Иногда я задавался вопросом, ждала ли Сара, что меня когда-нибудь убьют, что, по словам Таннера, было лишь вопросом времени из-за моей «хронической тупости». Похоже, он был прав, и это меня бесит.
Здесь темно. Тихо.
Не знаю, почему я ожидал увидеть ангелов, если такое место и существует, то оно не предназначено для парней, как я.
Я пытаюсь пошевелить ногой, ровно настолько, чтобы проверить свое тело — если, конечно, оно у меня еще есть. Острая боль пронизывает меня от пальцев до колена и распространяется дальше. Мой стон звучит как у зомби из мультфильма про Скуби-Ду.
Подождите…
Я испытываю слишком сильную гребаную боль, чтобы быть мертвым.
Потом подо мной что-то гремит.
Цепи?
Мне это не приснилось? Я подумал, что облажался и выпил бутылку водки, но нет… Этот мудак Дольф Ларссон избил меня до полусмерти. В мою шею воткнули иглу.
Теперь я здесь.
Здесь цепи…
Дверь…
Сейчас все складывается воедино, и…
Черт.
Паника накрывает с головой, но я не могу позволить ей взять верх.
Виктимология 101: как только ты теряешь самообладание, это тут же оборачивается для тебя проблемами. Не успеешь оглянуться, как окажешься одной из тех кричащих блондинок с большими сиськами, которых убивают первыми в каждом малобюджетном фильме ужасов.
— Ты очнулся.
— Что? — Я машинально оборачиваюсь. — О, Господи. Из меня вырывается хрип. Это чертовски больно.
Все, что я могу сделать, — это лежать, тяжело дыша, что не помогает, поскольку моя грудная клетка, очевидно, была вывернута наизнанку, как футболка.
Пока я пытаюсь отдышаться, воцаряется тишина. Затем, как раз когда я решаю, что мне почудилось, я слышу снова:
— Ты… в порядке?
— О, черт возьми. Правда? Похоже, что я в порядке?
Ответа нет.
По крайней мере, у голоса — женщины, где бы она ни была, — есть чувство самосохранения. В хороший день я не очень-то разговорчив, а этот день — полная противоположность хорошему.
Это полное дерьмо.
Но мне нужно сохранять спокойствие и позволить аналитической стороне взять верх.
Сначала я оцениваю свои травмы. Несколько ребер явно сломаны, из-за чего трудно сделать полный вдох. Плечо адски болит, но, поскольку я уверен, что оно было вывихнуто в драке, подозреваю, что кто-то его вправил.
Я подумаю об этом позже. Идем дальше…
Один глаз заплыл, но я все еще вижу, так что это положительный момент. Пальцы на ногах шевелятся, что тоже хороший знак. Несмотря на ощущение, что лодыжка прошла через мясорубку, скорее всего, у меня просто растяжение.
Плохой знак: на ней кандалы. Вот для чего цепи.
И что в итоге?
Я жив. И в полной заднице.
Морщась при каждом движении, мне удается приподняться на локте. Затем я осторожно двигаюсь, пока у меня не получается спустить ноги с кровати, на которой лежу. Потея и задыхаясь, я наконец-то сажусь.
Оцениваю обстановку.
Я нахожусь в небольшом помещении с четырьмя белыми стенами с вентиляционным отверстием под потолком. Если бы не облупившаяся краска, все выглядело бы почти как в больнице. Помимо кровати, здесь есть туалет и раковина. Единственная лампочка на потолке заключена в металлическую клетку, словно кто-то предвидел, что первым делом я разобью ее, чтобы использовать в качестве оружия.
Они были правы.
Стальная дверь без ручки — вход только снаружи. Наверное, клавиатура. Ничего себе. Я смотрю на кандалы вокруг моей лодыжки. Они соединены с толстой цепью, прикрученной к полу.
