В моей жизни всё так изменилось.
Валентайн не идеал, так и не избавился от авторитарных замашек и привычки решать всё за других. Временами ведёт себя будто упрямый осёл, но, как ни смешно, я даже радуюсь нашим спорам.
Бывает настолько идеальное «всё хорошо», что самой себе позавидуешь. И снятся кошмары, в которых реальность кажется сном. Но наступает день, и о чудо, он вновь оказывается бессовестно, бесстыдно счастливым.
Пока не приходит вечер, когда я слышу:
— Свадьба уже завтра, родная.
— Я помню.
— Готова?
— Иногда мне всё это кажется сном. Я боюсь, что однажды проснусь в своей постели, и вновь буду чувствовать одну только боль из-за того, что потеряла Анжелу, и не знаю ни что с ней, ни где её искать.
— Иногда, — вторит мне Валентайн, — мне снятся сны, в которых я вновь заключён в металлической тюрьме, и из неё нет выхода, кроме как в ад, и пытка бессмертием кажется вечной. А потом я просыпаюсь, открываю глаза, вдыхаю, и кровь быстрее бежит по венам. И я чувствую, что живу. А иногда за время сна я умудряюсь отлежать себе руку или спину. Тело ноет, а я радуюсь тому, что чувствую боль. Она делает моё существование реальным. А знаешь, что ещё лучше доказывает мне, что я снова живой?
Он вглядывается в моё лицо, будто старается запомнить его навсегда.
— Когда я смотрю на тебя, в моём сердце поднимается буря. С тобой я чувствую, что живу.
Валентайн прижимает мою ладонь к своему рту, и по движению его губ я читаю: «Люблю».
Он непростой, иногда идеальный, иногда очень жёсткий, но в груди что-то сладко сжимается каждый раз, когда я вижу его. И я верю тому, что говорит мне моё сердце. Это любовь, а ведь я не верила, что в моём возрасте и с моим опытом это возможно.