Я решил сам стереть эту организацию с лица земли.

Мне было плевать, что это самоубийственная миссия.

Я с этим покончу.

Черт, еще пару месяцев назад я бы разнес это место в пух и прах — уничтожил бы их всех одним махом, не задумываясь о том, что под перекрестным огнем окажутся невинные, лишь бы покончить с ними.

А теперь…

Теперь, вместо того чтобы воспользоваться возможностью и раздавить этих ублюдков, как тараканов, я рискую позволить убийцам Сары уйти, а сам отправляюсь за подмогой. Это пустая трата времени, когда я мог бы разобраться с этим сам, самым грязным способом.

Но все эти разговоры с девушкой в соседней комнате изменили мои планы. Невинные — это больше, чем безымянные, безликие жертвы. А еще есть Эверли, которая знает меня до самых глубин моей гноящейся души.

Господи, у меня проблема.

Я выдыхаю и тут же жалею об этом, потому что это означает, что мне придется еще раз вдохнуть воздух помойки.

Забудь о девушке, Портер. Ты тупица.

Но пребывание вне этой комнаты дало мне ясность мысли, и я не могу избавиться от ощущения, что после двух лет выживания в этой крошечной комнатке Эверли Кросс не покинет это здание живой. Что после того, как она продержалась так долго, она не увидит ни меня, ни кого-либо еще.

Я чувствую это нутром.

Пока мужчины уходят, а я выбираюсь из мусорного бака, я вспоминаю ее слова:

— Ты когда-нибудь принимал решение, о котором сожалел, Айзек?

Я смотрю на простор сухой травы и свободы, а потом возвращаюсь к окну подвала.

И боюсь, что вот-вот это сделаю.