Я прижимаю пальцы ко лбу. Я не знаю, что произошло после того, как я чуть не оторвал себе ногу, и как я оказался на этой кровати. Я не помню, как поднялся с пола.
Но я помню одну вещь. Я поднимаю глаза на мигающую красную лампочку в углу, где стена встречается с потолком. Издав глухой смешок, я поднимаю средний палец.
Сообщение получено, ублюдки.
Множество современных камер можно установить незаметно, а значит, мои похитители хотят, чтобы я знал, что они наблюдают. Интересно, есть ли звук…
Ни один из этих факторов не исключает того, что я в плену у заурядного серийного убийцы, но раз Дольф притащил меня сюда, можно с уверенностью предположить, что это та самая группа, которая ответственна за исчезновения десятков людей.
Похоже, я это сделал. Я проник внутрь.
К сожалению, я вошел не с той стороны. Вот что я получаю за то, что тороплю события, не успев…
Бип, бип, бип, бип.
С щелчком и свистом дверь распахивается. В проеме стоит пожилой мужчина.
Инстинкты кричат, все мое тело реагирует. Мышцы напрягаются, готовясь к удару. Велика вероятность, что передо мной человек, на которого я охотился последние два года.
Этот ублюдок покойник.
Двумя размеренными шагами он входит в комнату. Даже не проверяя длину своей цепи, я знаю, что он будет вне досягаемости.
— Отлично, наконец-то ты очнулся. — На его лице появляется выражение извращенного восторга. — Я умирал от желания встретиться с тобой.
Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать ему, что именно это его и ждет. Хотя больше всего на свете мне хотелось бы вырвать эту цепь из пола и задушить его ею, мне нужно держать эту встречу под контролем, пока я оцениваю ситуацию. Мне еще многое предстоит узнать.
— Приятно наконец-то с тобой познакомиться. — Он лезет в карман серых брюк, явно сшитых на заказ, и нащупывает какую-то безделушку в виде песочных часов, прикрепленную цепочкой к поясу. Размером почти с мобильный. Чертовски странно. В его руке материализуется водительское удостоверение. — Мистер Форд.
Облегчение приятной прохладой разливается по моей груди. Слава богу, я не забыл поменять бумажник перед уходом — мое прикрытие не раскрыто. А поскольку эта карта все еще у меня на руках, я могу решить, как разыграть остальные, пока не буду точно знать, с чем столкнулся.
Моя наблюдательность включается на полную мощность. Я был небрежен с Дольфом, но я не повторю ошибку дважды. Чтобы выбраться отсюда, понадобятся логика и стратегия, а это арсенал, на создание которого я потратил всю свою карьеру. Стараясь дышать ровно, я запоминаю детали, раскладывая их в голове по полочкам.
Судя по мелким морщинам и седым волосам, ему около пятидесяти-шестидесяти лет. Его челюсть тщательно выбрита. Однако самым поразительным атрибутом его лица являются глаза — один жутко светлый, другой темный, как уголь.
Он худощавого телосложения, но я почти не сомневаюсь, что недостаток мускулов компенсируется жестокостью. И хотя он одет достаточно дорого, чтобы соперничать с любым респектабельным главарем мафии, я считаю, что он — нечто совсем другое.
В его глазах вспыхивает любопытство, пока он рассматривает меня так же внимательно, как и я его.
Я демонстрирую бесстрашие или веду себя предсказуемо? Как бы отреагировал обычный мужчина, если бы его накачали наркотиками, избили и похитили? Он бы боялся за свою жизнь. Был бы растерян. Задавал вопросы и умолял освободить его. Я на мгновение задумываюсь об этом…
К сожалению, мой рот иногда делает то, что хочет, поэтому я скрещиваю руки на груди, насколько это возможно, и смотрю на него сверху вниз.
— Хотел бы я сказать то же самое.
С легким весельем он поднимает водительскую карточку, словно это чашка чая, и читает имя и адрес того, за кого я себя выдаю, со всем интересом незнакомца, читающего некролог.
