20

Я смотрела в его холодные чуть насмешливые глаза, и у меня всё быстрей билось сердце. Если бы герцог меня хотя бы немного жалел, ради внуков и дочери, я бы и в ноги к нему бросилась, и молила бы о спасении жизни. Но после пяти сотен лет, проведённых в заключении, уверена, способность жалеть и сочувствовать в этом человеке полностью атрофировалась.

Всё, что я могла сделать — предложить ему сделку, как акуле бизнеса, без сантиментов и с явной выгодой для него, превышающей расходы и неудобства.

Учитывая, что сама я ничем интересным для него не владею — придётся продать ему воздух.

— Прошу, помогите мне, Ваша Светлость. К огромному сожалению, мне нечего вам предложить, кроме собственной благодарности и благодарности королевской семьи. Если вы спасёте меня или хотя бы честно попытаетесь это сделать, моя дочь этого никогда не забудет. Я знаю её, для Анжелы долг, тем более долг жизни — не пустой звук. Даже если сейчас вы не нуждаетесь в особом расположении короля и королевы, когда-то это может измениться.

Герцог скрестил руки на груди, наклонил голову к правому плечу. Разглядывал меня, будто я любопытное насекомое или зверёк. Его улыбка показалась мне неприятной.

Удивительно, как вздорный характер портит природную красоту человека. У герцога привлекательное худое лицо. Яркие тёмные глаза, красивый разлёт бровей. От него веет силой, мужской харизмой. Но вот эта глумливая улыбочка, ехидненькая усмешечка — как ложка дёгтя в бочке не такого уж сладкого мёда.

Но какая разница, мне с ним детей не крестить. Лишь бы согласился помочь.

— Я предлагаю вам сделку с последующей оплатой, открытый чек, в котором вы сможете вписать нужную сумму или, скорей, услугу, которую вам окажут из благодарности за помощь мне. Иметь в должниках королевское семейство — отличный актив. Рекомендую моим предложением воспользоваться и сделать это как можно скорей.

— Даже скорей?

— Именно. Моё предложение ограничено по времени, причём по двум причинам. Первая — товар. Я могу умереть, и тогда некого будет спасать. Вторая — откат. Есть вероятность, что мой зять потеряет терпение и начнёт давить на вас. И вы в его глазах превратитесь в преступника, имеющего возможность спасти человека, но без особой причины отказывающегося это сделать. Убивающего бездействием всего лишь из вредности или каприза. И тогда ваш потенциальный актив превратиться в обременение. Даже если вы спасёте меня, подчинившись принуждению короля, размер его благодарности снизится. Ведь это не вы будете спасать меня по собственной воле, а он будет бороться за мою жизнь, принуждая вас к доброму поступку.

Герцог Валентайн внезапно захлопал в ладоши. Он делал это медленно, чётко и громко. Аплодисменты вышли, скорей, издевательскими и зловещими, чем подбодрили меня.

— Ни слёз, ни рыданий, одна холодность и трезвый расчёт. Браво, леди-иномирянка.

Я смотрела в его лицо, терпеливо ожидая решения.

— В вашем плане по обременению меня собой есть одно упущение. Убедившись в этом на практике, уверен, вы сами откажетесь от своего предложения и с криками убежите, забудете, как о жутком кошмаре, о желании мне докучать.

Он встал, и я поднялась тоже. Страшно хотелось потереть от волнения ставшие холодными руки.

— И что же это за упущение?

— Процесс лечения, верней, облегчения симптомов. Следите за тем, что я делаю, крайне внимательно.

Он шагнул ко мне ближе, и, как и вчера, внезапно всё переменилось. Не самый приятный, но, в общем-то, обычный мужчина вдруг стал казаться исчадием ада. Его глаза стали темнее, чем прежде. Захотелось зажмуриться, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Я едва заставила себя оставаться на одном месте, такая тревога меня охватила.

Герцог подошёл ко мне вплотную, и я всё же не выдержала, опустила взгляд. А он двумя пальцами ухватил шарф, которым я скрыла следы вчерашнего проклятья. Потянул за украшенный вышивкой край, и тонкий шёлк заскользил по коже, открывая красные пятна и синяки.

Мужчина наклонился ко мне, и его тёплое дыхание коснулось шеи. По спине пробежал холодок, и сердце стало биться так, как никогда прежде. Словно хотело пробить дыру в рёбрах и сбежать из груди.

Герцог замер. Несколько мгновений ничего не происходило. Я стояла, буквально не дыша, в ожидании неизведанного. Смотрела прямо перед собой — так получилось, что на чёрный сюртук герцога, украшенный малозаметной издали, а вблизи ясно различимой вышивкой чёрным и серебряным шёлком.

Портной выбрал необычный узор — змей, сплетающихся в смертельных объятиях, воронов, сверкающих глазами-агатами, голых ветвей деревьев, или их корней — понять невозможно. Мои глаза будто приклеились к драгоценным бусинам, изображающим глаза каркающей птицы.

Наконец, когда не дышать стало физически невозможно, я шумно вдохнула ртом. И именно в этот миг герцог решил укусить меня за шею. От неожиданности я дёрнулась, и мужчина схватил меня за плечи.

Сказать, что укус вышел болезненным — не сказать ничего. Он пришёлся в то место, где находился самый крупный синяк, что умножило болезненные ощущения.

Я заорала, начала вырываться, замолотила кулаками по кажущимся железными плечам и груди. Попыталась лягнуть герцога, что с этими всеми юбками — та ещё задача. А он всё пытался меня сожрать, ну точно как в фильме про зомби.

А Констанс ведь предупреждал, что герцог не вполне человек.

Загрузка...