Разочарованная, или Проклятье Чёрного герцога

2

Мы позвонили в обшарпанную деревянную дверь, открыла молодая красавица в цветастом платье. Пригласила в комнату.

У неё однушка, далеко идти не пришлось. Мы с Натой сели возле круглого стола, накрытого дешёвенькой скатертью. Напротив старая советская ещё стенка, за нами — односпальная кровать и ковёр на стене. Дневной свет с трудом пробивался через плотные тёмные шторы. Горели свечи, перед нами стоял хрустальный шар на подставке. По виду — ненастоящий, а как на Новый год продают. Взболтаешь его, а там хлопья, как снег.

Театральное представление в исполнении Анжелики тоже вышло дешёвеньким. Она и дочку мою увидела, и что у неё уже родился малыш. И что рядом с ней прекрасный мужчина — любящий, заботливый, очень богатый и важный. Что дочь моя ходит в шёлковых платьях, как новогодняя ёлка, увешана драгоценностями, и на голове у неё золотая корона. И все ей кланяются чуть ли не в ноги, а муж носит на руках. И всё в жизни моей дочери шоколадно, одно только плохо — она страшно скучает по мне.

— А что же этот любящий муж-миллионер даже на дешёвенький телефон для моей девочки разориться не может?

Гадалка поводила над шаром руками.

— У них там нет телефонов.

— Вы это серьёзно? — возмутилась Ната.

А мне стало смешно. Больно и так обидно, что меня тут за дуру держат. Гады они все, что старые, что молодые. Сволочи, наживающиеся на чужой беде — Ната права.

— Придумали бы что-то получше, честное слово. — Я встала.

— Что вижу, то говорю. — Гадалка поджала губы, вздёрнула подбородок, глаза заблестели. — Я не вру. Могу и ваше будущее рассказать, хотя вы и не просили.

— Давай.

Я снова села. Достала кошелёк и выложила на стол ещё одну купюру.

— Совсем скоро, недели ещё не пройдёт, вы встретитесь с дочерью, увидите и её малыша, и мужа. А потом, недели через две или даже раньше встретите человека, который станет вашим мужем. И будете вы жить с ним очень хорошо. У вас с ним мальчик родится.

Хотела посмеяться, а слёзы брызнули из глаз. Из глубин души полезло такое, аж руки затряслись.

— Ну что ж ты за дрянь! — Не выдержала, вскочила на ноги. — Анжела мой единственный ребёнок. Другого не будет, я родить не могу. Я замуж потому не выходила, что мне мужику нечего дать.

А эта мерзавка смотрит на меня большими глазами, нос вздёрнула — гонору в ней, будто она тут не сказки из воздуха сочиняет.

— Я правду говорю, сами увидите!

Схватила хрустальный шар. Голову бы им этой гадине проломила, да Ната не дала. И всё же я отомстила — запулила шаром в стену. Красиво б было, если б осколки разлетелись фонтаном. Но пластмассовый шар всего лишь треснул, и жидкость вытекла на старый ковёр.

Не глядя на причитающую над своим сокровищем гадалку, выгребла из кошелька остатки денег, бросила на пол. Гулять, так гулять. Рубить концы, так чтобы связать назад ни сил, ни желания не осталось.

— Купи себе что-нибудь подороже. А то тут ненастоящее всё.

Выходя, дверью так хлопнула, что в ушах загудело.

— Стало легче? — спросила Ната, заглядывая в глаза.

— Немного. И ты права, хватит уже этого цирка. — Плюнула лживой гадине на порог и ушла с мыслью больше никогда сюда не возвращаться.

...Чтобы спустя три дня вновь постучаться в обшарпанную деревянную дверь.