— Наш общий друг, Дольф, сказал мне, что ты фрилансер и ищешь работу.
Я моргаю своим единственным глазом, как будто мне скучно, внутренне закипая от упоминания Дольфа, с которого я хотел бы медленно содрать кожу.
— Так уж совпало, — продолжает он, словно я уже ответил, — я бизнесмен, и у меня есть работа, для которой ты идеально подходишь.
— Как мне повезло.
— О, нет, в этом сценарии, безусловно, повезло мне. — В глазах этого человека практически светятся знаки доллара. — Так много кандидатов не подошли. А вот ты… Мой клиент будет очень доволен.
— Очень лестно, но, боюсь, мне придется отказаться.
— И боюсь, что от этого предложения нельзя отказаться, друг мой. Прошу прощения.
— Понял. Кто ты, черт возьми, такой?
— Ах да, где же мои манеры? — Засунув мои права обратно в карман, он прижимает одну руку к груди. — Я тот, кто определяет, сколько времени тебе осталось на этой земле.
— Я думал, что эта вакансия уже занята. Богом.
Он разглаживает ладонями жилетку костюма в серебристую полоску.
— Ты в сфере моего влияния, жить тебе или умереть — решаю я. Я бы сказал, что Бог — подходящее описание, раз уж ты упомянул его.
— Серьезно? Это психическое расстройство, знаешь ли. Вы с Чарльзом Мэнсоном… божества в своем собственном сознании. — Не обращая внимания на боль, я заставляю свои губы изогнуться в презрительной усмешке. — Если тебе интересно, это никогда не заканчивается хорошо.
— Большинство людей рано или поздно встают на колени, умоляя о пощаде. — Он выглядит таким самодовольным, мне не терпится узнать, что нужно сделать, чтобы вывести его из себя. — Посмотрим, сколько времени это займет у тебя.
— Поскольку я не планирую молиться в ближайшее время, не мог бы ты сказать, как к тебе обращаются на этой планете?
— Не сегодня. — Веселье покидает его лицо.
— Не расстраивайся. — Я знаю, что балансирую на тонкой грани, но ничего не могу с собой поделать. — Это может происходить в преклонном возрасте. Дай знать, когда вспомнишь.
— Дольф забыл упомянуть о твоем восхитительном чувстве юмора. — Он качает головой, один уголок его рта приподнимается, как будто он что-то понял. — Я знаю, о чем ты думаешь.
— Конечно, знаешь. Ты же Бог. — Если бы у меня не были сломаны ребра, я бы рассмеялся.
— Не нужно быть всеведущим, чтобы увидеть жажду убийства в глазах другого человека. Ты думаешь, что будешь тем, кто убьет меня. — Он делает шаг вперед, и я почти поддаюсь искушению броситься на него и посмотреть, хватит ли длины цепи.
Почти.
Но я знаю, что произойдет.
Я сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как ноют мышцы в плече.
— Тебе стоит приберечь эту искру для моего клиента, — продолжает он. — Он будет в восторге от такого вызова.
— Похоже, он веселый парень. Почему бы тебе не рассказать мне о нем? — Как только я отрублю голову змее, я займусь его клиентурой.
Мышцы вокруг его рта подрагивают.
— Как бы мне ни нравилась наша беседа — поверь, она весьма занимательна по сравнению с обычными мольбами и криками, — я просто зашел поздороваться. Пока что.
— Верно, ты, должно быть, очень занят, пытая людей и тому подобное.
— Полагаю, скоро ты это узнаешь. — Эти несовпадающие глаза сканируют меня с ног до головы. — А пока, если тебе что-нибудь понадобится, Роджер будет более чем счастлив оказать помощь. — Когда я поднимаю свою единственную подвижную бровь, он оглядывается через плечо. — Роджер, подойди и поздоровайся с нашим гостем.
Из темного коридора выходит мамонт, его ноги расставлены на ширину плеч, руки сцеплены за спиной, а лицо лишено всякого выражения. Он похож на воина-людоеда, с которым я играл когда-то в видеоигре.
Он не здоровается.
— Он застенчивый, — объясняет пожилой мужчина.
— Очевидно. — Я могу только предположить, что Роджер — это ответ на загадку, как я перебрался с пола на кровать прошлой ночью. Я представляю себе, как людоед несет меня, словно девицу в беде, и решаю, что не хочу этого знать.
Он просто еще одно препятствие, которое нужно обойти — после того, как я разберусь с кандалами, дверью и тем фактом, что меня, похоже, снимают на камеру двадцать четыре часа семь дней в неделю. А пока мне нужно поддерживать разговор. Я все еще не узнал достаточно, чтобы разработать план.
— Подожди. — Я окликаю мужчину, когда он выходит в коридор, заставляя его приостановиться. — Этот твой клиент… Я скоро с ним встречусь?
— Пока нет, — говорит седой мужчина. — Но не волнуйся, когда придет время, я оставлю тебе что-то вроде сувенира. Прощальный подарок. Тогда ты поймешь.
Что это, черт возьми, значит?
Превосходство сочится из его пор, как нефтяное пятно. Его губы слегка приподнимаются с одной стороны.
Я видел слишком много таких, как он, этих бизнесменов, которые наживаются на других. Лишенных сочувствия. Они руководствуются нарциссической потребностью достичь цели, независимо от того, кто будет использован или растоптан в процессе. Они делают это ради денег и потому, что могут.
— Отдохни немного, — добавляет он. — Мой клиент ожидает, что ты будешь в отличной форме. И если я чем-то и известен, так это своим умением подбирать товары высочайшего качества.
Мои руки трясутся. Я в нескольких секундах от того, чтобы воспламениться самому, испепелить эту тюрьму, в которой бесчисленное множество людей содержат как скот, пока ждут, что кто-нибудь предложит подходящую цену. Я даже не могу ответить, я так…
Черт.
Может быть, я сам напросился на это, со своими самоубийственными миссиями и неудачным выбором жизненного пути. Но если я прав, и это тот человек, который похитил Сару…
Мысли о том, что она попала в ловушку этого кошмара, почти достаточно, чтобы сломать меня, а я не могу позволить этому случиться.
Если дерьмо, через которое я проходил все эти годы, и готовило меня к чему-то, то пусть я стану тем, кто остановит этих ублюдков. Кто-то должен это сделать, иначе кошмар никогда не закончится. Люди будут продолжать умирать. Правосудие никогда не восторжествует.
Это должен быть я.
— Не стесняйся помахать камере в углу, если тебе что-то потребуется, — говорит он, направляясь к дверному проему. — Роджер сейчас подойдет. — Его тон вежливый, но я слышу скрытую угрозу.
За нами всегда наблюдают.
— Знаешь, на самом деле тебе очень повезло. Большинство из нас понятия не имеют, как покинут этот мир. Здесь же ты будешь точно знать, когда твое время подойдет к концу. — Он оглядывается через плечо, прежде чем выйти в коридор. — Даже Бог так не поступает.
В моей карьере было много имен. В полиции меня звали Портер. А потом — мое лучшее прикрытие, Ник Форд. Маркус Мори убедил педофила проехать через три штата в отель, где его ждал несовершеннолетний подарок на день рождения.
Спойлер: вместо этого я отвез его прямиком в тюремную камеру.
Эндрю Бенсон мог достать любое запрещенное вещество, известное человеку, а Лайл, он же Фантом, был наемным убийцей.
С ним было весело.
Были и другие сомнительные с точки зрения морали личности — все они служили для того, чтобы отсеять отбросы общества, пока жертвами не стали невинные. Я занял эту нишу благодаря детству, наполненному чувством вины, которое я не мог контролировать — если послушать назначенного департаментом психолога, к которому меня заставили ходить, — и я чертовски хорош в этом.
Я дрожу, но не от страха. Обычно я был на десять шагов впереди, готовый ко всему, а сейчас я просто… блуждаю в темноте.
Это выводит меня из себя.
Под защитой прикрытия я всегда чувствовал себя свободным и мог делать все, что нужно. Я — это я, но не я. И, как выясняется, Ник Форд не менее смертен, чем Айзек Портер.
Теперь, когда смерть кажется неминуемой, я обнаружил, что мне не все равно.
Вот такие дела.
Тук, тук, тук.
— Николас? Ты здесь?
О, точно. По ту сторону стены женщина. И поскольку я не в настроении общаться с людьми, скоро она станет счастливой обладательницей моего вымещенного на ней разочарования.
— Я прикован к полу, как ты думаешь? — В горле такое ощущение, будто я проглотил стекло.
— Я просто хотела…
— Я не хочу разговаривать, — огрызаюсь я.
Долгое время стоит тишина, пока я не понимаю, что я идиот. Ведь эта женщина — источник информации, и поскольку вряд ли мой похититель будет откровенен, она может быть всем, что у меня есть.
Черт.
Мне придется быть чертовски обаятельным, не так ли? Где чертов Таннер, который идеально справляется с общением с гражданскими?
На то, чтобы подняться на ноги, уходит пара минут, но мне удается сделать несколько шагов к голой стене. Посмотрев на нее с минуту, я стучу.
— Привет. — Ответа нет, поэтому я жду минуту и пытаюсь снова. Мило. — Если я напугал тебя раньше, мне… жаль.
Последнее слово застревает у меня в горле. На мой взгляд, извинения стоит приберечь для тех редких моментов, когда ты искренне намерен изменить свое поведение. В противном случае оно бессмысленно.
Поскольку я ненавижу обязательства, это слово не часто встречается в моем лексиконе.
— Я думала, ты не хочешь разговаривать. — В ее тоне звучит настороженность.
— Да, но если бы ты меня знала, то не приняла бы это на свой счет.
— Все в порядке. Никто не бывает в хорошем настроении, когда приходит в себя в той комнате.
Это вызывает много вопросов. И поскольку я — это я, я не задумываюсь, прежде чем перейти к полномасштабному допросу.
— Сколько именно людей прошло через эту комнату?
— Эм… не знаю. Слишком много.
— Ты с ним? — Хотел бы я видеть ее, чтобы знать, соврет ли она.
— Что?
— Человек, который только что ушел. Ты работаешь с ним? — Не зря я всегда играл роль «плохого полицейского».
— Н-нет. Не работаю. Я не…
— Тогда кто ты? Что ты там делаешь?
Молчание.
Вероятно, я слишком резок.
С глубоким вздохом я прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол. Вот почему я никогда не работал со свидетелями.
— Я не работаю с ним, — наконец отвечает она. — Я такая же, как ты.
— Конченный сукин сын, который только что совершил самую глупую ошибку в своей жизни?
Она издает тихий звук. Больше похожий на рыдание, чем на смех.
— Заключенная, Николас.
— Я не заключенный… — Взглянув на кандалы, я проглатываю бессмысленное опровержение и уступаю. — Зови меня просто Ник.
И тут она произносит слова, которые переворачивают мой мир с ног на голову:
— Привет, Ник. Я Эверли.
Это имя шокирует меня. Я слышал его всего один раз, но могу представить себе женщину, которой оно принадлежит, так же ясно, как если бы она стояла передо мной — начинающая модель, ставшая безумно популярной в социальных сетях. Мужа застрелили, а девушка растворилась в воздухе.
Дело в том, что это случилось два года назад, как раз перед тем, как похитили Сару.
Черт возьми. Я уже почти потерял надежду.
Я втягиваю воздух через нос, но легкие не хотят наполняться, и прямо сейчас воздух кажется чертовски разреженным.
Я только что нашел Эверли Кросс.